Republic - Не яма, а тупик. Как собянинский урбанизм наконец разоблачил сам себя
res_publica14 августа 2019 г. Георгий Ванунц.
Закрывая самое живое общественное пространство Москвы, мэрия расписывается в провале собственного проекта.
Уходящее московское лето запомнится ироничным противоречием между климатическими и политическими аномалиями. Это, видимо, чувствуют и в мэрии (или там, где, если верить аналитикам, в последний месяц за нее принимают решения), которая решила попробовать поставить символическую точку сезона, чтобы исключить у горожан какие-либо сомнения – оттепель закончилась. Иначе сложно объяснить решение городских властей закрыть ими же созданное в центре Москвы пространство, на протяжении нескольких лет поражавшее и притягивавшее своим вопиющим несоответствием эпохе Сергея Собянина.
В День города, традиционно разделяющий дачный и рабочие сезоны, сотрудники муниципальных служб обнесут забором «Яму» на Хохловской площади – амфитеатр, обустроенный этими же службами два года назад вокруг случайно обнаруженного во время раскопок куска стены Белого города. На прошлой неделе муниципальный депутат Басманного района Виктор Котов сообщил, ссылаясь на прокуратуру, что в самом углублении собираются установить забор, видеонаблюдение и охрану, якобы для дополнительной защиты того самого куска стены. Сейчас же источники The Village утверждают, что мэрия потребовала разработать макеты глухого ограждения всей площади – есть даже фотографии разных вариантов оформления «мобильной декоративной конструкции» высотой три метра.
Оказавшиеся в распоряжении журналистов иллюстрации даже не требуют дополнительных усилий, чтобы сойти за злую шутку про вкусы и нравы авторитарной урбанистики – на них пространство все еще заполнено отдыхающими, вокруг которых ненавязчиво возник сплошной непрозрачный забор. Говорят, на забор даже будут заботливо нанесены QR-коды, чтобы случайный прохожий мог побольше узнать об истории Москвы с экрана своего смартфона. «Заказчик проекта сказал, что забор должен быть интерактивным, “чтобы народ не интерпретировал его как ограничение свободы”», – объяснили журналистам в городском Департаменте культуры.
Какое значение имеет перекрытие небольшого пятачка на задворках вечно гуляющей Покровки в то время, как росгвардейцы страстно ломают мирных протестующих, а Следственный комитет берет по одному заложнику в день? Все то же – других у нас пока не случается – символическое. «Яма», как и открытая примерно в то же время в нескольких километрах от нее «Горка» – облагороженный дизайнерами холм напротив Московской хоральной синагоги – запомнится чиновникам мэрии как не меньшая и не менее неожиданная ошибка, чем недопуск десятка независимых кандидатов на выборы Мосгордумы.
Это вообще главная проблема для людей, которые принципиально ни во что не верят – истрепавшиеся термины и тезисы из презентаций и публичных выступлений имеют свойство иногда оживать в самый неподходящий (да что там – всегда неподходящий) момент. Кто в действительности мог представить, что на фоне многолетней череды чиновничьего хамства, авторитарных законопроектов и национальных скандалов москвичей вдруг взбудоражит какое-то недоразумение – не выборы президента или мэра, а низовая электоральная процедура, скорее по привычке занимающая свое место в институциональном дизайне управляемой демократии? А разве мог условный Петр Бирюков или какой-то безымянный передовик собянинизации Москвы вообразить, что стерильное словосочетание «общественное пространство» из вокабуляра сотрудников модных конструкторских бюро вдруг действительно материализуется во что-то шумное, живое и довольное собой? Куда делись мифические идеальные пользователи «пространств» – мама с коляской и одинокая парочка, обещанные проектными рендерами?
Первое время «Яма» еще более-менее вписывалась в представления о «похорошевшей» Москве с ее расширенными тротуарами и фестивалями ерунды на Бульварном кольце – на ступени амфитеатра аккуратно присаживались посетители ближайшей пиццерии, желанные члены той самой идеальной массовки обновленного «европейского города». Никто уже и не объяснит, как и когда именно что-то пошло не так, но очень скоро это место стало одним из первых пунктов, которые нужно показать заехавшим иногородним, иностранным или эмигрировавшим друзьям. Лучше, конечно, все-таки русским, чтобы они неизбежно выдали свое «Да это же как в Берлине!» Восклицание важное, симптоматичное – чиновник мэрии ведь действительно тоже хотел «как в Берлине», но его небесный Берлин (Лондон? Милан?) – это там, где чисто, сыто и красиво, право собственности защищено на века и можно чуть расслабиться, наконец снять извечный московский забор с ЧОП и любоваться открытым, хорошо постриженным газоном. И, чем черт не шутит, возможно, в один прекрасный выходной день, ну так, дурости ради, воспользоваться велодорожкой, а не частным водителем и черным мерседесом. В конце концов, не зря какие-то непонятные люди так долго объясняли про «удобную городскую среду».
Для другой, чаще летающей в Европу лоукостерами (и все еще унизительно малой) части населения двух столиц Берлин – это когда в зеленой зоне в центре города можно сесть с открытой бутылкой пива, не опасаясь внимания проезжающей полицейской машины или острых взглядов расположившейся в метре многодетной ячейки общества. Примерно это и происходило на Хохловской площади, где вполне мирно уживались встретившиеся после работы офисные клерки, подростки с цветными волосами, высыпавшие на воздух посетители окрестных кафе, полубессознательные забулдыги и перекочевавшие с Чистых прудов субкультурщики с гитарами. Все это пестрое разнообразие средневековой площади (в которой кто-то с ужасом мог разглядеть античную агору) очень быстро обросло собственной мифологией – редко когда у «общественных пространств» появляется собственный коллективный любительский инстаграм с новостями. Важный момент в контексте риторики «хороших лиц» – облюбовавшие «Яму» москвичи точно никак не укладывались в удобный образ распоясавшегося «среднего», «креативного» или какого-то еще класса, который принято противопоставлять скромному, работящему и наделенному рядом прочих достоинств народу. У излишне боязливого буржуа даже вполне могло прихватывать сердце при виде всей этой цветущей сложности с уличными поэтами и музыкантами, стенами из бутылок, спонтанными кинопоказами, пьяными криками и нескромными поцелуями.
Такое место могло бы стать небольшой позитивной приметой путинского царства стабильности. Если на парк Горького с его декорациями и динамиками тоталитарного Диснейленда в последнее время стало принято скорее ругаться, то «Яма» с непривычки производила даже слишком сильное, несоразмерное своей задумке впечатление – «да, выборов у нас нет, зато на улицах наконец появляются места, где чувствуешь себя свободным человеком, 10 лет назад такого не было, что-то все-таки происходит». Показательно многомесячное замешательство власти, которой это «происходит» очень быстро не понравилось – на Хохловской площади действительно вплоть до этого лета не останавливались полицейские машины. Вопреки всем нормативам вдруг оказалось, что если позволить большому количеству горожан собираться в одном месте и спокойно распивать алкогольные напитки, ничего ужасного не произойдет – никаких убийств, массовых драк или нападений на прохожих. Пожалуй, слишком подрывная картина для режима, легитимирующего себя через дискурс безопасности.
Насилие в итоге пришлось завозить самим агентам власти – то ли по звонку, то ли по личной инициативе в «Яму» стали наведываться отряды нашистской общественной организации «Лев против», очевидно, с миссией указать москвичам на их ошибки в эксплуатации общественного же пространства. Серия мелких стычек закончилась тем, что бородатые общественники из «Льва» получили обязательный кортеж из автозаков. Завсегдатаи «Ямы» ответили артистично – каждый вечер десятки людей карнавальной процессией увязывались за круговым обходом «Льва», снимая его лидера на мобильные телефоны и атакуя разговорами. Окончательно все превратилось в совместный гражданский перформанс, когда кто-то додумался принести большую колонку и включить музыку из «Деревни дураков».
Так, не рассчитав, власть сама стерла границу между общественным и политическим. Вопиющее нежелание москвичей подчинять свой уличный досуг духу похорошевшего города и правильно пользоваться удобным общественным пространством натолкнулось на разочарование их благодетелей из мэрии. По неизвестным причинам спускать на нарушителей порядка росгвардейцев с дубинками не стали (хотя пластиковых стаканчиков на землю было выброшено немало), безобразие было решено прекратить другим испытанным методом – забором с тематическими декорациями. Для мэрии это хоть и локальный, но очередной чувствительный удар – из созидателя бесстыдного, но бесспорного городского благолепия Сергей Собянин все активнее развоплощается в еще одну голову все той же клептократически-силовой гидры. Извечная классовая мечта «продвинутой» части российских управителей совместить инновацию и реакцию, комфорт и контроль очень буквально наталкивается на собственный физический предел, в этот раз состоящий из тел управляемых, которые предательски отказываются сотрудничать в ее реализации.
Конечно, все это курьезная мелочь по сравнению с 50-тысячным протестом и уголовными делами. И все же слишком изящная семантика – людям вырыли целый амфитеатр для того, чтобы они могли полюбоваться куском стены. Стена была грубо проигнорирована, люди оказались друг другу интереснее. Возможно, о том, как от обиды чиновники решили обнести стену забором, сложится популярная в узких кругах городская легенда. Как и о десятках тысяч людей, выходивших каждую неделю на улицу ради каких-то там выборов в Мосгордуму. В конце концов, это будут нестыдные, а может даже и воодушевляющие страницы будущей фольклорной истории Москвы 2010-х.
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica