Расстановка сил в Магрибе после саммита Россия-Африка или региональная дезинтеграция

В последние годы Магриб демонстрирует признаки ускоренной региональной дезинтеграции в разгар обострения внутрирегиональных конфликтов. За последние несколько лет региональная обстановка в Магрибе ухудшилась. Тенденция усугубилась после одностороннего признания США в декабре 2020 года суверенитета Марокко над спорной территорией Западной Сахары в обмен на нормализацию отношений Рабата с Израилем. Такая динамика рассматривается в Алжире как угроза его национальной безопасности. В Северной Африке продолжается гонка вооружений, порождающая «дилемму безопасности», которая может привести к результату, которого на самом деле не желает ни одна из сторон.

В Магрибе давно прошли те времена, когда лидеры пяти государств, которые создали Союз арабского Магриба (AMU) в 1989 году, заявили о своем намерении «укреплять узы братства, связывающие государства-члены и их народы [и] вносить вклад в поддержание мира, основанного на справедливости и равноправии». Среди руководящих целей, поставленных в учредительном договоре AMU, было «достижение согласия между государствами-членами и содействие тесному дипломатическому сотрудничеству, основанному на диалоге». Тридцать четыре года спустя внутрирегиональные отношения находятся на одной из самых низких точек за всю историю. Сегодня почти все, что можно было отрезать, разъединить или закрыть между двумя наиболее населенными странами Магриба (Алжиром и Марокко), уже отрезано, разъединено и закрыто, что имеет негативные последствия для всего региона. За последние четыре года Магриб столкнулся с повышенной напряженностью из-за различных факторов; некоторые из них обостряли региональные отношения на протяжении десятилетий, в то время как более поздние обострили уже существующую напряженность. Давнее соперничество между Алжиром и Марокко определило динамику сотрудничества и конфликтов в регионе. Двумя основными причинами такого соперничества являются глубоко укоренившееся недоверие между политиками в двух странах и их геополитическое соперничество за гегемонию в Северо-Западной Африке и влияние в соседнем регионе Сахель, на континентальном уровне и за его пределами. 

Тремя основными источниками региональной напряженности являются: 

(1) конфликт в Западной Сахаре; 

(2) внезапное вступление Израиля в Магриб из-за его отношений с Марокко; 

(3) менталитет нулевой суммы, которым руководствуются процессы принятия решений в каждой стране и дипломатическая активность, при которой слабость или предполагаемая уязвимость соседа всегда рассматривается как отвечающая собственным интересам.

Когда в 2011 году начались арабские восстания, и Марокко, и Алжир изначально разделяли схожее восприятие угроз, стоящих перед региональным статус-кво, что привело к кратковременной «оборонительной разрядке». Это сближение вскоре сменилось новым и более интенсивным периодом соперничества.

Исторически регион Магриба сталкивался с многочисленными вызовами и препятствиями на пути достижения эффективной региональной интеграции и сотрудничества. Надежды на существенную политическую и экономическую интеграцию были недолговечными после создания AMU, поскольку недоверие и межгосударственная политическая напряженность — особенно между Марокко и Алжиром по поводу статуса Западной Сахары — осложнили консолидацию проекта региональной интеграции. 

Положение дел в регионе иллюстрируют два примера: 

(1) последний саммит глав государств-членов АМU состоялся в 1994 году;

(2) объем внутрирегиональной торговли между пятью государствами-членами в 2021 году составил всего 2,4% от общего объема торговли группы, что является одним из самых низких процентов внутрирегиональной торговли в мире. 

Хуже того, доля внутрирегиональной торговли даже сократится после закрытия газопровода Магриб-Европа (MEG), по которому алжирский природный газ транспортировался в Марокко, Испанию и Португалию, в ноябре 2021 года из-за обостряющегося соперничества между двумя североафриканскими соседями. MEG является хорошим отражением того, насколько ухудшилась региональная среда. Он был открыт в 1996 году как стратегическая инфраструктура, которая помогла бы консолидировать западное Средиземноморье на основе общих интересов, создавая доверие между соседями, особенно между Алжиром и Марокко. Сокращение расстояний, если для Магриба это было эквивалентом создания Европейского сообщества угля и стали (учитывая важность этой организации для формирования ЕС), закрытие MEG после истечения срока действия 25-летнего соглашения о транзите между двумя соседями без продления, представляло собой, в некотором смысле, свидетельство о смерти этой попытки построения региона посредством совместного процветания. 

По состоянию на июль 2023 года газопровод между Алжиром и Марокко перекрыт, сухопутные границы заблокированы, воздушное пространство закрыто, а дипломатические отношения разорваны. Между двумя странами существует напряженность, и используется любой предлог, чтобы обвинить соседа в недоброжелательности. В феврале 2022 года Марокко создало новую военную зону, граничащую с Алжиром, в то время как последний провел несколько военных учений с боевыми стрельбами вблизи марокканской границы. Президент Алжира Абдельмаджид Теббун пошел еще дальше в марте 2023 года, когда он сказал в интервью, что отношения его страны с Марокко «практически достигли точки невозврата». 

В течение последних трех лет две страны обменивались обвинениями в том, кто виноват в ухудшении двусторонних отношений, причем Алжир утверждал, что Марокко использовало израильское шпионское ПО Pegasus для взлома телефонов нескольких алжирских политиков и военных, а Рабат отрицал такие обвинения и утверждал, что правительство Королевства Марокко никогда не приобретало компьютерное программное обеспечение для проникновения в устройства связи, и марокканские власти никогда не прибегали к подобным действиям.

Ухудшающийся климат между двумя крупнейшими странами Магриба влияет на другие региональные динамики, как показывает продолжающийся дипломатический кризис между Марокко и Тунисом. Традиционная позиция Туниса на протяжении десятилетий заключалась в сохранении нейтралитета в споре о Западной Сахаре. 

В августе 2022 года Тунис принимал японо-африканскую инвестиционную конференцию (TICAD 8), в рамках которой президент Туниса Каис Саид приветствовал в аэропорту лидера Фронта ПОЛИСАРИО и президента самопровозглашенной Сахарской Арабской Демократической Республики (САДР) Брахима Гали, что вызвало гнев Рабата. Тунис утверждал, что Африканский союз (АС) направил прямое приглашение САДР, которая является полноправным членом АС, присоединиться к конференции вместе с Марокко, как это было на предыдущих подобных встречах. Две страны отозвали своих послов и выступили с резкими заявлениями друг против друга. Наблюдатели интерпретировали такой шаг как признак все более заметного влияния Алжира на Тунис, стратегические интересы которого смещаются ближе к Алжиру, чем к Рабату, в контексте ухудшающихся социально-экономических условий и затяжного политического кризиса.

Окончательный статус Западной Сахары был основным источником разногласий между Марокко и Алжиром на протяжении почти полувека. Это является как причиной плохого состояния двусторонних отношений, так и следствием антагонизма и недоверия, которые омрачали эти отношения с момента обретения независимости двумя странами в 1956 и 1962 годах, соответственно. Идеологические различия между Марокко – консервативной монархией — и Алжиром – социалистической республикой – были в основе двусторонних кризисов. 

Однако напряженность в отношениях между двумя странами коренится в различиях, которые носят глубокий характер и выходят за рамки идеологии. Для алжирского руководства была характерна попытка Марокко захватить часть его территории в 1963 году, через год после обретения независимости от Франции, военное противостояние, известное как Песчаная война. Эти воспоминания в сочетании со случайными заявлениями некоторых марокканских официальных лиц и связанных с ними средств массовой информации о том, что части Алжира якобы принадлежат Марокко (например, «Восточная Сахара»), являются источником недоверия и подозрительности среди алжирцев к экспансионистским проектам Рабата. 

На протяжении десятилетий амбиции Марокко по усилению политического и экономического влияния периодически беспокоили алжирское руководство. С момента ухода Испании из своей бывшей колонии в 1975 году Западная Сахара была спорной территорией. Марокко считает ее неотъемлемой частью королевства и эффективно контролирует 80% территории с сильным военным присутствием. Фронт ПОЛИСАРИО — это националистическое движение, которое борется за право коренного народа Западной Сахары на самоопределение. 

ООН считает спорную бывшую испанскую колонию «несамоуправляющейся» территорией в ожидании процесса самоопределения. Аналогичного мнения придерживаются Суд Европейского союза(CJEU) и Африканский суд по правам человека и народов. Спор об окончательном статусе Западной Сахары был замороженным конфликтом на протяжении десятилетий, следуя плану урегулирования, достигнутому сторонами при посредничестве ООН в 1991 году. 

Этой ситуации пришел конец в ноябре 2020 года, когда Фронт ПОЛИСАРИО нарушил режим прекращения огня после того, как Марокко применило силу для устранения блокпоста сахарских протестующих на контрольно-пропускном пункте Гергерат, буферной зоне между территорией и Мавританией. Фронт ПОЛИСАРИО счел это нарушением соглашения о прекращении огня 1991 года и объявил о возобновлении своей вооруженной борьбы за самоопределение Западной Сахары. Группа сторонников независимости также была разочарована отсутствием прогресса в мирном процессе под руководством ООН и тупиковой ситуацией в связи с обещанным референдумом о самоопределении.

Единственным фактором, который больше всего способствовал повышению температуры ранее замороженного конфликта вокруг Западной Сахары за последние десятилетия, была серия из трех твитов тогдашнего президента США Дональда Трампа от 10 декабря 2020 года, в которых США в одностороннем порядке признали суверенитет Марокко над Западной Сахарой в обмен на установление Рабатом полноценных дипломатических отношений с Государством Израиль. Президентское заявление Трампа – одно из последних решений, которые он принял перед уходом из Белого дома, которое стало результатом размолвки между ним и американским сенатором Джимом Инхофом, решительным сторонником Фронта ПОЛИСАРИО, – не помогло продвинуть решение конфликта в Западной Сахаре. Напротив, это ужесточило позиции всех вовлеченных сторон.

Сделка привела к двум важным результатам: 

(1) она заставила Рабат поверить, что заявление США разрешило конфликт в его пользу, что привело сначала к более жесткой внешней политике, развязав кризисы с Германией и Испанией весной 2021 года, а затем к разочарованию, когда стало очевидно, что ни одна другая крупная страна или международная организация – ООН, ЕС, АС или Лига арабских государств – не пошла по стопам Трампа; 

2) это нарушило неустойчивое равновесие между двумя конкурентами за региональную гегемонию в Магрибе, кульминацией которой стал разрыв дипломатических отношений между двумя странами в августе 2021 года, в разгар нарастающего шквала взаимных обвинений, проявлений враждебности и ответных угроз. 

Очевидно, что шаг Трампа, который не был отменен администрацией Дж.Байдена, но и не был продвинут дальше, сделал работу последнего личного посланника генерального секретаря ООН по Западной Сахаре Стаффана де Мистуры, который был назначен в октябре 2021 года, почти невыполнимой. 

Более полутора лет личный посланник не был на территории Западной Сахары – Фронт ПОЛИСАРИО утверждает, что Марокко блокирует его визит, – и попытки возобновить прямые переговоры между сторонами пока провалились. 

Кроме того, поддержка, которую Марокко получило от определенных стран в отношении своего плана автономии 2007 года для спорной территории, оказалась не такой однозначной, как хотелось бы, что поставило переговорную позицию Рабата в менее выгодное положение, чем первоначально ожидалось в конце 2020 года.

Марокко и Израиль имеют долгую историю тайного сотрудничества в разведывательных, военных и миграционных вопросах. Однако официальные дипломатические отношения обе страны установили только в 2020 году, когда согласились нормализовать отношения в рамках так называемых «Соглашений Авраама», серии соглашений при посредничестве США между Израилем и четырьмя арабскими странами. Что касается Рабата, то этот шаг дал ему долгожданное признание США его притязаний на Западную Сахару, а также укрепил сотрудничество с Израилем в таких областях, как безопасность, разведка и военное дело. 

В ноябре 2021 года Марокко и Израиль подписали первое в истории оборонное соглашение, которое закладывает основу для сотрудничества в области безопасности, обмена разведданными и поставок оружия, такого как технология беспилотных летательных аппаратов. Эта динамика рассматривается Алжиром как прямая угроза его национальной безопасности. Когда министр иностранных дел Израиля Яир Лапид посетил Марокко в августе 2021 года, он открыто раскритиковал развивающиеся связи Алжира с Ираном. Алжирцы были в ярости не из-за критики со стороны Израиля, а из-за того, что критика исходила из соседнего Рабата. Министерство иностранных дел Алжира обвинило Рабат в втягивании Израиля в спор между двумя странами в том, что оно назвало «опасной авантюрой.

Большую часть последнего десятилетия алжирская дипломатия находилась в состоянии полулетаргии, отчасти из-за предполагаемого паралича политической системы. Рабат воспользовался этим, чтобы активизировать свою дипломатию. 

В январе 2017 года Марокко присоединилось к АС более чем через три десятилетия после того, как оно покинуло континентальную организацию после принятия Сахарской Арабской Демократической Республики в качестве государства-члена. После выборов нового президента в 2019 году Алжир также активизировал свою дипломатию, пытаясь восстановить влияние, которое он имел раньше в международных делах. 

В ноябре 2022 года Алжир подал заявку на вступление в группу ведущих развивающихся экономик БРИКС – Бразилию, Россию, Индию, Китай и Южную Африку – в рамках шага, направленного на укрепление отношений с группой, на долю которой уже приходится 43% населения мира и которая имеет большую долю мирового валового внутреннего продукта (ВВП), чем G7. Это также могло бы повысить кредитоспособность Алжира через Новый банк развития группы, который предлагает альтернативную систему финансирования существующим институтам, таким как Всемирный банк и МВФ. 

Кроме того, в июне 2023 года Алжир был избран непостоянным членом Совета Безопасности ООН на период 2024-2025 гг., при этом 184 страны проголосовали «за» и шесть «против» (включая Марокко, Израиль и Объединенные Арабские Эмираты). Такое соперничество в напористости внешней политики между двумя соседями происходит без коллективного видения будущего региона.

Несколько авторов описали структурную геополитическую напряженность, сталкивающую Марокко и Алжир друг с другом, как «холодную войну», которая могла бы быть североафриканской версией «арабской холодной войны», термином, используемым для описания борьбы за региональное первенство между Египтом при президенте Гамале Абдель Насере и другими арабскими странами в 1960-х годах. В последние годы некоторые наблюдатели разделяют мнение о том, что в Магрибе возрождается атмосфера холодной войны и что существует желание показать, что конфликт носит не только дипломатический характер, и что он может приобрести военное измерение. Однако другие аналитики больше придерживаются мнения, что напряженность, а не конфликт, стала нормой, утверждая, что издержки военного конфликта – как для действующих режимов, так и для обществ в целом – по-прежнему делают активные боевые действия маловероятными, даже в меньших масштабах.

По-своему, как марокканская, так и алжирская политические системы демонстрируют все более воинственный национализм, направленный главным образом друг против друга. В Тунисе воинствующий национализм сочетается с заговорщической и ксенофобской риторикой, а президент публично поддерживает теорию «великой замены». Факт заключается в том, что многие граждане по всему региону покинули бы свои страны в поисках лучшей жизни в другом месте, если бы могли. Эта широко распространенная готовность к миграции показывает, что неблагоприятные социально-экономические условия продолжают сказываться на значительной части населения региона. Это также отражает многочисленные внутренние сомнения в отношении политических систем и способности соответствующих государств эффективно выполнять свои функции (предоставлять общественные услуги, создавать экономические возможности, бороться с коррупцией и гарантировать социальные права и экономические свободы).

Оборонные бюджеты Алжира и Марокко в 2023 году побьют исторические рекорды, значительно увеличившись по сравнению с предыдущими годами, подтверждая тезис о том, что гонка вооружений между двумя странами усиливается. В 2021 году военные расходы Алжира составили 9,1 млрд долларов США(5,6% его ВВП), в то время как Марокко — 5,4 млрд долларов США (4,2% его ВВП). Ожидается, что в 2023 году оборонный бюджет Марокко достигнет 5,2% ВВП, в то время как ожидается, что Алжир почти удвоит свой собственный оборонный бюджет до 18 млрд долларов США. Растущие доходы от энергоносителей в результате роста цен на углеводороды позволяют Алжиру финансировать такой раздутый оборонный бюджет, который предполагает подписание крупных контрактов на поставку вооружений и возможное финансирование операций за пределами национальных границ. Интересно, что в ноябре 2020 года в конституцию Алжира были внесены поправки, позволяющие размещать его вооруженные силы за пределами страны, что ясно указывает на то, что Алжир может вмешиваться в соседние страны, такие как Ливия, а также участвовать в миротворческих операциях под эгидой Африканского союза, Организации Объединенных Наций или Лиги арабских государств. По данным Стокгольмского международного института исследования проблем мира (SIPRI), который следит за глобальными поставками оружия, в период 2017-21 годов Алжир и Марокко были, соответственно, 11-м и 25-м месте по покупке обычных видов вооружения в мире. В совокупности обе страны импортируют больше оружия, чем остальная часть африканского континента вместе взятая. Этот всплеск вооружений неизбежно порождает то, что теоретики международных отношений называют «дилеммой безопасности». Эта дилемма возникает, когда в анархическом контексте международных отношений «многие средства, с помощью которых государство пытается повысить свою безопасность, снижают безопасность других». Когда это происходит, государства, которые чувствуют угрозу, конкурируют за увеличение своей военной мощи, чтобы чувствовать себя в большей безопасности. Следовательно, меры по повышению безопасности могут привести к напряженности, эскалации или конфликту, которые могут привести к результату, которого на самом деле не желает ни одна из сторон. Порочный круг дилеммы безопасности рассматривается некоторыми учеными как первопричина войны.

Несмотря на то, что Алжир и Марокко – вместе с Тунисом и Мавританией – активно участвуют в Средиземноморском диалоге НАТО, прямое сотрудничество и коммуникация по вопросам безопасности и обороны между двумя основными соседями в текущем контексте практически отсутствуют. Многие наблюдатели считают, что продолжающееся наращивание военной мощи в сочетании с подстрекательской риторикой официальных лиц и в социальных сетях служит руководству обеих стран способом отвлечь общественное мнение от внутренних проблем, а также оправдать выделение огромных средств на укрепление их соответствующих армий. Это особенно актуально в случае Алжира, где военные играют заметную политическую роль, которая оказалась под угрозой после смещения бывшего президента Абдельазиза Бутефлики протестным движением «Хирак» в 2019 году. Излишне говорить, что значительные ресурсы, потраченные на закупки оружия и оборону, отвлекаются от других необходимых и неотложных национальных потребностей, связанных с социальными услугами, инфраструктурой, устойчивостью и модернизацией государства.

Нарастающая напряженность в Магрибе является напоминанием о том, что происходящее там имеет последствия далеко за пределами его территории. В настоящее время члены AMU далеки от того, чтобы обеспечивать безопасность и стабильность в соседних регионах. Мало того, что между Алжиром и Марокко наблюдается сходство с холодной войной, Тунис также сталкивается с социально-экономическим кризисом, который только углубился после захвата власти президентом Кайсом Саидом в июле 2021 года. Ливия, со своей стороны, все еще страдает от последствий более чем десятилетней глубокой нестабильности, вооруженного конфликта и неудачных попыток залечить глубокие внутренние переломы и построить законные государственные институты. При нынешнем положении дел случайная или преднамеренная искра может воспламенить Магриб, дестабилизируя его соседей на севере через Средиземное море и на юге в и без того нестабильном регионе Сахель. В текущем контексте идея продвижения региональной интеграции в Магрибе кажется полностью устаревшей и оторванной от реальности, тогда как она никогда не была так важна, как сегодня.