Простые рассказы непростого человека.

Сон смешного человека.

Обычно мне сложно уснуть: только голова касается подушки - начинается безумный полет вертихвосток-мыслей, которые тут как тут прилетают из далекого прошлого выстраивая новые пути тех или иных событий. Трудно сосредоточиться на отдыхе, когда в голове томный женский голос рассказывает, что стало бы в 2007 году, если бы я поступила не так, как поступила.

Засыпать пришлось-таки научиться, по-странному конечно, но это лучше чем ничего. Богатая фантазия позволяла выдумать целую утопию, и я благополучно этим пользовалась. Воображение вырисовывало тонкие черты лица, мелкие детали улиц и домов, нюансы манеры речи и многое-многое другое настолько четко и красочно, что сознание полностью погружалось в историю и находило там умиротворение.

Я начинала строить дорогу, потом себя, магазины и улочки, прохожих, друзей.. Или наоборот - рисовала тихое озеро с фиолетовой гладью, темную чащу, свежий воздух и умственным отшельничеством завершала день.

Прошло время, и закрыв глаза я вижу перед собой пару других глаз. Карие, глубокие, со странной искрой интереса и одновременно страха они усаживают меня за стол в удобное кресло напротив окна, улыбаются и некоторое время словно пытаются вытрясти, вытащить за волосы, за каждый нейрон мои истерики. До каждого кончика пальцев, в ногтевых пластинах и зубах я слышу громкий крик себя: глухой, хриплый, надрывистый. Душа цепенеет. Слышно как она трескается и рьяными потоками истекает кровью. Глаза чувствуют какую боль причиняют, но мы знаем что так нужно.

По щекам скатываюься молчаливые слезы, а Карие, словно затыкают рот, мол "Тише, тише. Мы бы тебя обняли, мы бы тебя согрели, но ты ослабеешь. Ты станешь здоровее, только будь податливой.."

Я глубоко вздыхаю, глаза медленно отдаляются и становится виден их обладатель. Он мужчина с аккуратным овальным лицом, небольшими губками, которые напоминают бантик, странным туповатым подбородком и очень нежными скулами, которые плавными линиями перетекают в милые щеки. Но самое важное в этом портрете - глаза. Завораживающие, молчаливые, но говорящие все и обо всех. Их не спрятать и не переплыть, в них тонешь по собственной воле, с огромным камнем на шее, чтоб никогда не ступить на сушу.

Сон спускается на грудь, поудобнее усаживается в районе шеи и, глупо насмехаясь над моей израненной душой - топит во взгляде. Не хватает воздуха и тяжелые всхлипы вырываются из глотки. Человек, обладающий этими глазами только слушает, слушает как содрогается все внутри, слушает как капают слезы, срывается крик. Он тоже плачет, только не так как я, а слезами во внутрь. Это больнее.

От удушья - в голове рычит музыка. Словно старое советское радио передает Лану Дел Рей с примесью Аффинажа. Безумная коллаборация.

В момент полного отсутствия кислорода, мои мысли полностью проваливаются в кабинет и устраивают дикую казнь, где я - подсудимая, а они - золотые монеты, которыми я плачу этим карим расхитителям подсознания.

Утром мне приходится нелепо шутить, смеяться и ласково нежить кошечку. Никто не должен знать о снах смешного человека, который живет для того, чтоб очередной ночью набросить камень на шею и утонуть в пучине глубоких карих озер.

Игра в любовь.

Каждый легочный пузырек наполнился чем-то сладким. Он уткнулся носом в ее пурпурные, изрядно выцвевшие волосы и глубоко вдохнул. Чтоб выдохнуть не хватало сил, не хватало смелости, не было никакого желания расставаться с этим волшебством. Каждая волосинка, словно канат, связывала, скручивала морскими узлами и бросала в самый темный трюм ее души. 

Там страшно. Кромешная мгла кралась на цыпочках и раскрывая свои самые чистые глаза резко набрасывалась и укутывала пледом сотканным из ниточек тьмы. Она распускала свои холодные языки и касалась ими самой глубины сердца, черной дырой высасывая все человечное, все теплое. 

Словно снежная королева она крошила вечность изо льда и бейсбольной битой загоняла осколки в хрупкое дно души. Каждая вена, артерия, аорта и что-там еще промерзали, покрывались кроваво-красным морозным узором и безмолвно рассыпались не то от ее магии, не то от -116 градуса по Фаренгейту ее любви. 

А он не чувствовал как очень скоро исчезнет, превратится в пепел, звездную пыль и разлетится по сторонам планеты осколками мая, эхом июля, как вдребезги разобьется подобно хрустальной вазе летящей из какого-то окна 9-ти этажки, как станет лишь отзвуком ее прошлого и больше никогда не обретет счастья. 

Растворяясь в бездне, извиваясь и уворачиваясь от демонов, что обитали там, борясь со всеми ветрами земли, мифическими существами созданными в этом пространстве — он будто бессмертный бог шел вперед к замкнутым дверям рая. 

Он думал, что там греческие амфоры наполнены нежностью, а перины состоят из согласия и доброты, он верил что все ненастья можно пройти вдвоем: и в горе и в радости, пока…

Сломав все шпаги и катаны, изрубив тентакли чудовищ, взломав замки самых искусных мастеров он и сам стал чудовищем — белым призраком в ее кромешной тьме.. Ибо пока Смерть не разлучит. Не стоило ему играть с ней любовь.

Долина Vocatus.

Это была река — прозрачные, словно офисные файлы воды, стеклянно-ровной гладью медленно омывали берега. Водоем напоминал бриллиант, нечто идеальное, дорогое, то, чему поклонялось большинство.

Береговая линия с утопической ровностью нежилась в волшебной жидкости, плавно погружалась и нежно выныривала, создавала сахарные брызги, которые осыпались на гладкие, разноцветные камешки.

На водопой приходили исключительно люди. Хотя, бесспорно, тех, кто обитал у магической реки, вполне заслуженно можно было звать удивительными животными. Они буквально зависели от кристально чистой эссенции и растений, которые росли около водоема. В этом-то и была их принадлежность к миру зверей, ибо суть не в воде, а в свойствах, которыми она наделяла пьющих ее, а травы лишь скрашивали эффект, привнося свои неповторимые мотивы.

К счастью, к величайшему счастью, я лишь периодически смотрела на восхитительный пейзаж открывающийся с высокого холма моей жизни. Изредка возжелая упиться водами, мне приходится стоять рядом и вдыхать резкий аромат, который окружает ту местность, смотреть на диковинные танцы новичков и бывалых этой долины.

Они прекрасно знают меня, некоторые, бесспорно рады видеть, некоторые-же яростно проклинают, когда лишь виднеются очертания фигуры в дали.

Каждого, человека, приходящего к этому берегу знаю и я: это некоторые мои родственники, друзья, враги и просто знакомые, которые посещали холм лишь однажды.

Всегда приходя в это место, на другом берегу виднеются новые статуи из граненных стаканов, рюмок, или изумрудно-зеленых стеклянных бутылей, некоторые созданы из пластиковых стаканов самого разного размера. Это кладбище. Кладбище тех, кто связав жизнь с этой долиной и рекой, в ней же погрязли и утопли.

Не всегда это была исключительно физическая смерть, скорее там хоронили цели, таланты, планы на жизнь и прочую, казалось бы, ерунду, но отсутствие оного придавало аморфности и безжизненности, оставляв лишь размытый телесный контур.

Прогуливаясь по берегу, ненароком вспоминаешь свою волну в этой реке. Своеобразный серфинг, только вот обычно нужно стоять твердыми ногами на доске, а данная вариация предполагает мягкость тела, расплывчатость, в крайнем случае — лежание свесив ногу, дабы было удобнее разглядывать летательные аппараты в небе.

А что потом? Потом ты находишь себя на холме, солнце разбивает голову в щепки своими тонкими, но температурно сильными лучами, собираешь гусей в стайку, пересчитываешь и глубоко вздыхаешь, скорее всего пытаешься выследить впопыхах сбежавшие мысли, составить хронологию событий, а потом, словно ничего и не было, отправляешь своих птиц снова топиться в долину. И с каждым разом их все меньше и меньше, кто просто теряется по пути, некоторые тонут, многие элементарно задыхаются. Итогом становится лишь эксцентричный монумент зияющий на противоположном берегу. К счастью, свой я разобрала...