Путь паломника — 2022

Путь паломника — 2022

Иван Давыдов

История о том, как редакторы «Севера» искали ответ на вопрос: «Как же так вышло-то?» и дошли пешком до Сергиева Посада.

Бежит дорога все вперед. Куда она зовет? Какой готовит поворот? Какой узор совьет?

Начать придется издалека. Конкретно — из парка «Патриот». В самом начале марта мы с мудрым бородачом, редактором журнала «Север» Громовым А.А. отправились в главный храм вооруженных сил. Мы — как и все тогда — пребывали в некотором шоке (да мы и сейчас пребываем) и пытались в этом странном месте отыскать ответ на главный русский вопрос.

Главный русский вопрос теперь — «Как же так вышло-то?» Смотрите, не перепутайте.

Мудрый бородач Громов А.А. исследует новейшие российские вооружения в парке «Патриот», начало марта 2022 года.


Поездка, кстати, получилась не пустая. Мыслей — на две статьи. На две статьи Уголовного кодекса Российской Федерации, минимум. Поэтому — как-нибудь позже.

И ответа мы, конечно, никакого не нашли, зато вспомнили, что еще в прошлом году — впечатлившись перечитанным «Богомольем» Шмелева, но не только, — задумали сходить на Троицу пешком в Троице-Сергиеву лавру. Но я как раз тогда заболел ковидом, и развлекаться пришлось не пешими походами, а ежеутренним обнюхиванием банки с кофе. Грустно ведь жить без запахов.

Громов не сдавался — все-таки он мудрый бородач. «Слушай, — сказал Громов. — А что, если все плохое происходит от того, что мы просто не умеем держать слово? Вот я собирался каждое утро делать зарядку — и не делаю. Мы хотели пойти в Лавру — и не пошли. И вот поэтому…»

Это, разумеется, не ответ на главный русский вопрос. Это просто прискорбное проявление греха гордыни. Но кто без греха? Однако мы решили, что уж в этом-то году непременно дойдем пешком до Лавры.

Обсуждали проект. Составляли маршрут. Сами над собой смеялись — мы же понимали, что никуда не пойдем. С чего вдруг нормальному человеку идти пешком сто километров (в итоге и правда вышло больше ста — мы петляли, заходили в красивые и странные места, иногда просто сбивались с курса)? Зачем? Чтобы что?

А потом, в четверг за три дня до Троицы собрали котомки и побрели. Как сказал один небесталанный поэт.

***

Не спрашивайте, зачем. Я и правда не знаю, зачем.

***

Мы шли ⁠вдоль берега Яузы. Берег Яузы теперь — сплошной ⁠парк со ⁠скульптурами художника Полисского и прочими ⁠модными ухищрениями. Зашли в церковь Покрова ⁠Богородицы в Медведково — это последний, говорят, шатровый храм, построенный ⁠в Москве ⁠до никоновского запрета. Изящная каменная свеча. В верхнем храме там иконостас работы великого Карпа Золотарева — мастера второй половины XVII века. Его очаровали немецкие гравюры, и он пытался чужое мастерство соединить с нашей традицией. Посмотрите обязательно, если не видели. В знаменитой церкви в Филях — его же иконостас.

Встретили поджарых мужчин, покрытых немодными синими татуировками. Мужчины работали на стройке, строили новую церковь — громадную и неуклюжую. Угостили мужчин сигаретами. Выяснили, что не всегда нужно верить навигатору. Навигатор, например, считал, что парк на Яузе достроен аж до МКАД. А на самом деле — нет, не достроен, строится. Пришлось, удивляя иностранных трудящихся в стильных оранжевых комбинезонах, скакать по мосткам над какими-то ямами.

И вот МКАД, позади — торговые центры, впереди — заросший цветами пригорок, деревья, густое и пахучее лето. И вдруг — он.

Я сразу понял, что это он. Спиной к нам, на колоколе стоял государь-страстотерпец Николай Второй. В мантии и в императорской короне. Странно было увидеть его среди этих цветов, среди чистого поля. Для чего он здесь?

Император.


Обошли, оценили. Царь за оградкой, в красивом садике. Под мантией — гвардейский мундир. Такой он нелепый, такой неуместный… Царя стало жалко, мы так растерялись, что даже не сразу заметили, что возле ограды царского садика топлесс загорает юная дева. Дева смотрела на нас с возмущением. Пришлось ретироваться.

Памятник работы скульптора Клыкова, такой же некрасивый, как и все памятники работы скульптора Клыкова. Поставлен в 1996 году. Какие-то злые люди пытались его взорвать, Клыков восстанавливал. Не знаю, для чего вам эта справка.

На самом деле, мы шли полюбоваться знаменитой Благовещенской церковью в селе Тайнинском. Там цари во время своих паломничеств делали вторую остановку (первая — в селе Алексеевском, в районе нынешней станции метро «ВДНХ»). Церковь славится своим небывалым крыльцом, и вообще очень крутая.

Церковь в Тайнинском.


Полюбовались — есть на что, погрустили возле могилы почитаемого, видимо, здесь иеромонаха.

— Ковид, — вздохнул бородач Громов А.А., человек не только мудрый, но и сострадательный.

Иеромонах умер в 2002-м, дата крупно обозначена на памятнике. Однако настоящих мыслителей редко интересуют детали. Тем более — факты.

Ваше счастье, что я мыслитель ненастоящий.

***

Нет, конечно, желания просто перечислять все то, что довелось увидеть за эти четыре дня. Мытищи. Не особенно даже страшные разноцветные новостройки. Фонтан в виде гигантского самовара — это потому что «чаепитие в Мытищах». Лес — сначала хипстерский, вылизанный, с асфальтовыми дорожками, по которым гуляют мамаши с колясками и бегают юные спортсменки.

— Надо наблюдать за ландшафтом, — многозначительно сказал мудрый бородач Громов А.А.

Мы сели на скамейку и закурили. Перед нами остановилась юная спортсменка, повернулась спиной, нагнулась и стала выполнять оздоровительные, я так думаю, упражнения. Мы наблюдали за ландшафтом. Ландшафт бугрился.

Встали, пошли, дорожки вдруг кончились, грязь, бурелом, комары, — настоящий, в общем, русский лес. Леса — самая, пожалуй, тяжелая часть нашего путешествия. В Подмосковье, да. Есть устойчивое подозрение, что после того, как депутаты даровали народу право бесплатно собирать валежник, народ интерес к сбору валежника совершенно утратил. Всюду — поваленные деревья, а дороги такие, словно местные гоняют по ним на танках, чтобы сделать окончательно непроходимыми.

Я, кстати, леса наши люблю. Не подумайте плохого.

Заблудились, вышли к строящейся дороге. Ринулись на песчаную насыпь. Вернее, это мудрый бородач Громов А.А. ринулся, я подотстал. А бородач тут же провалился по пояс в раскисший от дождей песок.

— Не ходи за мной! — кричал жертвенный бородач. Но я и не ходил. Я с интересом наблюдал — все-таки новые виды.

Зыбучие пески Подмосковья


.

***

Нет желания просто перечислять все подряд, но это и получается. Мы из лесу вышли, была хоть и не сильная, однако ощутимая жара, мудрый бородач под немудреную ругань счищал с себя палочкой грязь, а нас встречал поселок «Здравница». Дома, автобусная остановка, забор, колючая проволока и какие-то корпуса за забором.

— О, тюрьма, — сказал я.

— Санаторий, — возразил Громов А.А.

— Диспансер! — поправили хором местные колдыри, сидевшие на остановке.

Позже нам встретился мужчина без возраста, полуголый, сухой и черный, будто мертвое дерево. И снова — сплошь покрытый немодными синими наколками. Так мы поняли, что правы были все: и колдыри, и бородач, и, в некотором смысле, даже я. Конечно. Туберкулезный диспансер.

***

Держусь, держусь, не сбиваюсь на тревелог, но положено ведь о красотах. Что ж. Через жуткий (как и все почти прочие) лес вышли мы к тютчевской усадьбе Мураново. Правда, один наш друг, ученый и скептик, специалист как раз по Тютчеву, сообщил нам, что Тютчев в усадьбе почти и не бывал. А мы — мы вот побывали. Посмотрели на смешную деревянную колокольню, отведали щей с квашеными ананасами. Не знаю уж, правда ли, но утверждают, будто ананасов в местной оранжерее выращивали столько, что девать их было буквально некуда. А что делает русский человек с избытком съедобной растительности? Правильно, квасит. И варит щи.

Колокольня в Мураново.


Щи оказались вполне съедобными, а впрочем, если пройтись километров пятнадцать, все кажется съедобным. В Мураново случился с нами конфуз: в усадьбу пускают только с экскурсиями, экскурсия — это необходимость стоять и слушать восторженные речи дамы-экскурсовода. Долго слушать. А стоять почти невозможно после всех этих переходов. Коленки гудят, позвоночник хочет сломаться.

— Вот кушетка Федора Ивановича! — восторгалась дама-экскурсовод. — Нам, она, конечно, может показаться маленькой, но…

Я толкнул в бок мудрого бородача Громова А.А.

— Мне она кажется отличной. И я сейчас на нее лягу. И будет скандал. Надо бежать.

Бежали. Ну или как тоже бежали. Отползли.

***

Бесконечные заборы дачных поселков, дома, леса, симпатичные речки… Церковь в бывшей усадьбе Салтыковых-Ягужинских. Красивая, поздний XVII век, русское барокко, но при этом — по-сельски, по-свойски грубоватая, без столичных штучек… Ради нее мы сделали круг километров в шесть, поверьте, это немало.

Смоленская церковь в усадьбе Салтыковых-Ягужинских.



Разные странные места. На станции Ашукино, например, — целый мемориальный комплекс в память о героях войны. Там и стела с именами погибших, и часовня, и разные прочие строения, и памятник святому князю Александру Невскому.

Святой князь Александр


Выглядит памятник так, будто поставили его псы-рыцари, чтобы поглумиться над национальным героем, громившим их в битвах. Но у подножия — цветы, родители детей подводят, а вокруг — что-то вроде рынка. На рынке мудрый бородач купил два жутких пирожка с яблоками и вишней. Какие-то комья серого теста, вареные в несвежем масле.
— Фермерские! — гордо сказал бородач.

Пирожки мы, конечно, съели и некоторое время думали, что погибнем, но выжили.

Четыре или пять церквей за общей оградой в поселке Артемово. Все маленькие, новодельные, такие, будто их нарисовал не особенно способный к рисованию ребенок, увлеченный к тому же мультсериалом про трех богатырей. По-настоящему удивительное место.

Передохнули там, зарядили телефоны. За это бодрая дама, которую все называли Иванна (думаю, это не сложное имя, а простое отчество — Марь Иванна или что-то вроде), потребовала, чтобы бородач купил у нее молока. При выводке церквей — ферма.

Я предлагал просто дать денег, но жадный бородач уперся и купил полуторалитровую бутылку. И пил молоко, пока мы шли через лес в Абрамцево. По мудрой бороде стекали на землю, к муравьям, белые струи.

***

И какой же рассказ без кота. В ресторане гостиницы в Пушкино, где мы ночевали после первого дня похода, к нам за стол подсел (именно, что подсел, уселся с предельно независимым видом на свободный стул) кот. Ресторанные коты обычно толстые, а этот нет. Поджарый, воинственный. Дали ему кусок шашлыка. Отвернулся презрительно, но не ушел.

— Как же, будет он, — среагировала девушка-официантка. — Все тут сожрал уже, сволочь. Птичек ловит. Белок завели — и белок сожрал. И черепах бы сожрал, да не знает, как.

Она махнула рукой. Во дворе и правда стояла пустая клетка, видимо, жилище несчастных белок. Имелся также бассейн с черепахами. Мимо него, завывая, носились необузданные дети.

— Сволочь, — еще раз обозначила свою позицию официантка. Но по-особенному. Много любви было в этом обидном слове.

Красавчик, разве нет?


А в холле отеля в клетке обнаружился здоровенный попугай — веселый кривляка и попрошайка. Не очень везучий. Рядом с клеткой — табличка: «Попугая не кормить»!

***

Дача Маяковского, монастырь в Хотьково, привокзальный шалман на одной из станций, где подают божественную шурпу (впрочем, если пройти километров пятнадцать, любая еда покажется и так далее)…

Но главное в дороге — дорога. Зачем ты идешь? Да ни за чем. Дорога вытесняет суету обычной жизни, усталость съедает мысли, ты просто переставляешь ноги. Шаг, и шаг, и еще один шаг…

И вдруг, когда, кажется, ничего уже вокруг не видишь, останавливаешься на секунду. Солнце садится, перелесок, поле, облака — такие, словно бы кто-то вылил море на небо… Обыкновеннейший на самом деле пейзаж. И невообразимый. Он не лечит от усталости, ничего в тебе не переворачивает, ничего не меняет. Но.

Но если спросить еще раз — зачем это все? Да вот за этим. Чтобы это увидеть.

Вот за этим.


***

Мы дошли. Побродили по Лавре, потолкались среди толп паломников, выпили знаменитого квасу. Нашли на местной модной улице сносное кафе. Еще побродили по Лавре. Вызвали такси.

Выехали из города, попали в пробку.

— Жаловаться будете? — спросил водитель.

— На что? — вяло поинтересовались мы.

— Увидите.

И он рванул — по обочинам, по боковым каким-то дорожкам со страшной скоростью. Немного больно было осознавать, что путь, на который у нас ушло полдня, можно преодолеть минут за пятнадцать.

— Ваш сегодня главный прилетал на вертолете, — сказал водитель.

— Президент?

— Нет, этот. Главный. Который молится.

Оказалось, патриарх.

Всю дорогу водитель убеждал нас, что лучшее место для пешего туризма, — вовсе не Московская область, а Дагестан, его дорогая родина.

Ну, не знаю, может быть, в следующий раз. Пока я почему-то не готов.

Лавра.


***

Да, какой же рассказ без кота? Или был уже кот? Ну, где один, там и два.

Все обрадовались, когда я вернулся, но сильнее всех почему-то — малолетний и довольно пухлый кот Тихон. Он устроил в коридоре настоящий концерт, выхрюкивал песни радости, показывал свое белое пузцо. Всюду за мной ходил, а когда залез я наконец в ванну (я четыре дня об этом мечтал), он спрятался в раковине. Да, спрятался, так, чтобы его было не видно. Но время от времени аккуратно оттуда выглядывал, проверял, не исчез ли я.

Я никуда не исчез.

***

А вместо постскриптума — рассказ о том, чего в Московской области нет. Главный дефицит в Подмосковье — это скамейки. Самые обыкновенные лавочки. Для пешехода — не мелочь. Если просто сесть на землю, пройдя хотя бы километров десять, адски болят спина и колени. Скамейки человек придумал не зря. Но их нет!

Выручает вечная стройка. Кто-нибудь что-нибудь обязательно строит. Возле домов лежат бетонные блоки. На них можно сидеть.

В моем деревенском детстве возле каждого дома были лавочки. Это — важный инструмент коммуникации: сел человек вечером на лавочку, закурил, сосед подошел… Были модные лавочки и немодные лавочки. Модные — как клубы, полпоселка у них собиралось. Теперь люди живут за гигантскими заборами и, предположительно, вообще друг с другом не общаются.

Второй день похода. Вернее, уже вечер. Мы почти дошли до места ночлега. Шли через дачный кооператив с чудовищным названием «Дзержинец». Обитатели его — хотя чего и ждать от людей из Дзержинца? — даже не строили ничего. Бетонных блоков, соответственно, тоже не было. Ноги гудели. В голове скапливалась злая усталость. И тут я увидел ее! Край скамейки торчал из-за кустов. Мы ускорили шаг.

Увы. На лавочке сидел, теребя смартфон, какой-то неприятный дед.

— Ветеран органов, — сказал недобро мудрый бородач Громов А.А.

— Штатный палач НКВД, — согласился я.

Ну, а кому еще и жить в поселке Дзержинец?

Стыдно, конечно, обидели человека ни за что, впрочем, не мы это говорили, а дорога, выбившая из нас остатки сил.

В конце еще и выяснилось, что мы прошли лишний километр, потому что бородач неправильно записал адрес приятеля, у которого мы собирались заночевать. Звучит совсем не страшно, но поверьте, последний лишний километр — это не просто лишний километр.

В общем, граждане! Сооружайте возле домов своих лавочки. Думайте о путниках, дружите с соседями, поверьте, это важно. Без этого мы тут нормальную страну никогда не увидим.


Report Page