Почему для описания душевной жизни стоит использовать психологические термины?

Ещё до "изобретения" психоанализа З. Фрейд, вставший на путь гипноза и катартического лечения, понимает, насколько важно в историях болезни раскрывать личную психологическую историю человека, а не перечислять одинокие факты его биографии. Это помогает обнаружить связь между возникшими симптомами и перенесёнными душевными страданиями.

Я не всегда был психотерапевтом, меня приучали к местным диагнозам и электропрогностике, как и других невропатологов, и мне самому странно видеть, что истории болезни, которые я пишу, читаются как новеллы и, так сказать, лишены серьёзного отпечатка научности. Мне остаётся утешать себя лишь тем, что, по–видимому, эти результаты объясняются скорее сущностью предмета, чем моими пристрастиями; местная диагностика и электрические реакции никакого значения для исследования истерии не имеют, между тем как подробное описание душевных процессов, какое привыкли ожидать от поэта, позволяет мне, лишь изредка используя некоторые психологические формулировки, проникать в сущность истерического процесса. Такие истории болезни можно расценить как психиатрические, но, по сравнению с последними, они обладают одним преимуществом, а именно показывают внутреннюю связь между историей душевных страданий и симптомами болезни [...]. (Исследования истерии, 1895)

Достаточно жестко высказывается на эту тему Й. Брейер (австрийский врач, основатель катартического метода психотерапии). Для него принципиально важно не менять одни термины другими, если это лишь усложняет понимание того, о чём речь.

На нижеследующих страницах о мозге мы ведём речь редко, а о молекулах и вовсе не упоминаем. Психологические процессы следует описывать на языке психологии и, пожалуй, иначе их и описать-то невозможно. Если мы заменили бы слово «представление» словосочетанием «возбуждение в коре головного мозга», то последнее могло бы показаться нам понятным только потому, что, несмотря на новый наряд, мы угадали бы в нем черты старого знакомца и без лишнего шума восстановили бы в правах былое «представление». Ибо представления возникают у нас постоянно и известны нам досконально, а «возбуждение в коре головного мозга» представляется скорее неким постулатом, обозначением того, что мы только надеемся когда-нибудь познать. Подобная замена одних терминов другими напоминает бессмысленный маскарад. (Исследования истерии, 1895)

Наконец, взгляд более "классического" представителя психологической науки — Б.В. Зейгарник (основательница советской патопсихологии). Учёная говорит о том, что каждое направление должно использовать свой собственный категориальный аппарат. И только при таком подходе разные дисциплины будут способны друг друга дополнять.

Полученные экспериментальные данные, не проанализированные в категориях психологической теории, «возвращают» клинике лишь по-иному обозначенные факты, которые врачи фиксируют не хуже нас своим клиническим методом. Лишь в том случае, когда анализ результатов патопсихологического эксперимента проводится в понятиях современной материалистической психологической теории, они оказываются полезными клинической практике, не только дополняя её, но и вскрывая новые факты. (Патопсихология, 1976)