Пупырчатая упаковка
Lyramel
23:05
— Выглядит… жутко, — Вадим, поставив бокал на журнальный столик, легко постучал костяшкой согнутого пальца по лбу манекена, — Вась, я, конечно, знаю, что без парня тебе бывает одиноко по вечерам, и вообще ты немного ебанутенькая, но это лишнее. Серьезно, чувак. Ты зачем это купила?
Васе не нравилось, что Вадим стучит по манекену так бесцеремонно, и еще меньше ей нравился глухой, необычный звук, доносящийся из головы манекена, которого она уже успела окрестить простым и честным именем — Евсевий.
Девушка только пожала плечами, хмыкая и отпивая немного из бокала с пивом. Поди объясни этой наивной посредственности (даже фамилия типичная — Иванов), как это бывает — выйти вечером покурить, гуляя по улице, вдруг наткнуться на него. Наткнуться и понять — это не просто совпадение.
∗ ∗ ∗
20:02
Он стоял за стеклом — одетый в идиотский костюм пирата (с треуголкой, крюком и саблей, все, как полагается), он смотрел в стекло невидящим одним глазом — второй был под повязкой, а, может, и вовсе не было.
Почему-то Васе казалось, что этот глаз там был и был еще как.
Мужчина стоял за стеклом — такой нелепый, но почему-то не смешной. И до боли знакомый.
Сигарета, докуренная до фильтра, обожгла пальцы, но Василисе Орешкиной было, в сущности, все равно — она стояла и пялилась на манекен в витрине. Там он был почти что забавным — в этом костюме, что освещала крохотная лампочка под потолком и уличный фонарь.
Да, он был почти что забавным. Но Вася почему-то никак не могла избавиться от чувства того, что вне витрины таким же забавным он бы не был.
Орешкину все глодало странное ощущение — будто бы эта кукла была ей чем-то странно знакома. Может, декорация в детском театре? Может, в детстве у нее была такая же, но поменьше? Странно. Наверное, видела ее она давно, лет до семи, потому что в интернате таких кукол не было.
Орешкина хмыкнула. В интернате много чего не было.
Магазин назывался странно и безвкусно, плюя на все законы копирайтинга, которые Орешкина изучала в институте — «МаниКен». Идиотская игра слов заставила Васю наконец-то выдохнуть, иронично хмыкнуть и выбросить сигарету. Она собиралась уже уйти, продолжив свой вечерний моцион улицами Питера, как вдруг…
— Увидели что-то… знакомое? — донесся тихий голос со стороны витрины.
Сначала Орешкиной показалось, что у нее окончательно поехала крыша, и говорит с ней ни кто иной, как пират-манекен. На секунду это даже показалось ей чем-то вполне логичным и даже вполне самим собою разумеющимся.
А затем до нее дошло, что в дверях магазина уже несколько минут стоит средних лет мужчина с фирменным бейджем и ключами, зажатыми в бледных пальцах.
— Извините, — Вася стушевалась, припоминая, выбрасывала она сигарету на тротуар перед магазином или в урну, как полагается, — я не хотела пялиться.
Мужчина все разглядывал ее, и все бы ничего — наверное, девушка, разглядывающая в сумерках манекены в витринах, казалась как минимум странной — но взгляд его был слишком уж цепким, пристальным, будто бы…
Неважно. Просто чудак, кто же еще может находиться в таком месте в такое время?
Мужчина уже начинал ее напрягать, Орешкина хотела извиниться и уйти, когда он нарушил молчание:
— Не найдется ли у леди сигаретки?
Леди, надо же. Орешкина опустила голову на свою старую и немного потрепанную после некоторого количества вечеринок и ночных перекуров с кофе толстовку, а затем — на старые леггинсы и грязные кроссовки.
— У леди даже найдется зажигалка, — хмыкнула Вася, протягивая мужчине пачку.
Тот затянулся. На несколько секунд снова повисло неловкое молчание. Мужчина зажигалку все никак не отдавал.
— Мне кажется, что у меня как раз найдется то, что нужно Вам, — вдруг проговорил мужчина.
«Точно маньяк, — пронеслось в голове у Орешкиной, — сейчас изнасилует меня на глазах у манекена».
— Вы не подумайте, я про куклу, — мужчина кивнул на витрину, — Вы так внимательно смотрели… Меня, кстати, Толик зовут.
«Человек, которого зовут Толиком, просто обязан быть безобидным», — хмыкнула Вася про себя.
— Я Василиса, — кивнула девушка, — извините, но ничего покупать я не буду. Не понимаю, зачем.
— Жаль, девушке с таким редким именем я бы сделал скидку, — хмыкнул Толик, — вообще, он идет в комплекте с ещё одной куклой, но, так уж и быть, продам по цене одной.
— Мне это не нужно, и… и мне пора идти. Приятно было познакомиться.
Плевать на зажигалку, всегда можно купить новую. А вот манекен покупать не хотелось.
Хотя, с другой стороны… Аля, соседка по комнате, любит такие ебанутые штучки, можно подарить ей на День Рождения в сентябре, а если кукол будет две, одну даже можно будет оставить себе. Неплохое начало для дизайна крохотной квартирки — надо же когда-то обживаться. Если что, будут в качестве вешалок — чтобы одежда не мялась.
Манекен прожигал взглядом.
И не такой уж он пугающий. Даже милый, если уж на то пошло. Ну, по-своему…
— А… сколько стоит? — вздохнув, поинтересовалась она. Просто так, вдруг почему-то стало интересно.
Глаза Толика зажглись. Вообще-то, зажглись как-то нехорошо, но кому не хочется продать наконец-то что-то настолько специфичное, еще и под конец рабочего дня? Готова поспорить, дела у него тут идут не очень.
— Значит, слушайте, Василиса. Оплата по доставке, доставка курьером, займет где-то…
Вася вздохнула. Манекен сверкал на нее одним злобно-пиратским взглядом, и что-то ей подсказывало, что делает она сейчас что-то из рук вон. Но, в конце концов, один раз живем, не так ли?
∗ ∗ ∗
23:08
— Аля будет в восторге, — с чувством протянул Вадя, кивая на манекен, — повесит на него все свои украшения и заколочки для волос.
— Да запакуй ты Севку обратно, — хмыкнула Орешкина, — вот завтра она приедет и придумает, что с ним делать. Ну и со вторым тоже.
— А какой второй? — Вадим дернулся было к упакованному манекену, — Дай посмотреть. И вообще, почему Севка-то?
— Да не лезь ты, на Севке уже всю упаковку порвал, — буркнула Василиса, заворачивая пирата обратно и относя в темную Алину комнату, — просто… меня так мама в детстве учила. Если что-то тебя пугает — придумай ему смешную кличку и запихни подальше, пока это что-то тебя пугать не перестанет.
— Так нафиг тебе было это покупать, если оно тебя пугает? — Вадим поморщился, — Боже, женщины…
— Заткнись, — беззлобно пнула парня Вася, — тебя не учили, что страхи нужно побеждать?
— Только некоторые, Вась, — Вадим хмыкнул, отпивая янтарного пива из бокала, — только некоторые. А Севка твой — очень уж странный персонаж, прости уж меня на незлом, тихом слове.
— Да насрать, — хмыкнула Вася, — постоит пока у Али, а там, глядишь, ко мне приходить в ночных кошмарах не захочет.
Отпивая в минуту по глотку теплого пива, Орешкина даже себе боялась признаться в том, что вне витрины магазина с глупым названием манекен Севка все же был гораздо более пугающим, чем за преградой из тонкого стекла.
∗ ∗ ∗
23:40
— Ну давай взглянем на подружку Севыча, а? — канючил Вадим, дергая Василису за толстовку, — Или у него дружок? Как думаешь?
Это продолжалось уже полчаса. Почему-то Вадим никак не мог успокоиться, словно магнитом его тянуло к темной Алиной комнате, Севке и его безымянному пока что другу.
— Отстань. Сходи и купи себе своего, — процедила Вася. Она и сама не могла понять, почему, но открывать лопающе-щелкающую пупырчатую упаковку пока что не хотелось. Да и вообще не хотелось. Пускай лежит до утра, а там уж Аля распакует и устроит им обеим сюрприз.
— А вдруг продавец решил над тобой пошутить, вдруг он поехавший маньяк? И там вместо манекена скульптура из вибраторов и дерьма, или еще что похуже. Недаром он тебе его просто так отдал, — пустился Вадя в рассуждения.
Орешкина застонала, откидываясь на спинку дивана. Что-то, конечно, в словах Вадима было, и что-то абсолютно неприятное, но девушку и саму мучили сомнения. Дарить кота в мешке…
Почему-то Вася не хотела распаковывать второй манекен, отчаянно не хотела, вот прямо очень сильно. Будто бы нельзя было этого сейчас делать, вообще нет. Не надо и все тут. Этот манекен должен лежать там, где лежит, и точно так, как лежит сейчас.
Но разве скажешь это прозаично-пьяному Вадиму Иванову?
— Делай, что хочешь, но заверни потом все, как было, — вздохнула Орешкина, отворачиваясь и демонстративно утыкаясь в экран ноутбука. Там как раз скачивался новый альбом ее любимой группы, и терять драгоценное время на то, чтобы распаковывать какой-то манекен, ей не особо улыбалось.
Иванов просиял и устремился в комнату Али. Щелкнул выключатель и увлеченно зашуршал пузырчатый пакет.
Орешкина сосредоточилась на экране. Там бездумно гонялись друг за другом курсор мыши и муха, что села на монитор. Васе не хотелось думать, говорить с Вадей или, тем более, смотреть на манекены. Сомнительное удовольствие.
Вася уже успела пожалеть о своей покупке, и все это казалось ей каким-то слишком уж неправильным и странным. То, как быстро пришел курьер, то, как продавец Толик хитро на нее смотрел, то, что он так и не отдал ей ее зажигалку…
И манекен-пират по имени Севка казался ей странным. Очень странным.
Здесь, в полутьме квартиры, тени придавали его лицу особой живости. Василисе казалось, что вот-вот голова Севкина повернется, губы изогнутся в жуткой улыбке, обнажая золотые коронки на зубах. Орешкина точно знала, что коронки у Севы золотые, а второй глаз на месте.
Просто его зачем-то закрыли. А зачем — не поймешь.
На самом деле, Васе от этого открытия было по-настоящему жутко. Это не было похоже на воспоминание о кукле из детства, совсем нет. Скорее… будто бы персонаж из фильма, книги… как будто бы…
— Ва-си-ли-са! — послышалось нараспев сказанное из Алиной комнаты.
— Да какого хуя ты хочешь? Не буду я смотреть на твою подружку, и вообще, уебывай домой, шутник, пиво не бесплатное, — в голосе Васи звучала паника. Не нравилось ей это все, ой как не нравилось. Василису интуиция еще с интерната не подводила, и сейчас она орала благим матом о том, что пора бы закрыть Алину комнату (желательно, на шпингалет) и выпроводить Вадима домой, пока стало не совсем уж поздно.
— Да успокойся ты, — на плечо Василисы опустилась рука, — все ж хорошо.
— Ты просто… — Орешкина развернулась к другу, натягивая на лицо улыбку.
А спустя секунду воздух сотряс оглушительный визг.
Василиса визжала так, будто по ней вдруг пробежала добрая сотня мохнатых пауков, под ней разверзлась пучина Ада, за руки ее хватали призраки, за ноги — монстры из-под кровати, будто на нее, словно на Керри из книги, вылили ведро крови. И все это одновременно. Василиса визжала, как в последний раз.
А Вадим Иванов покатывался со смеху, держа в руках второй манекен.
Василиса, словно ошпаренная, вскочила с места. Из горла вырывался теперь уж слабый стон, глаза, что широко распахнулись от страха, были прикованы к кукле.
— Орешкина, ты чего? Я ж пошутил, — Вадим сделал шаг по направлению к подруге. Такой реакции он уж точно не ожидал, — кончай стонать.
Орешкина смотрела на манекен, а манекен смотрел на нее. К горлу девушки подкатывала тошнота. Размеренно, волнами.
Манекен — девочка лет шести, с белыми кудрявыми волосами, веснушками и яркими голубыми глазами, в вычурном платьишке и туфлях на каблучке — склонил голову. Точнее, голова у него сама немного отклонилась, задев плечо Вадима бантом, но Орешкину замутило.
Потому что она знала эту девочку, знала это платьишко и эти туфельки.
— А Севка-то твой — педофил! — радостно воскликнул Вадим, — кстати, кукла знакомая какая-то. Она что, из фильма какого-то?
— Уходи, — глухо прошептала Василиса, хватаясь резко побелевшими пальцами за столешницу. Воспоминания смутно шевелились в голове, цепляясь друг за друга. Вася пока что не готова была выуживать их из омута своей памяти, но что-то ей подсказывало, что они и сами всплывут рано или поздно.
Лучше поздно.
— Что? — Вадим улыбнулся.
— Уходи отсюда, блять, и забери это с собой, — прошептала Орешкина, мелко дрожа, — давай быстро. Давай, а то вышвырну через окно. Быстро. Вали.
— Да я ж пошутил, Вась, — Вадим подошел к девушке, хмурясь, — шуток не понимаешь?
— Вали отсюда нахуй, быстро! — заорала Василиса, отталкивая Вадима, хватая куклу и стремительно подбегая к двери, — Вон отсюда!
— Ебанутая, — задумчиво протянул Вадим, подбирая куртку и шагая за порог, — это шутка была. Позвони, как отойдешь.
— Вон! — зашипела Вася, выбрасывая манекен на лестничную клетку и захлопывая дверь.
Спустя секунд десять послышался удаляющийся бормочущий голос Вадима, шарканье ног и хлопок двери парадного. Вася сползла по двери с другой стороны, привалившись затылком к дермантину. Сердце колотилось. Девушку мутило.
Она абсолютно точно знала, что это за девочка и что это за платье. Правда, видела она его всего раз и немного не таким, но ошибки быть не могло.
Холодное лицо куклы не было похоже на личико Маши, но почему-то…
Почему-то Василиса накинула цепочку на дверь, щелкнула ключом, оставив его в замке, а затем, не давая себе времени одуматься, подбежала к двери в комнату Али, что сейчас казалась зияющим провалом, и захлопнула ее, задвинув защелку и дернув дверь для верности. Хорошо, что Вадя выключил свет — смотреть на лицо Севы не хотелось.
Сева.
Теперь-то Василиса вспоминала, что звали его не так.
∗ ∗ ∗
Тринадцать лет назад. 23:50
Жаркое лето, полночь, бабушкин матрас жесткий и пахнет травами, но альтернативы, как говорится, не дано. За окном бушует гроза, будто бы вознамерившись всех в округе разом оглушить раскатами грома и ослепить вспышками. По спине стекает капелька пота, но из-под одеяла Вася ни за что — ни за что не выберется.
А вот Машка на год старше, Машка не боится ничего. Она сама — как куколка, и имя у нее, как у девочки, а не «Васька».
Ей-богу, как кошачья кличка.
Дети в деревне Ваську вовсю дразнят, и хорошо, что здесь они с сестрой в первый и в последний раз. Больше она сюда — ни ногой. Нет, спасибо. Все равно Машка — бабушкина любимица, а Васька — так, придаток.
Машка встряхивает головкой с волосами цвета льна и толкает Васю в бок, хотя дремота уже почти подобралась к девочке под шелест дождя и мерные разговоры взрослых.
— А хочешь, историю расскажу? Мне сегодня Ильюшка-сосед рассказал, тебе понравится, ты такое любишь, — шепчет сестра, сжимая плечо Васи так, что у той и выбора-то особого не остается, — слушай, Ась.
Ася.
Так Ваську называет только Машка — знает, что девочка имя свое ненавидит.
— Короче, живет в этом лесу злой дух, — начала Машка, — и охотится он на маленьких детей. По ночам он приходит к ним и стучит в окно вот так…
Девчушка постучала в окно три раза, а после нее барабанить продолжили дождевые капли. Лицо у Маши было бледное и торжественное, будто бы она не деревенскую байку рассказывала, а как минимум главу из Библии.
— И каждый раз у него — новый костюм. Кто кого боится — к кому-то он приходит клоуном, к кому-то — врачом. Вот Семена помнишь? Он его брата утащил, а Сема говорил, что видел, как с Вовкой какой-то мужик говорил, а мужик был с топором. Вовка дровосеков жуть как не любил — говорил, что они на палачей похожи. А потом пропал. И месяц уже нет. А прошлым летом Инна с каким-то монахом говорила… в рясе…, а у нас же монастыря нет рядом…
Васька раздраженно мотнула головой. Все знали, что Инна уехала к отцу в Москву, а дровосеков мало ли в округе? Все же, деревня…
— Врешь ты все, — протянула Васька, натягивая одеяло под самый нос, — это все совпадения.
— И ничегошеньки не совпадения, — обиженно ответила Машка, — я вот сегодня пирата видела в лесу.
Васька замолчала. Пират — это уже серьезно. Маша с Васей очень боялись пиратов — особенно капитана Крюка. Как только Вася видела крючок, она начинала нервничать, а когда Маша видела человека с повязкой на глазу — и вовсе подвывать бросалась.
— Да ну врешь, — нахмурилась Вася, — пирата?
— Ага, живого, — закивала Маша, — в лесу. С крюком и с повязкой, правда, без попугая. Смотрел на меня.
— Так чего ж ты не боишься? — хмыкнула Вася.
— Ась, — протянула Машка, — а он без приглашения в дом не зайдет. Его либо зовешь, либо проводишь. И вряд ли мама с папой пригласят в дом пирата.
Девочки рассмеялись.
∗ ∗ ∗
01:20
Когда все взрослые уснули, а гроза прекратилась, Машка уже посапывала на соседней кровати. Василиса смотрела в потолок, так, будто пыталась там что-то найти.
Пригласить или провести, значит… Вот только Вася еще помнила, как в начале лета произошло кое-что, чего Машка никак не могла помнить. Сестра тогда гуляла с Ильюшкой и Мишенькой, а Вася сидела дома и читала. Через два дня у Мишеньки был День Рождения, и его родители попросили подержать декорации у бабушки дома.
Вася точно помнила, как в дом вносили огромную куклу-пирата. Помнила, как затряслись ее детские ручки, когда она этого пирата увидела. И помнила, как бабушка зашипела:
— Так это у вас пират? Спрячьте подальше, а то девочки увидят, визгу-то будет… вроде взрослые, а боятся их жутко.
Нет, не считается. Это не считается. Кукла не считается.
Васька уткнулась носом в подушку и накрылась одеялом с головой. Дождь уже почти не шумел, Машка похрапывала, бабушка ходила внизу то ли за водой, то ли потушить свет. Васька потихоньку засыпала.
А потом в окно постучали. Тихо, едва слышно, но вполне ощутимо. Чем-то… твердым.
«Дождь», — сквозь сон постановила Васька. И была неправа, потому что после стука запала тишина, и вообще, дождь три раза не стучит.
Девочке стало страшно, и сон, как это бывает, мгновенно пропал. Очень страшно. Особенно страшно из-за тишины, которая вдруг наступила. Даже Маша, кажется, перестала храпеть.
Почему-то казалось, что открывать глаза — не лучшая идея. Если кто-то стучит в окно комнатки под чердаком, чем-то привлекать его внимание — вообще не лучшая идея.
«Ну проснись, Маш, — эгоистично молила про себя Вася, — Маш, проснись. Маша. Машка».
Если Маша проснется, оно переключится на нее.
И Машка проснулась. Это девочка поняла по внезапно прекратившемуся сонному сопению, по тому, как скрипнула кровать и как вздохнула сестра Испуганно.
— Вась, — тихо прошептала Маша, — Асенька, проснись.
Вася сделала вид, что ничего не слышит. Она лежала под толстым бабушкиным одеялом и все ей было ни по чем. На самом деле, она просто спала напротив окна. Вот прямо напротив. И если сейчас она откроет глаза, то увидит его.
Стук повторился, на этот раз сменившись поскрипыванием. Будто бы… будто бы кто-то царапал окно. «Да ничего там нет».
— Ась, я знаю, что ты не спишь. Ась, проснись. Он на меня смотрит. Ась, мне страшно, — голос Машки звучал как-то отрешенно, словно бы она читала текст по бумажке. Это придавало ситуации какой-то… нереальности.
«Это все розыгрыш. Такого не бывает».
Вася лежала под одеялом, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Где-то далеко перекатывалась гроза, мурлыча, словно кот, а в крохотной комнатке у чердака все застыло, как в сиропе, и даже звуки были глухими. Может, из-за одеяла, может, из-за того, что Вася изо всех сил зажимала уши руками.
Всхлип Маши. Стук в окно. Царапанье и поскрипывание.
— Асенька… Ася… Ася… Ась… Ася… только не кричи… он теперь и на тебя смотрит…
Вася начала дрожать. Стук повторился. Если это розыгрыш, то Машка слишком далеко зашла.
Гром снова прозвучал — уже ближе. И в тот же момент что-то изо всех сил ударилось в окно. Посыпались осколки, один из них даже упал на Васино одеяло.
Дальше Вася уже не могла терпеть — она завизжала так, что ей даже уши заложило, вскочила с места и побежала к двери. И она понимала, что ей нельзя поворачиваться. Нельзя, нельзя, нельзя…
И она повернулась. «Словно в замедленном кино», — так бы она сказала сейчас, а тогда она просто повернулась.
И она увидела его. Увидела капитана Крюка, который был уже наполовину здесь, в комнате, от которого пахло дождем и жженой пластмассой. Увидела его саблю, крюк и треуголку. Увидела повязку на глазу. Увидела Василиса и Машку, которая словно бы обмякла, глядя на пирата. Она больше не кричала, не шептала, не плакала. Просто смотрела куда-то туда, в лицо страшного, какого-то ненастоящего пирата.
Вася увидела, как тот не спеша, будто бы не глядя ни на одну из них в частности, протянул руки к своей повязке. А потом, когда он аккуратно, двумя пальцами, начал ее снимать, Вася заорала во второй раз.
Позже Василиса Орешкина так и не смогла объяснить, кто и как украл ее старшую сестру Марианну Орешкину из домика ее бабушки. На все расспросы, угрозы и увещевания девочка отвечала одной и той же историей — про пирата, который забрал Машку, загипнотизировав ее глазом под повязкой. В итоге образ пирата, которого девочки боялись, списали на стресс, Васю оставили в покое, а затем и вовсе отослали в далекий интернат под Питером.