Продолжение…

Наверное, я замечтался, глядя на золотые бока ватрушек, потому что не услышал шагов. 

Кто-то незаметно приблизился и вдруг резко и злобно вонзил свои острые пальцы в моё плечо. 

– Ах ты, поганец! Что ты тут делаешь? Воровать пришел? 

– Пустите, пустите, – взмолился я, извиваясь в руках слуги. – Не хотел я красть, просто смотрел! 

– Да уж, смотрел! Знаем мы ваших… 

И тут же громко закричал: 

– Сергей Аркадьич! Сергей Аркадьич! 

На высокий балкон вышел мужчина и, глядя сверху, спросил: 

– Чего шумишь, Пётр? 

– Вора поймал! 

– Я не вор, – слабо защищался я. – Просто смотрел! 

Барин спустился во двор и остановился рядом со мной, едва заметно усмехаясь и разглядывая. 

– И что ж он украл? – спросил. 

– Вроде пока ничего. На ватрушки смотрел. 

– Только смотрел? И ни одну не попробовал? 

Я дернулся, освобождая плечо: 

– Не крал и никогда не буду! 

– Вот как! А зачем тогда в чужой сад залез? 

– И правда, зачем? 

– Не знаю… 

Как видно, Сергей Аркадьич не хотел меня обижать, а когда женский голос позвал: «Серёжа, что ж ты гостей-то бросил?», то улыбнулся открыто: 

– Отпусти его, Пётр, да пирогов дай на дорогу. За честность награда положена. 

Пётр удивился: 

– Пирогов на дорогу? 

– Конечно. Сколько вас в семье? – обратился ко мне барин. 

– Девять, – отозвался я хмуро. 

– Вот и дай ему девять. 

Пётр отступил, на его лице чётко читалось разочарование. Не такого конца он хотел! Но спорить не стал, а потянулся и достал с подоконника блюдо. 

– Две, три, четыре… – отсчитывал он. 

А я не верил тому, что происходит, и всё думал: 

«Смеются господа. Сейчас… как стеганут плеткой! 

Да только ошибся я. 

Пётр, послушный слуга оказался, выложил ватрушки в чистое полотенце и подал мне: 

– Неси. 

А барин опять улыбнулся: 

– Всем по одной, да? 

Он весело глянул в моё изумленное лицо и как-то загадочно подмигнул. 

Я шёл домой, ел одну ватрушку, смаковал свежее тесто и нежный сладкий творожок. 

«Такая вкуснота! Ел бы и ел еще! Но только всем по одной, как и сказано». 

Дома все спали. 

Я тронул за локоть мать. Она поднялась, выслушала и удивилась: 

– И бить не стали? 

– Не стали. Да я им так и сказал, что воровать не собирался. 

– Ах, ты ж!.. Ну, надо же!.. Вот молодец! Да, как же ты так?! 

– Я только одну – свою съел. 

– Это ничего… 

Она глянула в угол, где, повернувшись к стене, спал отец, и зашептала: 

– Я ему не скажу, а скажу, что соседка дала. Нас Варвара иногда угощает. А утром всем и разделим. 

И она бережно принялась перекладывать ватрушки в корзинку. 

– Саша, – вдруг сказала. – Да только не восемь здесь. Девять! Ты свою-то, говоришь, уже съел? 

– Да… ещё по дороге. 

– Странно… Видно, лишнюю положили… 

Я пересчитал: и верно – лишнюю. 

Нас в семье девять – ватрушек тоже девять. Но одну-то я по дороге умял. Значит, лишняя. 

Подумал и прямо сказал: 

– Мам, это нечестно. Он сказал: по одной. А коли лишняя, так я её утром обратно снесу. 

– Куда ж ты пойдёшь? 

– Туда и пойду. 

Ночью я спал плохо. То чудилось мне, что Петр бьёт меня плёткой, то голос барина что-то говорил. А сладкий запах ватрушек плыл и манил… 

Наутро я поднялся, взял платок с лишней ватрушкой и пошёл. 

Пришлось долго стоять у решётки: боялся, что, коли войду, опять за вора примут. 

Наконец, кто-то заметил меня, выслушал, позвал барина. 

Пётр был тут же, смотрел сурово, не понимая, чего я пришел. 

А Сергей Аркадьич, как узнал, зачем я ватрушку принёс, то так и застыл в изумлении. 

– Сказано было – всем по одной, – в который раз повторял я. – А тут лишняя. 

– Так ты бы съел её – и дело с концом! 

– Не могу – нечестно это. 

– Ну, ты, брат, даёшь!.. Сроду я такого не видывал! 

И, подумав, велел: 

– Подожди здесь. 

Я уселся в прихожей и долго наблюдал удивительную жизнь. 

В дом входили слуги, все аккуратные, с приглаженными волосами. Потом вышла горничная и дала мне стакан молока. 

Я отказываться не стал, молоко выпил сразу, помня то, как вчера остался без ужина. Отец горяч, если узнает, что я по городу бегаю – оставит и без обеда… 

Вдруг дверь приоткрылась, и любопытное женское лицо взглянуло на меня с удивлением. 

– Да ты, что?.. Он же еще совсем ребёнок, – прошептала женщина кому-то позади себя. – Куда ему?.. 

– Не ребёнок, Машенька, не ребёнок. Да и где ты у взрослых такую честность видала? 

Тихий голос барина убеждал жену, а потом пропал. 

Я сидел в напряжении, понимая, что говорят обо мне. Только, что им нужно? 

А потом меня позвали к столу, и я увидел всю семью: дети, нарядные, чистые, хозяйка, что на меня глядела, и сам Сергей Аркадьевич. 

– Вот что, Саша, – сказал он. – Мы тебя хотим отблагодарить. Ты наше имущество сохранил, ватрушку обратно принёс. За это мы тебя на работу устроим. Пойдёшь к нашему родственнику в магазин помогать? 

Я растерялся: 

– Не знаю… С мамой надо поговорить, и с отцом. 

– Вот и поговори. Работать по вечерам будешь, часа два, а на обед приходи к нам. Я тебя учить собираюсь. 

– Учить? – изумился я. 

Учиться всегда хотелось, да только мать не могла меня в школу отправить: и на еду-то денег едва хватало, а на книжки – и подавно нет. 

– Да, учить, – тем временем объяснял барин. – Времени у меня предостаточно. Вот и будем с тобой потихоньку грамоту одолевать. А как грамотным станешь, там и посмотрим, на что ты горазд. 

Из барского дома я вылетел будто на крыльях. 

«Вот это удача! Да за что? За то, что всего лишь ватрушку принёс?!» 

Уже позже, став почти взрослым человеком, я понял, как ценится честность, особенно там, где даже большое враньё за грех не считается. 

А в те дни я, после разрешения матери, стал ходить к Сергею Аркадьичу. 

Он учил меня сам, давал читать книги и ни разу не отпустил домой голодным. 

А ближе к вечеру я шёл его племяннику помогать. Работа несложная: пересчитать товар, что после продажи остался. Коробки с печеньем, конфеты – да не простые – из-за границы. 

Такую работу хозяин мог доверить только тому, в ком был абсолютно уверен – меня он за все это время ни разу не проверял. 

Сергей Аркадьич рассказывал: 

– Мы из купеческого сословия. Отец сам торговал, да нам дело свое завещал. А знаешь, на чём я разбогател? На честности! Слово дал – значит – держи. В купечестве это главное! 

Лучшего напутствия в жизнь я не слыхал. 

Лет через пять начал я хозяина подменять. 

А потом мы с ним ещё один магазин открыли – там я и заведовал. 

Ко мне разные люди приходили, а я всё ту ватрушку вспоминал и сам себе удивлялся: 

«Это ж надо, такой голодный был, а не съел. 

Может быть, случайно ошибся тогда Пётр – сгоряча лишнюю ватрушку положил? Кто знает?.. 

Хотя, может, и не случайно… А так и надо было…» 

Елена Черкашина