Republic - Покажи свою переписку. Бороться за свободу интернета в России уже давно поздно
res_publica7 июня 2019 г. Михаил Шевчук.
Наступление ФСБ и Роскомнадзора на «Яндекс» и Tinder не встретит и не могло встретить никакого сопротивления.
Российские спецслужбы в кооперации с Роскомнадзором за несколько дней дали пользователям рунета сразу два новых повода для беспокойства за приватность своих данных и переговоров: сначала стало известно о том, что сеть Tinder, подчиняясь требованиям «закона Яровой», согласилась на внесение в реестр организаторов распространения информации, а затем РБК сообщил о требовании ФСБ к «Яндексу» о предоставлении ключей для дешифровки данных пользователей сервисов «Яндекс.Диск» и «Яндекс.Почта» – и об отказе компании это сделать.
Представители Tinder заявляют, что передача данных о самой сети, необходимая для включения в реестр, вовсе не означает передачуданных ее участников. Однако по закону присутствие в реестре подразумевает обязанность компании хранить содержимое переписки в течение полугода и предоставлять ее по запросу спецслужбам. Какое решение она примет, столкнувшись с таким запросом на практике, неизвестно.
Поскольку Tinder – сервис онлайн-знакомств, намерение ФСБ взять под контроль – пусть даже гипотетически – переписку пользователей означает прямое вторжение не просто в частную, а в интимную жизнь россиян.
Не меньшим вторжением выглядит и атака на «Яндекс»; сервисы российского интернет-гиганта популярны настолько, что дешифровка трафика внутри них будет означать возможность контроля действий большинства пользователей. Компания аккуратно возразила: интересы безопасности она полностью разделяет, но считает, что тотальная дешифровка для этих целей вовсе не обязательна. Но выполнила ли она в итоге требование или нет, по-прежнему неясно. Глава Роскомнадзора Александр Жаров загадочно пояснил, что «Яндекс» и ФСБ нашли некое «приемлемое решение», что бы это ни значило.
Мировые тенденции
Тенденция попыток спецслужб взять под контроль анонимную переписку в различных мессенджерах является на самом деле вполне общемировой – на это, как правило, и ссылаются сторонники государственного контроля. Власти многих стран лоббируют предоставление им аналогов «мастер-ключа» для доступа к личным перепискам. Прямо сейчас дискуссия на эту тему не слишком шумно идет в Великобритании: Правительственный штаб коммуникаций (нечто вроде существовавшего до 2003 года в России ФАПСИ) настаивает на создании «протокола-призрака» в любых чатах – грубо говоря, виртуального собеседника «от правительства». Интернет-компании во главе с такими гигантами, как Apple, Google, Microsoft, WhatsApp, выступили в ответ с открытым письмом, в котором протестуют против инициативы (под письмом подписались также правозащитные организации).
Борьба идет с переменным успехом: власти Австралии, к примеру, в прошлом году приняли закон о дешифровке, проигнорироваваналогичные возражения интернет-компаний; а Google недавно отозвала лицензирование ОС Android для китайской корпорации Huawei, спровоцировав мирового масштаба скандал, – компания пошла на это, исполняя распоряжение правительства США, даже не попытавшись хотя бы потянуть время.
С другой стороны, хорошо известен прецедент с требованием ФБР от компании Apple разблокировать айфон «стрелка из Сан-Бернардино» Саида Фарука. Apple отказалась это сделать – даже несмотря на судебный ордер – и ничего страшного не произошло (ФБР просто нашло какой-то другой способ разблокировать гаджет). В другом прецеденте суд встал на сторону Facebook, от которого Министерство юстиции США требовало внедрить механизм прослушки голосовых звонков через мессенджер.
Компании вынуждены лавировать между требованиями властей и интересами пользователей. Тот же Facebook весной объявил о планах широкого внедрения технологий «сквозного шифрования» в своем мессенджере, но при этом компания активно сотрудничает с правительством США, постоянно отвечая на запросы об информации о преступлениях (удовлетворяется 86% запросов, по данным самого Facebook). После недовольства ФБР Марку Цукербергу ничего не оставалось, кроме как объявить о том, что его планы будут реализованы через несколько лет и после консультаций со спецслужбами.
Конец немного предсказуем
Чаша весов пока не склонилась ни в ту, ни в другую сторону, но в России борьба имеет свои суверенные особенности. За «Яндекс» вступился только вице-премьер Михаил Акимов, пообещавший защитить компанию от административного давления: «Мы сделаем все, от нас зависящее, чтобы бизнес-компании, которые обеспечивают России по ряду очень чувствительных позиций глобальное лидерство, никак не пострадали», – сказал чиновник.
Нормативные акты, в соответствии с которыми действуют ФСБ и Роскомнадзор, принимались не просто с ведома, а при участии правительства – но высказывание Акимова на первый взгляд ставит правительство в оппозицию к ФСБ. Повод для оптимизма, впрочем, иллюзорен – когда сенатор Андрей Клишас выступил со своим законопроектом о штрафах за неуважение к власти, его раскритиковали и Минкомсвязи, и даже Генпрокуратура. Что, конечно же, никак не повлияло на успешное принятие закона.
Логика подчинения интернета, кроме того, может быть разной. Допустим, в Германии она обосновывается необходимостью борьбы с hate speech и «фальшивыми новостями»; о тех же мотивах говорит Марк Цукерберг, когда выступает в поддержку государственного (а в идеале – международного) регулирования соцсетей.
В России такой аргумент тоже присутствует, но как всегда вывернут наизнанку – у нас он принял форму закона о запрете на критику власти в интернете; эта критика и понимается под «фальшивыми новостями». В этом, пожалуй, и состоит главное различие – средний западный потребитель может не опасаться хотя бы того, что власти используют контроль над интернетом в политических целях. В России первыми же последствиями закона «об оскорблении» стали штрафы для тех, кто назвал Владимира Путина в соцсетях «сказочным [нецензурно]» или даже «фарисеем».
Стремление бесконечно расширять свое влияние и контроль имманентно присуще спецслужбам всего мира, такова их природа – разницу делает степень сопротивления общества, которое может ограничивать глубину проникновения и устанавливать границы. Дискуссии о свободе интернета не вызывают в России значительного интереса ни среди масс пользователей, ни у парламентариев, загипнотизированных словосочетанием «национальная безопасность», ни, за редким исключением, среди компаний и организаций – подобного тому, какой вызывала в США, например, инициатива об отмене принципа «сетевого нейтралитета». Удивительно, что и у нас скромно делались предложения по закреплению «сетевого нейтралитета», причем на вполне высоком уровне, и неудивительно, что этого никто не заметил.
Можно подобрать довольно много объяснений подобной пассивности: от относительно слабого развития отрасли, в первую очередь с коммерческой точки зрения (по большому счету, кроме «Яндекса» сопротивляться властям почти некому), до примитивного понимания интернета пользовательскими массами, которые буквально за считанные годы открыли для себя сеть, но пользуются ею примерно так же, как раньше пользовались телевидением, не задумываясь о приватности, свободе высказывания и прочих ценностях, когда-то служивших фундаментом интернет-сообщества.
Не так уж и давно оптимисты предлагали дождаться победы «интернета над телевизором». Позже, конечно, интернет в этой схеме заменил холодильник, но никакой победы, по-видимому, не случилось. Интернет, меж тем, действительно обогнал ТВ, также без видимого эффекта (разве что именно агенты репрессивного аппарата стали обращать на него куда больше внимания). Конструкция, в которой интернет представляет собой автономную территорию свободы посреди (или от) пыток в полицейских участках и сомнительных выборов, оказалась нежизнеспособна. Защищать отдельную свободу интернета уже, видимо, поздно – бороться следовало 10 лет назад за те институты, которые могли эту свободу обеспечить.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica