Рабу пришлось поработать языком чтобы ублажить русскую госпожу
Рабу пришлось поработать языком чтобы ублажить русскую госпожу
Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа
Посвящается Алексею Сергеевичу Ермолову
Скачать FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа.
I. Мать-Сыра-Земля II. Хлеб насущный III. Небесный мир IV. Огонь и вода V. Сине море VI. Лес и степь VII. Царь-государь VIII. Январь-месяц IX. Крещенские сказания X. Февраль-бокогрей XI. Сретенье XII. Власьев день XIII. Честная госпожа Масленица XIV. Март-позимье XV. Алексей - человек Божий XVI. Сказ о Благовещении XVII. Апрель - пролетний месяц XVIII. Страстная неделя XIX. Светло-Христово-Воскресение XX. Радоница - Красная Горка XXI. Егорий-вешний XXII. Май-месяц XXIII. Вознесеньев день XXIV. Троица - Зеленые Святки XXV. Духов день XXVI. Июнь-розанцвет XXVIL. Ярило XXVIII. Иван Купала XXIX. О Петрове Дне XXX. Июль - макушка лета XXXI. Илья-пророк ХХХII. Август-собериха ХХХIII. Первый Спас XXXIV. Спас-Преображенье XXXV. Спожинки XXXVI. Иван Постный XXXVII. Сентябрь-листопад XXXVIII. Новолетие XXXIX. Возриженье XL. Пчела - Божья работница XLI. Октябрь-назимник XLIL Покров-зазимье XLIII. Свадьба-судьба XLIV. Последние назимние праздники XLV. Ноябрь-месяц XLVI. Михайлов день XLVII. Мать-пустыня XLVIII. Введенье XLIX. Юрий холодный L. Декабрь-месяц LI. Зимний Никола LII. Спиридон-солноворот LIII. Рождество Христово LIV. Звери и птицы LV. Конь-пахарь LVI. Царство рыб LVII. Змей Горыныч LVIII. Злые и добрые травы LIX. Богатство и бедность LX. Порок и добродетель LXI. Детские годы LXII. Молодость и старость LXIII. Загробная жизнь.
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Ведь некоторые не знают, что нам суждено здесь погибнуть. У тех же, кто знает это, сразу прекращаются ссоры. Дхаммапада. Сутра 6.
В Мадрид пришла благословенная весна - несколько дней, отделяющих промозглую зимнюю слякоть от испепеляющих летних суховеев.
И испанцы, самые истовые католики Европы, вознесли благодарные молитвы Богу, ниспославшему отраду.
Худосочный Мансанарес справлял свое полноводие. Антонио похлопал коня по рыжей холке - вперед же! - но тот лишь вздрагивал, косясь сизым глазом на мутную воду. Пришлось хлестнуть его, и кольнуть шпорами. Зато наемный мул Андреса столь же меланхолично, как шел по каменистой дороге, ступил в речку, не обращая внимания на чей-то берет с размокшими перьями, мышиный трупик, пучки прошлогодней травы, проплывающие мимо...
До мадридского берега было не более десяти шагов.
- Эй, дон Антонио, постой, - крикнул вслед другу Андрес, - обзавелся новыми сапогами и рад...
Он, не торопясь, обтер мокрые ноги куском холста, натянул чулки и башмаки, поправил скособочившуюся шляпу и улыбнулся.
Тони готовно рассмеялся в ответ. Хорошо было вокруг. Оттого, что весна, и оттого, что здоровье отца Андреса - от него возвращались - кажется, пошло на поправку, а родители Антонио где-то там, за тридевять земель и морей, на цветущем острове Куба, наверное, простили упрямого сына - прислали с оказией пятьсот песо.
- Чем пахнет? Тимьяном или лавандой?
- Ну что ты?!. Это вереск. Нет. Розмарин.
- Значит, духами, тончайшими и нежнейшими духами прекрасной сеньоры.
- Но в них все счастье, милый Врачеватель.
Так, каламбуря от избытка сил и чувств, они въехали в городские ворота.
Столица! Кто бы мог подумать несколько лет назад, что захолустный городок, через который Тони с отцом проезжали по пути из просвещенной Алькала в сиятельный Вальядолид, станет центром Испании? Филипп II обосновался здесь. Наверное, надолго. И питая страсть к строительству, обновляя и переделывал на свой лад старинный дворец Алькасар, возведенный арабами из серого гранита в незапамятные времена. А южнее Мадрида - раз! - и выросла в дубовой роще летняя резиденция Филиппа. Старались угнаться за королем гранды - груды гранитных глыб и кубов из песчаника были свалены на Плацо де Майор. Из пыльной проплешины между неказистыми домишками она на глазах превращалась в главную площадь столицы. А ближе к горам, к Гвадарраме, сияющей ледяными шпилями, королевские землемеры и архитекторы уже обследовали холмы и скалы возле местечка Эскориал. Скоро здесь застучат молотки камнерезоз.
Антонио первым выехал на улицу Де ла Луна, где друзья снимали квартиру, и первым увидел...
- О? Карета! Смотри, Андрес, - карета... Чья бы это?
Было, чему дивиться. Кареты мчались по улицам Парижа и Вены, Берлина и Лондона, но не Мадрида. Едва обосновавшись здесь, они исчезли по велению короля, противника нововведений, упрощающих и услаждающих жизнь подданных.
Расписанная зелотом дверца поравнялась с Антонио, спешившимся на всякий случай. И тут провидению стало угодно взмахнуть рукою. Колесо наехало на камень, карету качнуло, да еще весенний ветер взметнул занавесь у окошка, - за ним вельможная дама, - оторвал кружевную мантилью от нежнейших щек... Боже! Неужели бывают такие красавицы?
Взгляд огромных черных глаз скользнул по опешившим юношам. Сеньора усмехнулась, задергивая полупрозрачный шелк. Что за одежды? Не разобрать - то ли монахи, то ли студенты... И те и другие носили черные сутаны. Как вкопанные остановились у обочины... Тот, что ближе, с конем, особенно забавен - рот разинут, восторг в глазах, темная прядь вздыбилась за ухом... А второй студентик, пожалуй, неплох, за светлым прищуром и твердым абрисом подбородка мнится незаурядная мужская воля. Но у герцогини было много поводов для размышлений и кроме двух мадридских юнцов, тут же забытых.
Кадета гордо удалялась. Так бы и исчезла сказочным видением, появившимся невесть откуда и канувшем незнамо куда. Если б не всадник, судя по разноцветной одежде, - военный, промчавшийся вдогонку о громкими криками: "Эй! Эй! Постойте! Педро! Марина... Марина!". Экипаж приостановился. Кабальеро объехал его, нагнулся к окошку, передавая пакет, перевязанный голубыми лентами, поклонился еще... еще раз и, пришпорив коня, поскакал обратно.
- К Алькасару... - сказал Андрес, проводив его долгим взглядом.
А Тони все смотрел на пыльное облачко, оставленное каретой.
- Итак, ее зовут Мариной? Это уже кое-что. Вряд ли сыщется в Кастилии еще одна столь же прекрасная Марина!
- В этой пропыленной сутане? Хорошо, если она не обратила, на меня внимания. А как одену новый колет, вышитый, лучшими златошвеями Толедо, как украшу шляпу перьями... Андрес, ты не заметил лент у сеньоры? Какого цвета?
- Нет. Пакет был перевязан голубым.
- Ну, пусть так. А думаешь, белокура она или черноволоса?
- Нет. Просто к черным глазам это хорошо б...
- Я загадал! Если сеньора - белокура, найду ее. И даже - не ухмыляйся - она будет моею.
- Ну-ну... - сказал Андрес то ли другу, то ли мулу, двинувшемуся дальше по дороге к дому, а значит, к стойлу и овсу.
- Вот посмотришь, - пробормотал Антонио.
На пороге их встретила Луиса. Вкусно пахло медовыми пончиками. Тони сглотнул слюну:
- Кажется, есть, что поесть! Луисита, а мы ехали и спорили всю дорогу, чем ты нас порадуешь. Я говорю - тушеной козлятинкой или зайцем на вертеле, а Андрес - поджаренной дыркой от бублика.
- Нет, дон Антонио, я приготовила гаспачадо, - ответила она серьезно.
А Тони с легким сожалением посмотрел на милое округлое личико и подумал в очередной раз: ну почему ей не хватает чувства юмора? Хотелось поддразнить Луису.
- Гаспачадо? Ты считаешь, что уже лето?
- Весна, хозяин. Но... я думала... вам будет приятно...
- Да, да, конечно, -поскучнел Тони и отправился умываться с дороги.
- Луисита, ты просто ангел, - голос Андреса был куда ласковее. - Я вчера во сне видел миску с окрошкой.
- Говорит, хорошо. Но я вижу, что - нет. В легких - хрипы...
- Не похоже, - задумчиво покачал головой Андрес. Хотя наш климат будто создан для ее немилости чахотки. Отец, если не видят, растирает себе бок, спину, нагибается с трудом. Эх, показать бы его профессору Везалию!
- Король не отпускает от себя Везалия ни на день. Чтобы - все время под рукой. А отец говорит: "Не перенесу дороги". Ах, как мне не хватает опыта!..
Пока юноши обедали, Луиса дожаривала пончики, поливая их разогретым медом, и думала, как бы затеять разговор о деньгах с доном Антонио. Такой щепетильный вопрос...
Мешочек с дукатами и песо, оставленный доньей Хосефой, почти опустел. За квартиру - плати. Аппетит у господ студентов - преотличный. Андрес, правда, хотел вручить ей несколько реалов, заработанных приготовлением лекарственной мази, но дон Антонио запретил и думать об этом. Ишь, богатый какой! Особняк в Алькала стоит, конечно, уйму денег. Одна обстановка - не менее пяти тысяч дукатов. Да что с того? Не спускать же с торгов нажитое несколькими поколениями донов Гассетов! Ну, если уж очень прижмет, продадим одну вазу синего итальянского стекла. Их четыре. Будет незаметно. Словно разбили, и все... Еще можно красный с коричневыми узорами ковер... Не жалко. А потом? Дон Антонио слишком беззаботен. Звезды, рассветы и шум дубрав, серенады и цыганские танцы... И еще Бог знает какой мусор в голове. Сказал на днях, что качество свечей и бумаги его волнует куда больше, чем свежесть мяса и пышность хлеба. Ну да... Всем известно, что салат, оливки_и редис - главное кушанье рыцаря. А попробуйте поставить перед ним котелок с ольей подридой!.. Начнет выуживать там кусочки мяса побольше, а репу отпихивать к краю.
Так Луиса настраивала и накручивала себя, готовясь к послеобеденному - а лучше бы отложить до вечера, пусть отдохнет - разговору. И, как всегда, боялась переступить черту, ров, бездну, отделявшую ее, дочь прислуги, от высокородного кабальеро.
Но ведь случалось, черта превращалась в редкий пунктир! И целый миг, час, ночь длилась их нерасторжимость.
Хотя, что бы ни думал о Луисите Антонио, - а он не много думал о ней, принимая их отношения за некую аксиому, не требующую умственных напряжений, - и какими бы иллюзиями иногда ни тешила себя Луисита, истина на самом деле была проста: когда юный Тони начал ворочаться во сне и вскрикивать от пробуждающихся мужских сил, донья Хосефа заключила договор с родителями четырнадцатилетней Луисы на аренду тела их дочери. Все честь по чести - отдала им золотую цепь. Дорого? Но чего не сделаешь, ради здоровья любимого сына? Тем более, когда вокруг полно губительных примеров.
Алькала. Университетский центр Кастилии. Не Саламанка, конечно... Но и сюда приезжали за умом-разумом издалека. Пять тысяч студентов насчитывал тогда город, а сейчас и того более. И вдруг столица образовалась совсем рядом - в трех часах езды даже на паршивенькой кляче. А Мадрид.... О! Столица - это мечта, надежда на удачу. Если не король заметит твою удаль на турнире или яркость в праздничном шествии, то хоть гранду, вельможе удастся услужить - ну хоть мадригал написать к торжественной дате, или перевести важное послание на звучную латынь. Корчмы на дороге Алькала - Мадрид процветали. А в самом городе? Тысячи одинаковых сутан. Ну, разве что некоторые постарее, с заплатками, а некоторые из ткани подороже, да не столь замызганные. Идешь по улице и, пока не окликнешь, не обгонишь, заглядывая в лицо, - не отличишь кастильца Мигеля от андалусца Педро. А что делать этому скопищу молодых мужчин с энергией, еще оставшейся после многочасовой зубрежки и стакана дешевого вина? "Было время молитвам, был час развлечениям". Владельцам игорных домов развернуться было негде, это в портовых городах полновесные песо лились золотым дождем. А с бедного студентика что взять, кроме скабрезной песенки да жирного пятна на долгополом одеянии? Но женщинам определенного, пусть и малоуважаемого, круга жилось в Алькала очень неплохо. Возьмем Андалусию или приморский Кадис, богатейший и процветающий. Попробуй, подцепи там купца побогаче, когда товарок полно и каждая норовит опередить, выряжаясь принцессой, тратя почти весь заработок на настоящие или поддельные побрякушки. А нравы? Какой-нибудь морячок, пиратик, корсаришка, которому не очень повезло на этот раз, приблудившись на ночь, пырнет в бок. Да не толедским клинком, как в рыцарских романах, а ножом для разделки баранов, отнятым у пастуха. Потом еще сунет в свой карман ее платок, вышитый мешочек с горстью мараведи и, не дожидаясь полиции, исчезнет в недрах галиона, отправляющегося за новыми приключениями. Ну уж нет! Дело вкуса - миленькие потаскушки Алькала были довольны не слишком сытой, но веселой и спокойной жизнью среди школяров и студентов. И - что удивительно - сам воздух вокруг университета, казалось, был пронизан философскими настроениями, молитвами и стихами. Несколько лет "работы" тут - и каждая девица, если не была совсем уж дурой, могла связно сочинить письмо, ввернуть при случае несколько мудреных фраз на латыни или выругаться по-итальянски. А если очень повезет, - редко, но и такое случаюсь: станет постоянный клиент лиценциантом, получит где-нибудь тепленькое местечко, увезет с собой прелестницу, а ее место тут же займет другая - совсем юная и удивленно хлопающая ресницами при каждом жизненном уроке. "Например, Луиса", - думала ее мать. Она-то знала, как сложно сохранить невинность в Алькала. Были, конечно, и здесь девушки чистые, будто вода в роднике, дочери самых состоятельных родителей. В семьях, где все подчинено одной цели - соблюсти!.. Бедные красавицы. Не позавидуешь. Свет белый видели только через зарешеченное окошко, молились в домашней часовенке. И хирели от скуки, вышивая бесконечные вереницы платочков. Еще один, еще... Опостылевшие шелковые тряпицы... Но богатым сеньоритам не надо зарабатывать деньги на пропитание. Другое дело - Луиса. Хочешь или не хочешь - поневоле будешь трудиться. Где? Да в прислуге. И не избежать улиц с сотнями черных силуэтов. Каждый из них - горячее сердце, жадные губы... Кто должен бегать за девчонкой - караулить ее?
Если мать Антонио была озабочена лишь здоровьем своего мальчика - "Каких только мерзких болезней не таится в этих притонах!" - и его душевной чистотой - "Как можно... с продажными девками", не задумываясь о том, что игрушку сыну она тоже покупала на время, мать Луиситы, отдавая ее, тешила себя слабой надеждой, не признаваясь даже мужу, что - а вдруг? - не уберегутся молодые, появится ребеночек, кровиночка родная, от рода Гассетов, признают дитятку и, уж если не поведут под венец Луиситу, то хоть, обеспечат до конца жизни. И не совсем в чужие руки отдавали, знали доброту молодого господина: не ударит и не обидит.
Но колыбельные песенки не предвиделись. Потому что донья Хосефа была женщиной предусмотрительной. Как решила все и Луисе сообщила через родителей, так велела ей в назначенное время сходить к старой повитухе Маргеле, а та, подготовленная заранее, все девчонке рассказала, что в каких случаях делать, как вести себя, да и заодно тщательно осмотрела ее, чтобы все было чин-чином.
A уж о чем думала Луисита, когда раздевала ее старуха, и плакала ли она по ночам, никого не трогало. Это дело десятое. Будет накормлена и наряжена - самое главное. И так все обставили, что дон Антонио даже не подозревал о готовящихся событиях.
Старуха зажгла свечу, поставила ее перед собою на перевернутое блюдце и, глядя поверх огня на Луиситу - прямо ей в душу глазами-буравчиками, - говорила тягуче: "Ты ведь любишь молодого господина, я знаю, ты давно его любишь..." И девушка, сама не ведая отчего, кивала, лепетала: "Да-да-да..."
А потом розовел и голубел летний вечер, Антонио после полубокала легкого искристого вина был послан к прачке во флигель - надо ж такому случиться: некому принести партию выстиранных рубашек. И во флигеле - удивительно - никто не ответил на стук. А в комнате - счастливая случайность! - крошка Луисита готовилась ко сну, расплетая длинные косы. И... она не закричала, увидев рядом юношу, не стала царапаться словно дикая кошка... Чего, греха таить, был печальный опыт у Антонио, попытался он однажды поухаживать за смазливою селяночкой... Нет, Луисита отдалась ему спокойно и естественно, как виноградник за окном отдавал спелые кисти, пронизанные солнцем, садовнику. Странно, однако, что не кинулись искать Тони ни через полчаса, ни через час. И матушка, похоже, не замечала ничего, хотя всегда очень пристально за сыном следила.
Ну вот - так и повелось. Все довольны, спокойны. Пожалуй, кроме Луиситы. Но ее волнения - это ее личное дело. Реалы тоненькой, но надежной струйной текли в шкатулку-копилку.
"Будет тебе приданое, как найдется подходящий жених, - ласково говаривала донья Хосефа, - пока-то торопиться некуда".
Жили себе, поживали, но однажды будто ураганом смело уютную домашнюю размеренность. Где-то на далеком, полусказочном острове Куба освободилась энкамьенда. Осталась без хозяина огромная плантация сахарного тростника, сотни рабов, хорошая усадьба. Владелец помер, наследники не объявились. И дон Гассет засуетился, кому в карман кошель с дукатами опустил, кому теплое слово молвил, да был он к тому же членом городского совета, то есть человеком весьма уважаемым. Поэтому все проскользило как по маслу. В исключительном случае и десяток кошелей отдашь - сторицей окупятся на благословенной земле, где у каждой речушки золотые берега. В родовом гнезде оставляли камердинера и садовника. Остальную челядь увольняли. Дон Антонио должен был выехать чуть-чуть позже. До экзаменационного диспута на степень бакалавра философии ему оставались считанные недели. Луисита то плакала, страдая от близящейся разлуки, то успокаивалась, ожидая избавления от сладкой каторги - переболеет, мол, и устроит судьбу с кем-нибудь другим, прочно, надолго.
Кто бы мог предположить, что отъезду Антонио помешает Андрес. Родители юного де Гассета не мешали их дружбе - хоть и беден Андрес, но порядочен и к наукам способен. Не зря же его выделил из толпы студентов, мечтающих стать хорошими врачами, сам придворный медик, профессор Везалий. А хорошие врачи всегда в цене. Мало ли что может произойти - как бы ни здоров был в молодости, с годами хвори одолевают каждого. Вот и додружились. Это называется - пригрели змею на груди.
Андрес, как оказалось, частенько навещал в Мадриде одного доминиканца, товарища отца со студенческих времен в Саламанке. Звали того Бартоломео де Лас Касас. Все стало понятно? Ну да, тот самый умник, которому не нужны рабы, плантации, деньги, который против процветания и богатства Испании. "За счет уничтожения себе подобных", - говорит он. Чем же они подобные? Количеством глаз, рук, ног? У обезьяны их столько же... Сравнил полузверей-язычников с католиками, на которых снизошла Божья милость. Чего уж он там наплел их сыну? Такой ласковый, покладистый мальчик рос, И вдруг уперся, пошел наперекор отцовской воле. Не поеду, мол, и все. Вам запретить не в силах, а сам мучить ни в чем не повинных индейцев не буду! Ну, не придурь ли это?
Обстановка комнатушки Лас Касаса была проста до убогости и напоминала келью, оставленную им в вальядолидском монастыре.
- Бедная Испания, - скорбно качал он головой, - нищая и разоренная.
- Да нет же! - пробовал возразить ему Тони. - У нас колонии, у нас Нидерланды...
- У кого - "у нас"? У твоего отца? Процветают десятки, гибнут и голодают многие тысячи. Давай подсчитаем, милый мальчик. Нидерланды дают доход в три раза больше всего Нового Света. А то, что происходит в колониях, можно описать двумя словами - варварство и преступление. Знаете ли, там, в провинции Хигероа была правительницей женщина, мудрая Анакаона. Но всего ее ума не хватило, чтобы понять и предугадать бессмысленную жестокость. Ее тоже повесили...
- Чепуха. Просто им в действительно благословенном крае не было нужды надрываться на работе. Протянул руку и сорвал с ветки плод необходимый для жизни. Потому и мрут, как мухи, на плантация, фермах
На природе жопастая давалка прогнулась в позу раком и трахнулась с любовником
Сразу четыре лесбиянки удовлевторяют друг дружку порно фото
Большие голые сиськи минет фото