Простотеатр
ПРОСТРАНСТВОИнтервью с Димитрием Чернэ — режиссером особых форм, транслятором метасмыслов на сцене и руководителем некоммерческого «Театра Простодушных» — единственным драматическим театром для артистов с синдромом.
Далее, Димитрий Чернэ - ДЧ.
*В Театре Простодушных впервые была организована режиссерская лаборатория. Для драматического театра здесь были показаны невиданные ранее вещи: пластический, иммерсивный, документальный жанры в одном вечере.
Как вообще пришла идея устроить инклюзию новых для театра форм?
ДЧ. Идея лаборатории пришла почти спонтанно. Мы обсуждали ее очень долго с компанией людей инвазивного формата, которые ввели нам прививку хорошего вкуса.
Нам уже многие намекали на создание некоего неожиданного для театра формата. Мы организовали опен-колл, и пришло целых 70 заявок. Из них я проинтервьюировал 40 человек, с каждым поговорил по часу. В разговорах понял, что есть самые разнообразные идеи, но пришлось 30 отсеять – это те, кто нам не подходил по формату или говорил что-то в духе "Я только на месяц приеду, можно ли мне на месяц устроить всякого рода странности?". Затем практически рандомно, по какому-то наитию отобрал 8 человек, и из них уже осталось пятеро. Если бы я запустил генератор случайных чисел и он бы выбрал другую подборку людей, то вообще все по другому было, однако не факт, что эти люди так же все остались бы до конца.
Экспериментальные форматы для нас 20 лет были закрыты, мы никого не впускали. Если кто-то приходил, он много лет учился и смотрел. В этом плане у нас критерии очень жесткие: если человеку действительно нужно и хочется чего-то достичь, он добьется этого.
А так вот прийти и уйти не получится, в этом нет ничего серьезного. Но есть очень много людей, у которых самый важный фактор, как я говорю, занятость — учеба, работа. Но даже с таким графиком можно построить все, что нужно, если есть какая-то крутая идея.
Я стараюсь делать так, чтобы в проекте существовала тенденция на развитие и на познание нового. Потому что если ты не будешь открыт к новому, то тогда твой проект, каким бы он ни был классным, – просто застопорится или будет топтаться на месте, возможно много лет. А для меня все-таки важно, что творчество идет и развивается.
Эта лаборатория действительно была очень вовремя. С одной стороны, она явилась призраком чего-то нового в театре, но мы очень рискнули, потому что отказались от огромного количества идей и предложений и просто все силы направили на лабораторию. Сейчас выкручиваемся и разбираемся с последствиями, потому что мы застопорились по очень многим моментам и пытаемся воскресить то, что не было реализовано за эти полгода,. Но блин, все равно я не жалею и считаю, что это очень круто.
Наверное, самое большое откровение мероприятия — это Стася, участница режиссерской лаборатории, хореограф. Человек творчески-закрытый. Но при этом, она трепетно относится к своей работе и не любит, когда кто-то со стороны появляется и что-то комментирует. Она изменила всю концепцию своего проекта за полтора месяца до показа: должны были участвовать целых 15 человек, однако в итоге основную роль исполнила только одна актриса с синдромом Дауна, и еще парочка человек на роли второго плана. И она в одиночку смогла вытянуть.
Ее спектакль "Русалочка" был очень личным для Стаси из-за того, что он про домашнее насилие, о женщине в мире. Спектакль длится 20 минут, и если его добавить и расширить, то получится что-то еще более уникальное. Конечно, хочется видеть других актеров с особенностями в таком формате. Я думаю, что это будет иметь место в будущем.
Новое поколение Театра Простодушных охарактеризовывают фразой "метамодерн". Как метамодерн повлиял на театр?
ДЧ. Театр очень далек от привычной действительности. Есть зритель театральный, который приходит специально для того, что он хочет увидеть, и это можно показать в том числе в метамодерне, даже частями. На последнем показе мы какие-то мемы опять использовали, читали: «Я плохая - ты хороший, рот от гнева перекошен». Люди смеялись, и я решил: «Ну вот оно?». Мы показали пародию на блондинку, слушающую Шамана. Я уссывался от этого всего, потому что мы не называем имен, мы ничего не говорим, но люди понимают образ. У большинства это оставляет какое-то впечатление. Поэтому для меня вот это определение, оно комплементарное.
То есть я считаю, что 3 года назад было кринж говорить что-то про метамодерн, а сейчас это просто реальность.
Я всегда давал понять, что люблю работать с маргинальным искусством. Для меня само слово "маргинальное" не несет негативных коннотаций. Для меня это сочетание ностальгии с какими-то очень странными, выбивающимися из привычной действительности людьми, понятиями, которые говорят про здесь и сейчас, которые так и подходят тебе.
Чего не хватает сообществу инклюзивных театров?
ДЧ. Недавно собрались с представителями разных инклюзивных театров по Zoom, и я с ними разговаривал. Я анонсировал этот звонок – мы хотели сделать фестиваль. Там были разные главы театральных групп. Я им говорю: «Дамы и Господа, вот вы все что-то говорите про Театр Простодушных, кто из присутствующих последние пять лет его посетил?». Никто не ответил.
Есть ли возможность выйти однажды из аудитории одного пространства на собственную площадку?
ДЧ. Мы подавали заявки на огромное количество фестивалей. Многие из них остались без ответа, не знаю, по каким причинам. У меня образуется паранойя, что мы в каком-то списке, через который нас проверяют и такие: «Давайте лучше их не звать». Может, это не так, и нам нужно еще более активно продвигать себя. Хотя, когда появляется возможность подать заявку, мы подаем сразу три спектакля, плюс четвертый потенциальный, к примеру.
Я бы конечно хотел выйти из аудитории одного пространства очень. Но мы можем работать только с некоммерческими фондами поддержки.
Что будет дальше с театром?
ДЧ. Мы много лет сталкивались с огромным количеством разных событий: мы приостанавливали деятельность и не на год, а то и больше, мы переформатировались, перебирались из помещения в помещение, были большие деньги – и не было их совсем. Мы участвовали на европейских фестивалях, и по России катались, куда только не ездили. Работали от спектакля до спектакля. Но сейчас мы столкнулись с тем, что от нас ушел бухгалтер, знакомый мне человек. Он решил заняться другой деятельностью. Поэтому последний отчет мы передаем через несколько дней, а что будет дальше — неизвестно. Надо как то продолжить этим заниматься, но сейчас мне на это сил не хватает, а девочки заняты огромным количеством вещей.
Существенно ли важен на сегодняшний день статус драматического для ТП?
ДЧ. Я всё ещё кайфую от того, что для ребят этот статус действительно смотрится выигрышно.
То есть, я использую возможности лаборатории, чтобы посмотреть, как можно привнести новые элементы и сделать в будущем из этого какой-то калейдоскоп, который больше бы апеллировал если не к классическому театру, то неоклассическому.
Но опять же разница в том, что лаборатория совершенно не похожа на спектакли, здесь другой подход к ее созданию. Хочется, чтобы Театр Простодушных был социальным театром, который задевает и социальные темы, и рассматривает тексты, которые можно интерпретировать посредством интеграции людей с особенностями и без особенностей.
Мы должны показывать новое, мы должны идти дальше. Есть много людей, которым не нравятся мои спектакли, потому что они ожидают встречи с "классическим" спектаклем. И поэтому для меня важна поддержка тех людей, которым не все равно, что происходит в это непростое время и вообще на все социально-значимое. Театр не должен играть что-то опосредованное в мире, где происходит столько всего, где нас ущемляли. Тема ущемления маленького человека все продолжается. То есть, мы не ставим какие-то сторонние сюжеты. Если мы завтра поставим "Твин Пикс Мценского уезда", условно говоря, это не будет история про то, что мы просто бред какой-то делаем, отвлекаясь от мировой ситуации.