Продолжение

Он отрезал себе кусочек колбасы и задумчиво покрутил его в пальцах.
- Не все мы таковы, ЕвгеньВасилич, - продолжил он. - Но многие из нас живут в окружении, фигурально выражаясь, сциндапсусов. Вот взять того же Веригина, - Петрович кивнул куда-то в сторону тарахтящего намытого Валерьной холодильника. Тот мигом затих - то ли обиделся, то ли возгордился сравнением с заводским бригадиром. - Каждый год маслы на турецком песочке греет! Вот он - да, он живет в другом мире. В том, к которому мы никогда не придем.
- Почему же, Михал Петрович? - Василич резанул сервелата, осущил рюмку и блаженно занюхал им. - Будто же мы не можем в турецких песочках греться?
- Вот вы греетесь? - парировал Петрович. Василич промолчал. - То-то же. И я не греюсь, и даже Валерьна, хотя, казалось бы, в бухгалтерии работает! Деньги заводские считает! Умыкнула бы уже себе сколько-нибудь внушительную деньгу, а она токмо ручки да бумажки домой таскает. А все почему? Потому что решить ничего не может в свою пользу. Не тот менталитет, как и у нас.
- К чему вы про менталитет, Михал Петрович? Ерунда этот ваш менталитет, мы давеча ремонт на кухони делали, потому и не были в этих Турциях. А вот на следующий год...
Петрович крякнул и глотнул беленькой, наконец-то отправив в рот кружок колбасы.
- Никуда вы на следующий год не поедете, ЕвгеньВасилич. И через год не поедете. Вот точно вам говорю! Не привыкли мы барствовать, не баре. Барин - Веригин! А мы так, холопы.
Холодильник возмущенно затарахтел.
- Что же это такое? Какой же я холоп, Михал Петрович? Никакой не холоп, и Веригин мне не барин. Нету у нас бар, уж сотню лет как всех перерезали.
- Вот он тебе указания раздает? - Петрович разлил водку по рюмкам. Василич кивнул. - В марте премии лишил за пьянку? - Василич снова кивнул и нахмурился, потянулся к ножу. - Выработку тебе кто насчитывает? Прально, Веригин. Так чем не барин?
- Дурость это. Работа у него такая, Михал Петрович, - Василич отрезал колбасы, они с Петровичем звонко цокнули рюмками и опрокинули их одновременно. - Вот твоя работа - у станка стоять, моя - чинить его. А его - следить, чтоб мы про это не забывали. Над ним директор стоит, а разве есть директор над барином?
- Всегда есть барин потолще, Евгень Василич, - Петрович снова наполнил рюмки. Василич принялся нарезать сервелат тонкими кружочками. - И на любого барина есть свой барин, всегда так было. Но баре же? Баре. А мы над кем баре? Ни над кем, даже над собой не хозяева.
- Хозяева мы себе, Михал Петрович! Как же не хозяева? Вот, сидим с вами, беленькую дегустируем. Наше решение? Наше. Сервелат финский употребляем. Сами его выбрали? Сами. И вон этот ваш сциндапсус, - Василич непочтительно ткнул пальцем кашпо с вялым растением. - Никак нам не помешал! Живем как хотим!
- Э-э, нет, Евгень Василич, - Петрович погрозил ему пальцем. - Вот беленькую мы почему берем? Неужто от того что коньяк не любим? Любим. Но когда мы его покупали крайний раз?

- Так на той неделе и покупали, - упрямо заявил Василич. - Разве ж не было такого?
- Допустим, покупали. Но пили? - Василич поник, даже плечи опустились. - То-то же. Куда мы его дели? Прально, вручили Веригину. Потому что он барин, ему на день рождения надобно коньяк ставить. А нам он коньяк ставил?
- Так это... - потерялся Василич. Взгляд его обежал стол и уткнулся в рюмку. Пальцы тут же потянулись следом. - Ну, он же бригадир... И это...
- Барин! - Петрович закинул в себя порцию беленькой. - Он есть барин, а мы с вами - холопы. Потому и носим ему коньяки, а он нам - никогда. Зависим от него, вот чего! Как и полагается холопам.
- И что же это... и как теперь жить? - Василич горестно выпил и занюхал сервелатом.
- Как жили, так и жить, - Петрович пожал плечами утягивая в рот новый кружочек колбасы. - Всегда были баре, всегда были холопы. Таков наш уклад.
- Не хочу я холопом быть! - Василич насупился, сведя брови над косенькой переносицей. - Завтра же пойду и уволюсь с завода, точно тебе говорю! Уволюсь, пойду на другую работу, чтобы тоже, как Веригин...
- Да кому мы нужны, Василич, - мирно произнес Петрович. - Никому мы не нужны. И работы для нас другой нет, окромя столь же холопской. Не тот сорт человечий, с этим смиряться положено.
- А я не хочу!
- А не хоти, Евгень Василич. Не требуется твое согласие, таков жизненный... - Петрович громко икнул. - Сциндапсус.
Василич откинулся на стену, прижав жухлое растение головой. Кашпо покачнулось, но устояло. Однако, шаркая тапочками, на кухне появилась Валерьна - позевывая и почесывая цветной халат в области живота. Химия на ее голове дыбилась, будто Горгонины змеи.
- Чё вы тут устроили, идиоты? Опять нажрался, Мишка?
- Наталь Валерьна, - потерялся Петрович. - Мы немного тут... про сциндапсус...
- А ну марш спать, алкоголик! А ты, - она обернулась к испуганно притихшему Василичу. - Все жене твоей выскажу! Выгонят с завода обоих, коль продолжите опухшие на смену выходить! Пшел вон!
Василич, подхватив последний кружочек сервелата, послушно ретировался. Уже дома он вынул из заначки бутылку красного полусладкого и долго-долго сидел, глядя в темное окно и думая о сциндапсусе. Не хотелось ему мириться с положением холопа, и потому он твердо решил сам стать барином, хозяином самому себе. На завтра он запланировал поход в отдел кадров – пусть немедленно повышают ему зарплату, а то ни на какие Турции, право же, не хватит! И неплохо бы старшим в бригаде сделаться. Заслужил, давно заслужил! Уверенно кивнув опустевшей бутылке, Василич направился спать.
А утром преспокойно направился на завод, начисто забыв и о своем решении, и о произошедшем разговоре.

Подписаться - Уютный уголок