Просвещение масс

С 1 июня этого года вступают в силу поправки о просветительской деятельности, один из пунктов которых состоит в том, что проведение лекций станет незаконным для лиц, не имеющих опыта работы в сфере образования и не аффилированных с аккредитованных соответствующими министерствами образовательных программ. Фактически это может подразумевать первые шаги в попытке подчинения культурной жизни общества государственному регламенту.

Коль скоро наш канал заявлен о просвещении, я подумал, что грех не написать, в связи с этим, статью, касающуюся той её стороны, которая находится за рамками академии и пристального надзора образовательных программ; о том, как существовало независимое образование в мире и какова может быть его роль в развитии общества.

Открытые площадки и публичные лекции

Трудно однозначно сказать с какого момента лучше отсчитывать возникновение неформального образования, ведь, строго говоря, всё образование до формирования соответствующих институций можно было бы считать неформальным. Здесь мы делаем ряд концептуальных ограничений, а именно мы рассматриваем так или иначе только то образование, к которому субъект прибегает лишь в силу внутренней потребности и собственного выбора, а не в силу традиций, прохождения инициации и т. п., а также мы не рассматриваем дополнительное образование у детей и школьников, так как оно зачастую служит их персональной стратегии подготовки к высшему образованию и является, в массе своей, именно дополнительным, а не побочным. Последнее замечание подталкивает нас также на почву андрагогики - науки, специализирующейся на усвоении знаний взрослыми.

Несмотря на всё это, кажется справедливым брать за точку отсчёта Древнюю Грецию. Во-первых, потому что именно там впервые появились музеи, как места, служащие не только для формирования национальной и культурной идентичности и сохранения исторической памяти народа, но и прежде всего как места открытого распространения знаний для всех желаний, примерно в одно время с библиотеками. Во-вторых, именно греки изобрели тот род деятельности, который мы сегодня назвали бы тьютор, то есть наёмный преподаватель - ещё у гомеровского Феникса был учитель, который учил его "как говорить слова, так и делать дела"[1]. В V-IV вв. до н. э. в Элладе была широко распространена софистика: софистами называли себя те, кто обучал людей красноречию за деньги. Способность убеждать могла быть крайне полезна для эллина, так как она играла ключевую роль, например, в судебных делах или в делах политических.

Примечательно то, что греки при этом имели и формальное образование, т. е. по крайней мере археологические свидетельства позволяют судить, что примерно в это время там уже были школы, пусть немногочисленные. Тем не менее, именно Эллада стала той колыбелью, в которой обтачивались, зарождались и конкурировали между собой образовательные институции. Пифагорейцы, платоники(академики), перипатетики, стоики, эпикурейцы - это только самые крупные организации, занимавшееся прежде всего именно образовательной деятельностью, и явно или скрыто конкурировавшие между собой за влияние не эллинскую культуру.

Отметим неизбежные ограничения неформального образования, которые связаны с его противостояниями институциям. Во-первых, как правило, оно претендует на просвещение широких масс, что сужает спектр возможных тем, которые ему доступны, так как не все темы могут быть а.понятны неофиту и б.интересны для него. Во-вторых, информация, рассчитанная для широких слоёв населения, значительно лучше распространяется в виде текста, чем в формате беседы или лекции, просто исходя из того, что любое общественное пространство имеет физические ограничения, а тираж произведения теоретически может быть безграничным. Когда же информация, предназначенная для масс, попадает на книжную полку, она попадают на вотчину таких вещей, как философия, эссеистика, публицистика и проч., где в значительной степени грань между массовым и специальным стирается, вспомните хотя бы расхожую аннотацию к учебникам "предназначено для студентов X, а также широкого круга читателей".

Всплески неформального образования, по видимому, связаны с демократизацией общества, даже сам термин неформальное обучение(informal learning, не путать с non-formal learning, которое относится к неформальным аспектам учебного процесса) принадлежит основоположнику демократического подхода в философии образования - Джону Дьюи. Массовая образованность, индивидуализм и космополитизм - вот черты, объединяющие эпоху эллинизма и новейшее время. В чём же тут дело? Профессора университетов в Британии, Германии, России вдруг массово начинают давать открытые лекции. Общественность по всему миру оказывается заинтересована в новейших открытиях науки[2][3]. Земский деятель из глуши в Смоленской губернии отправляет телеграмму в Париж, чтобы лично Луи Пастер сделал недавно открытую им вакцину против бешенства заражённым жителям уезда[4]. В США открываются школы для взрослых и выездные кебриджские курсы, Генриетта и Самуэль Барнетт основывают первое в мире университетское поселение, предназначенное для образования пролетариата. "Плоды просвещения" были бы невозможны без одного - свободного времени мещанства, которые вынуждены были образовываться, чтобы соответствовать духу эпохи. Можно долго рассуждать о социальных и экономических причинах - индустриальная революция, снижение социального неравенства, технологический прогресс или что-то ещё... В конечном счёте, всё упирается в то, что отличает человека от прочих представителей животного царства, в безусловную заинтересованность и желание познавать. Как только люди массово получали возможность образовываться - они шли и образовывались, просвещались, жили культурной жизнью и т. д., будь это узкая прослойка хороша воспитанной аристократии или впервые почувствовавшая почву под ногами эмансипированная буржуазия.

Интеллектуальная сублимация

Нетрудно воспринимать эти изменения как специфический этап истории, просто один из периодов, имеющий свои, специфические для данного периода процессы и тенденции. В более развитой форме этот процесс продолжается до сих пор.

Опознав факт его наличия, мы приступаем к более трудной задаче - понять, в чём же сущность этого процесса. Кажется, слишком многие пытались это сделать. Один из них - немецкий философ Иммануил Кант.

В своём эссе "Ответ на вопрос: Что такое просвещение?"[5] он определяет просвещение к процесс выхода из состояния незрелости человеческого разума, такого состояния, в котором он подчинён иррациональным догмам, тем самым не сам устанавливая главенство над собой, но находясь в незрелости, в зависимости от государства, церкви и общества. Эта, кажущаяся очевидностью мысль, отражает ту перцепцию общественного развития, которая проводит разграничительную линию между двумя эпохами, а именно: общество как целое имеет коллективный гнозис - совокупность знаний, технологий, практик, разделяемых хотя бы несколькими его членами и имеющей организацию самоподдерживающейся постоянной передачи этих знаний другим членам общества с течением времени. Этот гнозис, как и индивидуальный, подчинён определённым внешним факторам. Структура гнозиса традиционного общества основана на догматическом главенстве некоторых сентенций, как правило, имеющих религиозный характер. В таком случае вопросы истинности утверждений и критического разума, проникающего в сущность вещей через их эмпирические проявления, являются изначально решёнными, так как ответ на подобные вопросы уже содержится в довлеющем над незрелым человеком Левиафане дискурса. Тогда просвещённым обществом можно считать такое, которому удалось сбросить хомут навязанных рамок.

Но что происходит после этого? Все люди бросаются постигать, знания возводятся в абсолют и каждый плотник начинает читать статьи из Nature, в попытках обрести собственное, не основанное на авторитете традиции миропонимание? Как бы не так! Представители франкфуртской школы Хоркхаймер и Адорно в работе "Диалектика просвещения"[6] указывают на тот печальный факт, что общество не то, что не умеет, как это предсказывалось, но напротив, становится каким-то более примитивным, ограниченным, и этот процесс дегенерации усиливается с течением времени. Оказалось, что освободившись от пут догматизма, человек вовсе не начинает стремиться к чистому знанию и энциклопедическим представлениям, вместо этого он предпочитает купировать свою новую неожиданной потребность в интеллектуальной сублимации.

Однако, в отличие от сторонников критической теории, мы не признаём, что роль этой сублимации в форматировании человеческого мышления и превращении их в рабов капитала. Если бы капитал действительно имел возможность через телевиденье, медиа-коммуникации и искусство превращать людей в неосознающих себя биороботов, мы, вероятно, ожидали бы усиление людского скудоумия по всей планете. Однако это далеко не так: в то время, когда Хоркхаймер и Адорно писали свои работы, Бодрийяр - "Общество потребления", а Фромм - "Иметь или быть?", Дэниэл Белл пишет и развивает концепцию постиндустриального общества. Апелляция и даже редукция к этой доктрине уже успели стать пошлостью, но мне нравится этим грешить.

В действительности, знаниевая отрасль разрастается, повышается спрос на в том числе и интеллектуальные развлечения, но также значительная часть производства в т. н. постиндустриальных странах сосредоточена на создании, обработке и преобразовании информации - с появлением интернета, гигантской научной отрасли, массовой культуры и проч. эти спекуляции обрели материальное значение практически на наших глазах.

Откуда же берутся сублиманты? В сущности, сублиманты - это люди, относящиеся к тем социальным группам, которые в прошлом занимались преимущественно физическим трудом, не имели нужды в образовании и следовали полностью подчинённому традиционным представлениям образа жизни. С наступлением массового образования, такие люди передавали свои антиинтеллектуальные аттитюды детям и привили им низкоуровневые когнитивные способности. Такие люди всё время ищут для себя тот дискурс, которому они могли бы довериться, всё время перенимая простейшие когнитивные схемы. При этом неважно какого рода дискурс разделяется обществом в данном случае - религия, коммунистическая идеология, сциентизм - всё это становится "футляром" для некритических умов.

Парадоксальным образом, хотя просвещение водрузило себе на знамя девизы борьбы с невежеством, такие как "Sapere aude!", собственно невежество-то осталось прежним, но обрело новые формы.

Научпоп

Информационное общество заставляет людей находиться в состоянии поиска. В некоторых сферах знания и навыки полностью устаревают за пару лет. В этом состоит уникальность нашего времени.

Иными словами, современный человек - это вечный студент. Он вынужден тратить кучу своего времени, чтобы черпать новые знания из новых областей, информация из разных сфер находится в постоянном синтезе, постоянно создаёт эклектичные сочетания идей, пригодных для решения актуальных проблем. Растёт рынок курсов быстрой квалификации, которые позволяют освоить новую профессию и начать работать всего за полгода. Этого не могло бы произойти без массовой интеллектуализации труда - чтобы понимать, как лучше всего выполнить свою работу, специалист должен учитывать все её аспекты. В отличие от физического, интеллектуальный труд, под которым мы понимаем переработку информацию, не может быть сегрегирован. Приведём другой пример - учёный, занимающейся наиболее перспективными областями развития, должен понимать как могут сочетаться различные научно-исследовательские парадигмы. Реальность не разделена на вотчины конвенциональных академических дисциплин, поэтому создание более универсальных теорий и дескриптивных практик неизбежно сопровождается протосинтезом[7].

Итак, имеем информационное общество, в котором каждый человек это вечный студент, находящийся в бесконечном поиске необходимой информации. Он постоянно держит руку на пульсе, следит за открытиями в новейших дисциплинах. В таких условиях ему неизбежно нужно формировать какие-то устойчивые представления обо всём устройстве бытия, пусть даже схематические. Их он должен осознавать сам, никто не сделает это за него - так как помимо представлений о предметах различных родов деятельности, затрагивающих многоуровневое устройство реальности и, соответственно, требующих компетентности в довольно узких областях, а зачастую и уникального набора знаний, необходимо учитывать личные предрасположенности, персональные возможности карьерного роста, собственные смыслы, жизненные ориентиры, интересы. Уникальность компетенций создаёт спрос на рабочую силу, но она же требует титанических интеллектуальных усилий. Можно назвать подобную организацию бытия гиперсложностью. Под этим мы будем понимать, что сложность бытия не предоставляет возможности её исчерпывающего описательного постижения, поэтому каждый субъект внутри него действуют как актор, т. е. сам выступает одним из субъектов гиперсложности, через это он получает к ней причастность и может эффективно в рамках этой среды существовать.

Определённое информационные ресурсы помогают создавать индивидам совокупность правдоподобных представлений о гиперсложной реальности и служат более многогранному её пониманию. Они могут входить в жизнь субъекта, как праздность и досуг. После этого, подобно персонажу в квест-РПГ, индивид начинает развивать свои умения и навыки, углубляясь во витиеватые коридоры мудрости, становясь посвещённым адептом определённого ремесла, позволяющего ему, вскрывая поднаготную реальности, лепить из неё, как из глины, новые модусы.

К сожалению, в нашему акторно-сетевом мире недостаточно связей для того, чтобы эта концепция становилась реальностью. В действительности, почти любое знание и навык чрезвычайно усложнено и закрыто, связи между ними контринтуитивны, а популярно-образовательный контент направлен не на то, чтобы формировать человека с комплексной картиной мира. В действительности, современный научпоп характеризуется, как правило, следующими чертами: бесконечная сублимация тривиальных идей, повесточка, отсутствие какого-то внятного представления о том, ради чего создаются пролиферирующие ресурсы массового потребления наукообразной информации, дурновкусие и творческая импотенция.

Вместо просвещения эти люди заняты высмеиванием того, что не соответствует научной картине мира. Почему так? Объяснение довольно просто - этот материал не направлен на думающих субъектов, но на сублимантов. Современный научпоп существует практически исключительно на рынке интеллектуальной сублимации. Источников, которые действительно позволяли развивать всесторонние представления, давали бы в руки своих читателей тесло, которым можно было бы самостоятельно крошить пресловутый гранит науки, исчезающе мало. Причин этого, по меньшей мере, несколько:
1)Отсутствие человеческого капитала - учёный-технарь с развитым художественным вкусом, скорее, является продуктом народного фольклора, чем русской культуры на её нынешнем этапе развития.
2)Отсутствие спроса - в связи с отсутствием внятного культа разума в постмодерне.
3)Приверженность институциональным интересам организаций, монополизировавших познание(об этом, пожалуй, следует написать отдельную статью).
4)Чрезмерная идеологизация культуры. Назовём это Policy Penalty - любой материал, сдобренный какой-то политической, социальной или этической доктриной, обладает большей ценностью, чем материал, ставящий своей единственной ценностью распространение истинных знаний. Это специфика общества постправды - людям нужно не знание, а референтная группа, в которой они могли бы чувствовать себя защищёнными.

Кризис просвещения, таким образом, не упирается в сублимантов, хоть и приводит к изобилию людей определённого склада. Он упирается в то самое отсутствие объединяющего дискурса, которое могло бы исключить проблему его постоянного поиска. Фактически, идеологи просвещения, такие как Кант, поставили телегу впереди лошади, ниспровергнув традицию прежде, чем человек обретёт настоящую зрелость. Небольшое число тех людей, которых по праву можно было бы назвать интеллектуальной элитой, будучи выброшены из мира порядка в мир хаоса, смогли сделать организовать без помощи культурного субстрата, социальных институций и проч., но большинство превратилось в сублимантов и сложили оружие, отпрянув перед гиперсложностью мира.

"Sapere aude!" - возможность быть мудрым, т. е. ищущим истинность, оказалась слишком дерзновенной для нас. Поэтому мы, с прискорбием, должны заключить, что, несмотря, на кажущуюся тривиальность этого девиза, мы ещё не готовы всецело его принять. Потому что у грандиозных свершений, которые, на самом деле, очень редко происходят по благодати, есть, как правило, долгие, тяжёлые и тернистые пути, им предшествующие. И здесь мы должны заключить, что прежде, чем осмелиться на знание, мы должны убояться неведения, и именно это должны повесить покамест на знамя. До тех пор, когда не будем готовы к большему.

Источники

1. https://infed.org/mobi/a-brief-history-of-informal-education/
2. Knight D. Scientific Lectures: A history of perfomance // Intedisciplinary science reviews, 27(3), 217-224, 2002.
3. Грибовский М. В. Публичные лекции университетских профессоров как явление городской жизни в России на рубеже XIX – XX веков // Новый исторический вестник. 2017. №2 (52).
4. https://www.bbc.com/russian/features-47200246
5. Кант И. Ответ на вопрос: Что такое просвещение? // Собр. Соч. в 6-ти томах. Т.6. М., 1966. с. 25 - 35.
6. Хоркхаймер М., Адорно Т. В. Диалектика просвещения // М.-Спб: "Медиум" "Ювента", 1997.
7. https://telegra.ph/CHto-tvoritsya-s-naukoj-01-06