Рабыня Корабль Рыжий Дьявол

Рабыня Корабль Рыжий Дьявол



>>> ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ <<<

































Рабыня Корабль Рыжий Дьявол
Установите быстрый Яндекс.Браузер
Установить
Закрыть
0+
Реклама
События сериала, снятого по роману бразильского писателя Бернардо Гимарайнша, разворачиваются в сороковые годы XIX века в уютном поместье недалеко от города Кампус, что в долине реки Параиба. Главная героиня – молодая и красивая бразильянка Изаура. Ее трагедия в том, что она рабыня, которой приходится терпеть домогательства своего хозяина – богатого владельца сахарной плантации сеньора Леонсио Корреа ди Алмейда. Счастье Изауры маячит где-то далеко впереди, и по пути к нему на долю девушки выпадет немало испытаний.
Глава семьи – командор Алмейда. Он владелец сахарного завода и двух прядильных цехов. Жестоко обращается с рабами. Плохо относится к Изауре, и она не знает, почему – тайна ее рождения покрыта мраком.
Тема рабства лейтмотивом проходит через весь фильм. Изаура задается вопросом в духе Достоевского: "Почему мы рабы? Почему некоторые люди считают, что они вправе порабощать других?"
Из Европы возвращается Леонсио – сын хозяев. Рабы, давно живущие в доме Алмейды, за глаза называют его полным ничтожеством. Приезд Леонсио меняет жизнь Изауры: пораженный красотой девушки, он начинает к ней грязно приставать.
Изаура любит Тобиаса. Они тайком встречаются. Тобиас с сестрой подозревают, что на фазенде Алмейды что-то происходит: их рабы голодают, ходят в лохмотьях, страдают от оспы и лихорадки. Они считают, что Леонсио не заслуживает права называться человеком, и хотят вывести его на чистую воду. Но Леонсио убивает Тобиаса.
Изаура узнает от кухарки Женуарии тайну своего рождения. Оказывается, много лет назад командор положил глаз на живущую у него рабыню Жулиан. А когда не смог преодолеть ее отвращение к себе, сослал на плантацию. Там ее приютил управляющий. Узнав об этом, командор выгнал его, а Жулиан умерла при родах, так и не увидев дочку. Жена командора стала ее крестной и поклялась вырастить девочку, как родную дочь. Изаура всегда напоминала командору о его старых грехах.
В жизни девушки появляется Алваро, в которого она впервые после гибели Тобиаса влюбляется без памяти.
Изаура узнает, что ее отец жив и все время находился рядом. Сеньор Мигел копит деньги, чтобы выкупить дочь.
Леонсио наказывает сбежавшую с Алваро Изауру. Сначала ее привязывают к столбу, а после отправляют на плантации – она рубит тростник и живет воспоминаниями об Алваро.
Изаура находит письмо якобы от Алваро, который просит прощения у Леонсио и сообщает, что женился два месяца назад. Он пишет, что готов купить Изауру по разумной цене, когда Леонсио от нее устанет. Шокированная Изаура принимает предложение Леонсио: выйти замуж за хромоногого раба Белшиора в обмен на свободу.
В разгар церемонии врывается вооруженный Алваро и сообщает, что Леонсио объявлен банкротом, а он, Алваро, выкупил у кредиторов все его долги. И теперь фазенда вместе с рабами принадлежит ему.
Леонсио арестовывают, он кончает жизнь самоубийством. Изаура выходит замуж за Алваро и обретает долгожданную свободу.
Выберите, какие темы вам нравятся, чтобы получать больше интересных материалов в ленту

Глава 10. уроки рыжего дьявола
Краткое содержание легендарной "Рабыни Изауры" (+ фото!) | Яндекс Дзен
Читать Рыжий дьявол онлайн (полностью и бесплатно)
Видео Корабль невольниц / Dorei-sen (2010) :: альбом Фильмы, Фильмы...
Чехин Сергей Николаевич. Рыжий дьявол
— Мы знаем о вас немало! Почти все! Знаем, что вы долго сидели, были на Колыме, на пятьсот третьей стройке и в „Краслаге". Освободились из заключения в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. И после освобождения находились в ссылке в наших краях. А потом из ссылки бежали… Где вы, кстати, шатались все последнее время? Вот только это одно неизвестно.
— Где я был, там меня уже нет, — сказал я. — Предположим, что в самой глуши, в Заполярье. Да какая вам разница? Обстоятельства теперь переменились.
Разговор этот происходил в Абакане, в областном комитете партии. Стояла снежная суровая зима 1954 года. За окнами густыми хлопьями падал декабрьский снег. Даже не падал, а, скорее, висел, затмевая даль и налипая на стекла. В кабинет сочился серый, какой-то зябкий свет. Человек, с которым я беседовал, Николай Димитрович Кудрявцев — заведующий отделом пропаганды и агитации — сидел за огромным, заваленным бумагами столом. А я помещался напротив — в потертом кожаном кресле для посетителей.
Облокотясь о стол, Кудрявцев негромко сказал:
— Вы правы. Обстоятельства, действительно, переменились. После смерти Сталина партия приняла новый курс… Но все же не надо думать, будто она переродилась и отказалась от главных своих установок и правил. Отнюдь! — он поднял палец. — Вопрос о бдительности, о контроле — остался…
— Это все понятно, — досадливо проговорил я. — Но потолкуем конкретно… Обо мне… Областная газета начала печатать мои стихи и очерки. И главный редактор теперь согласен взять меня на работу. Но тут все зависит от вас — так он мне заявил. Без вашего согласия он якобы ничего предпринять не может.
— Натурально, — усмехнулся Кудрявцев, — газета всецело подчиняется нам.
— Ну, а мы тоже, в принципе, не против. Но существует общее правило: в партийные учреждения и, в том числе, в редакцию газеты, не принимают людей непроверенных, так сказать, с улицы… А вы как раз такой! Уж извините.
— Самый простой вариант и самый для вас лучший — устроиться на какую-нибудь другую работу. А уж потом мы вас переведем… Но только — потом! Сначала приглядимся, присмотримся…
— Да к чему, собственно, присматриваться-то, — начал я… И тут же умолк. Понял: передо мною — стена! Ее не прошибешь и не поколеблешь. И обойти ее тоже нельзя. Надо смиряться — ничего не поделаешь! — Вы говорите — устроиться, — вздохнул я. — Но куда? Куда? Может, вы мне посоветуете?
— А что вы, собственно, умеете? — поинтересовался Кудрявцев. — У вас есть какая-нибудь „мирная" специальность? — И потом добавил, помедлив: — Насколько нам известно, вы были блатным… Профессиональным вором…
— Чепуха все это, сплетни! — воскликнул я возмущенно. — Ну, посмотрите на меня: разве я похож на блатного?
Кудрявцев прищурился, разглядывая меня. Потом сказал добродушно:
— Вообще-то лицо у вас уголовное. Что-то есть в нем такое… — он пощелкал пальцами, — специфическое…
— Ну, не знаю, — пожал я плечами, — не знаю, что вам померещилось. Во всяком случае, я по специальности художник-график. Иллюстратор. И, между прочим, хорошо знаком с оформлением и производством газеты.
— Что-о? — удивился Кудрявцев. Брови его полезли вверх, губа отвисла. — Это каким же образом?
— Так ведь я — старый фронтовой журналист! — пояснил я, глядя на собеседника невинными, чистыми „голубыми глазами". — Вам об этом разве не докладывали?
— В общем, да, пришлось… А кто тогда не сидел?
— И арестовали вас за железнодорожный грабеж, не так ли?
— Эх, да какой там грабеж, — махнул я рукой. — Просто в поезде началась облава. Чекисты искали каких-то бандитов… Никого не нашли, ну и стали хватать всех подряд. Так вот я и попал. А ведь тогда, при сталинском режиме, как было? Если уж попался — то не вырвешься…
— На Украине, в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Помните, какое было время?
— Конечно. Но все-таки… — он насупился, бормоча: — Странно как-то… Непонятно…
И вдруг потянул к себе лежащий на углу стола свежий номер газеты.
— Да, — сказал я нагло. — Еще какой!
Кудрявцев с треском развернул газету и потом, постукивая ногтем о крупный верхний, идущий через весь лист заголовок, сказал:
— Существует определенная журналистская терминология. Вот как, например, такой заголовок называется?
— Так. Ну, а это? — Он указал на большую статью, помещенную в самом низу страницы.
Я отвечал легко и небрежно. И с благодарностью вспоминал в эту минуту старого своего лагерного приятеля Роберта Штильмарка. Три года назад, на знаменитой пятьсот третьей стройке, он обратил внимание на мои стихи и песни — поверил в меня как в литератора. И как-то раз подарил мне книгу „Оформление и производство газеты", которую он принес с воли и постоянно хранил при себе. Вручая ее мне, он сказал: „Прочти и запомни — на свободе это тебе пригодится!" И хотя я плохо тогда представлял себе свое будущее и не очень-то верил в добрые перемены, я все-таки книгу принял. И пронес через многие этапы и штрафняки. И частенько читал ее, валяясь на грязных дощатых нарах… И вот теперь прочитанное действительно пригодилось, внезапно выручило меня. Я даже и не предполагал, что так хорошо смог все это запомнить! Кудрявцев же и вовсе был потрясен моей эрудицией. Проэкзаменовав меня и сложив газету, он сказал, закуривая:
— Получается какая-то путаница. Вы, я вижу, специалист. Что ж, это упрощает…
Я встрепенулся при этих его словах, напрягся выжидательно. Теперь, подумал я, разговор пойдет по-иному… Может, он все-таки переменит решение?
— В общем, так, — сказал он, стукнув ладонью о край стола, — прежний уговор остается в силе. А с работой, что ж, поможем, подсобим! Вот кстати, — он заглянул в настольный блокнот, — у нас в Алтайском районе,[1] в селе Очуры открыт сельский клуб. Требуется заведующий… Думаю, это вам на первых порах подойдет. — И посмотрел на меня пристально. — Ну, как?
— Там в клубе вы, кстати, примените и ваши художнические таланты. Там они пригодятся. Видите, как все хорошо устраивается! Ну, а что касается редакции…
— Можете поддерживать с ней контакт, продолжать писать. Почему бы нет? Это не возбраняется. Будете, так сказать, внештатным корреспондентом нашей газеты по Алтайскому району!
Так произошел в моей жизни перелом. До этого я жил поистине волчьей жизнью — тревожной, тоскливой и неприкаянной… Я постоянно скрывался от властей и метался по всей стране. Сначала — как блатной, а потом — в качестве бездомного северного бродяги.
Бродяжий этот послелагерный путь начался в Красноярске два года назад. Я вышел тогда из ворот пересылки, исполненный радужных надежд и планов. Незадолго до освобождения я ухитрился переслать в местное отделение Союза писателей тетрадку своих стихов и мечтал об успехе. Я мечтал об успехе, но все обернулось позором… Писатели не приняли меня. И так оно и пошло, повелось: что бы я ни делал, что бы ни затевал, все неизменно завершалось бедою… Я бежал из ссылки — и голодал и мерз. Испытал тоску полярных пустынь. Повидал почти все арктические моря. А затем, на китобойной шхуне, обогнул азиатский материк. То был тяжкий период; я почти совсем разуверился в себе как в поэте. Но потом, после смерти Сталина, я вдруг узнал, что в Южной Сибири, в Абакане, меня начали помаленьку печатать.
И вот я вернулся в Хакассию — в места старой ссылки — туда, где ударили, наконец, колокола моей судьбы!
Все, правда, получилось не совсем так, как мне хотелось бы… Я ведь стремился попасть в газету; редакционная работа, как мне думалось (и теперь, оглядываясь на пережитое, я вижу, насколько я был тогда прав), должна была послужить мне своеобразной школой, научить меня многому и сблизить с творческой средой… Однако местное начальство — как вы уже знаете — отнеслось ко мне с некоторым недоверием. И опять, как и встарь, как бывало, мне пришлось хитрить, кривляться и делать „голубые глаза".
Что ж, голубые глаза помогли! И хотя все получилось не так, я, тем не менее, не отчаивался. Я давно уже привык к тому, что судьба ничего не дарит мне, не дает мне быстро, легко…
Первый шаг был сделан. Теперь требовалось как можно скорее отправляться в неведомые Очуры — закрепляться там и начинать работать. В Абаканском обкоме партии мне ясно дали понять, что эта работа будет засчитана мне как некий испытательный стаж.
Перейти к странице
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69

Порно Видео С Извращениями
Огромные Жопы Ибут
Скачать Бесплатно Видео Как Две Красивые Девушки Делают Минет
Порно Любовь Толкалина
Секс С Голливудскими Знаменитостями

Report Page