Психоделики как лекарства. Как были открыты ЛСД и MDMA и для чего их исследуют современные фармакологи

Около 50 лет назад, когда наиболее известный галлюциноген — диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД) — был запрещен в США, а американский писатель, программист и психолог, участник кампании по исследованиям психоделических препаратов Тимоти Фрэнсис Лири из-за нежелания бросить эксперименты с психоделиками пожертвовал университетской карьерой, казалось, что в дальнейшем ЛСД, псилоцибин и другие галлюциногенные препараты будут исследовать только для того, чтобы разработать более эффективные способы их обнаружения криминалистами. Однако в наши дни медицинские галлюциногены снова готовы вернуться в клиники как лекарственные вещества — они проявляют многообещающую активность в лечении посттравматического стресса, болезни Альцгеймера и других заболеваний, связанных с работой мозга.

Как отмечают специалисты по медицинской химии, в существующих наркофобных условиях сложно доказать общественности и регулирующим организациям то, что исследования в области медицинского применения галлюциногенов проводятся в интересах общества, не представляют собой опасности для участников экспериментов и не несут ущерба деловой репутации организациям и фондам, сотрудничающим с исследователями.

Но утопающий хватается за соломинку, и, если есть возможность применить психоделики для борьбы со смертельными заболеваниями или заболеваниями, разрушающими личность человека, то фармакологи и медицинские химики должны двигаться и в этом направлении.

Такие исследования уже ведутся: в США и Европе одобрено проведение ряда проектов, цель которых — изучение медицинского влияния психоделиков на человека. Основные работы в этой области ведут британский Фонд Бекли — междисциплинарная исследовательская организация, изучающая области науки, здравоохранения, политики и истории методов, используемых для изменения сознания, от медитации к использованию психоактивных веществ, а также американские Исследовательский институт Хеффтера и Мультидисциплинарная ассоциация психоделических исследований (МАПИ). Последняя называет себя некоммерческой фармацевтической компанией и основную свою цель видит в разработке лечебных социально приемлемых способов применения психоактивных веществ и марихуаны, помогая исследователям получать разрешения на работу в этой области и финансируя многие проекты. Одна из программ МАПИ — всесторонняя поддержка исследований препарата MDMA или экстази (3,4-метилендиокси-N-метамфетамина) с целью превращения его в применяющееся в клинической практике лекарственное средство. По мнению МАПИ, поставленная цель представляет собой весьма долгосрочный, но вполне реализуемый проект. В США и других странах известны случаи, когда препараты, внесенные в список наркотических средств, используются как лекарства. При наличии медицинских показаний американские врачи имеют полное право назначать своим пациентам кокаин, метамфетамин, настойку опия, морфин, опиоиды и гамма-гидроксибутират.

В настоящий момент MDMA не имеет утвержденных медицинских применений. Для того чтобы определить баланс рисков и пользы препарата, необходимы дополнительные исследования. Однако президент МАПИ Рик Доблин полагает, что MDMA станет официально использоваться в медицине не позже, чем через десять лет.

Академическое исследование психоделиков имеет долгую историю. Она началась в конце XIX века, приостановилась в 1970-х годах и снова возобновилась в начале XXI столетия. Самое известное из психоактивных веществ — ЛСД — впервые был синтезирован швейцарским химиком Альбертом Хоффманом в 1938 году, но его психотропные свойства были обнаружены только спустя пять лет — 16 апреля 1943 года, причем в результате случайности.

Диэтиламид лизергиновой кислоты был получен в поисках новых аналептиков (возбуждающих средств), однако в результате первого синтеза это вещество было получено в небольших количествах, и пять лет пузырек с ним пылился на полке. Проявляющая эффект доза ЛСД составляет 20 микрограммов, и первоначально его свойства не были обнаружены — в журнале было отмечено только «явное возбуждение» лабораторных животных, на которых ЛСД испытывался.

Во время второго синтеза Хоффман случайно получил дозу ЛСД за счет его впитывания кончиками пальцев и почувствовал необычные симптомы. Вот что пишет сам ученый в книге “LSD — My problem child” (Oxford University Press, 2008):

«В… пятницу, 16 апреля 1943 года, я вынужден был прервать свою работу в лаборатории в середине дня и отправиться домой, поскольку испытывал заметное беспокойство в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в не лишенное приятности состояние, подобное опьянению, отличавшееся крайне возбужденным воображением. В сноподобном состоянии, с закрытыми глазами (я находил дневной свет неприятно ярким), я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов. После приблизительно двух часов это состояние постепенно исчезло. В целом это был необыкновенный опыт — как в его внезапном начале, так и в его странном течении».

К утру следующего понедельника Хоффман восстановился, посчитал, что нашел причины своего состояния и решил проверить догадку на себе:

«Существовал только один способ докопаться до истины. Я решил произвести эксперимент над собой. Проявляя предельную осторожность, я начал планировать серию экспериментов с самым малым количеством, которое могло произвести какой-либо эффект, имея в виду активность алкалоидов спорыньи, известную в то время: а именно, 0,25 мг диэтиламида лизергиновой кислоты в форме тартрата. Ниже цитируется запись из моего лабораторного журнала от 19 апреля 1943 года. Эксперимент над собой

19.04.43 16:20: Принято орально 0,5 куб. см 1/2 промильного раствора тартрата диэтиламида = 0,25 мг тартрата. Разбавлен приблизительно 10 куб. см воды. Без вкуса.

17:00: Отмечается головокружение, чувство тревоги, визуальные искажения, симптомы паралича, желание смеяться.

Добавление от 21.04: Отправился домой на велосипеде. 

18:00 — прибл. 20:00 наиболее тяжелый кризис.

Здесь заметки в моем лабораторном журнале прерываются. Я мог писать последние слова лишь с большим усилием. Теперь мне стало ясно, что именно ЛСД был причиной удивительного происшествия в предыдущую пятницу, поскольку изменения в восприятии были теми же, что и раньше, только более сильными. Мне приходилось напрягаться, чтобы говорить связанно. Я попросил моего лабораторного ассистента, который был информирован об эксперименте, проводить меня домой. Мы отправились на велосипеде, так как автомобиля не было из-за ограничений военного времени. По дороге домой, мое состояние начало принимать угрожающие формы. Все в моем поле зрения дрожало и искажалось, как будто в кривом зеркале. У меня также было чувство, что мы не можем сдвинуться с места. Однако мой ассистент сказал мне позже, что мы ехали очень быстро. Наконец, мы приехали домой целые и невредимые, и я едва смог обратиться с просьбой к своему спутнику, чтобы он позвал нашего семейного врача и попросил молока у соседей».

От вспышек эрготизма, который в те времена называли «огнем святого Антония» в Средние века умирали тысячи людей, в особенности часто эти эпидемии случались в Германии и Франции.

В 1930–1940-е годы компанию «Сандоз» интересовали сосудосуживающие свойства двух главных алкалоидов спорыньи — эрготамина и эргометрина. Эти алкалоиды стали успешно использоваться для лечения постродового кровотечения: производимый ими эффект сужения сосудов быстро останавливал это патологическое состояние. Эрготамин и эргометрин представляют собой специфические соединения (амиды) лизергиновой кислоты, Хоффману было предложено синтезировать их аналоги, и ЛСД оказался только одной из полученных в ходе этого поиска структур (поскольку в рабочем журнале Хоффмана ЛСД первоначально обозначается как «препарат 25», можно предположить, что было синтезировано, по крайней мере, не менее 25 амидов). Еще одно синтетическое производное алкалоидов спорыньи, гораздо менее известное, чем ЛСД, — бромокриптин, в настоящий момент является одним из самых эффективных препаратов для лечения болезни Паркинсона.

В начале исследователи из «Сандоз» предполагали, что ЛСД станет препаратом для лечения алкоголизма и депрессии. Однако развитие «психоделической революции» одним из идеологов которой был Тимоти Лири, поломало их планы. Работы и воззвания Лири стали манифестом американского движения хиппи. Президент Ричард Никсон назвал Лири «самым опасным человеком в Америке». Расцвет культуры хиппи связан, разумеется, не только с лекциями и книгами Лири (хотя они и называли его «ЛСД-гуру»).

Однако однозначно то, что психоделики повлияли на культуру 1960-х годов также, как «зеленые феи» абсента оказали влияние на писателей и художников конца XIX — начала ХХ веков.

В середине 1950-х годов ЛСД изучали в США, Швейцарии, Германии, Италии, Франции, Чехословакии, Канаде и Швеции. Препарат демонстрировал потенциал для состояний, у которых на тот момент не существовало медикаментозных способов лечения — алкоголизм, посттравматический стресс, ощущения боли и тревоги больных раком. ЛСД имеет четыре зеркальных изомера (варианты с одинаковым химическим составом, но по-разному взаимодействующие со светом). Однако психотропными свойствами обладает лишь одна из «версий» молекулы. Как работает ЛСД на молекулярном уровне, точно пока неизвестно. Известно, что диэтиламид взаимодействует со всеми дофаминовыми и практически со всеми серотониновыми рецепторами. Эти рецепторы обеспечивают связи между нейронами в мозге человека, и нарушение их работы связано с изменениями в поведении, настроении и реакциях на внешний мир. ЛСД является галлюциногеном, который искажает чувства, изменяет восприятие пространства и времени, не погружая человека в сон и не стирая его память. Физиологического привыкания к ЛСД нет, однако при определенных обстоятельствах он способен вызывать или обострять уже имеющиеся психические заболевания, а также вызывать психологическую зависимость, побуждающую человека вновь испытать галлюцинации. Под воздействием консервативной политической кампании к середине 1960-х годов исследовательские программы, связанные с ЛСД, стали сворачиваться. В 1965 году в США был издан закон, в соответствии с которым производство, переработка и продажа любых галлюциногенных препаратов объявлялась незаконной. Медицинские исследования напрямую не попадали под действие этого закона, но реальному запреты это не помешало. Управление по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами США настоятельно рекомендовало всем исследователям, работавшим с ЛСД, прекратить исследования в этой области и сдать имеющийся у них в наличии галлюциноген.

В 1970-х правительство США отнесло большинство психоделических препаратов к наркотикам из списка № 1 — веществам, имеющим большой потенциал для злоупотребления без известного медицинского применения. Вскоре похожие меры против галлюциногенов были приняты и другими государствами, так что практически все исследования ЛСД и других «расширителей сознания» были прекращены.

После 1975 года в Европе не попали под запрет только три исследовательские программы по изучению влияния психоделических препаратов на человека — две в Нидерландах, где испытывали ЛСД для лечения невротических расстройств, и одно в ФРГ. Специалист по психиатрии из Университета Лейдена Ян Бастиаанс использовал малые дозы ЛСД для лечения посттравматического синдрома выживших узников нацистских концлагерей.

MDMA, (3,4-метилендиокси-N-метамфетамин, также известный как «экстази») — вещество, химическое строение которого похоже на метамфетамин и галлюциноген мескалин. Первоначально это вещество было запатентовано фирмой «Мерк» в 1912 году как промежуточный продукт в синтезе кровоостанавливающего препарата гидростинина. Повторно это вещество было открыто Александром Шульгиным в 1970-х годах. Переоткрывший MDMA Александр Шульгин был едва ли не единственным химиком второй половины ХХ века, ставившим эксперименты на себе. Неоднократно применяя синтезированные им же вещества, в том числе и для расслабления, Шульгин известен многим как человек, делавший подробности синтеза психоактивных веществ открытыми.

Протокол, описывавший синтез любого психоактивного вещества, полученного в своей лаборатории, Шульгин тут же делал достоянием общественности.

Имея лицензию американского агентства DEA на исследование психоактивных веществ и свободу в выборе направления исследований, Шульгин проводил независимые исследования в области контролирующих сознание веществ, потенциально применяемых в психотерапии, сообщая о результатах экспериментов над собой. Испытание нового препарата начиналось с небольших доз — в 10–50 раз меньших, чем эффективная доза уже известного препарата, наиболее близкого по строению синтезированному, потом доза увеличивалась. Все это делалось без мероприятий, которые кажутся обязательными и естественными для каждого химика сейчас: изучение потенциальной цитотоксичности (ядовитости для клеток организма), опыты на животных, а также фармакокинетики (того, с какой скоростью препарат всасывается в организм, а также как быстро и с помощью каких органов он выводится).

Эффективная доза нового препарата определялась как доза, после которой измененное сознание уже прекращало меняться.

Для выражения активности Шульгин придумал специальную систему измерений — мескалиновые единицы, сравнивая «расширители сознания» с известным психоделиком — мескалином.

Лабораторные журналы Шульгина подтверждают, что он был опытным и умелым химиком-синтетиком, но отсутствие ученой степени и какой-либо официальной должности в вузе или исследовательском отделе фармацевтической фирмы так и не позволило ему получить при жизни признание среди коллег-профессионалов, хотя люди, увлекающиеся психофармакологией, иногда называют в шутку Шульгина «папой». Из автобиографических книг Шульгина становится понятно, что он компенсировал галлюциногенными эффектами тяжесть и сложность работы в лаборатории, и проверка новых рецептур на себе, скорее, была для него в радость.