Признание в недостатке сцен
👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Признание в недостатке сцен
i
Надоели баннеры? Вы всегда можете
отключить рекламу .
i
Надоели баннеры? Вы всегда можете
отключить рекламу .
Сознание бродяги: рассуждения по поводу соотношения сознания и перемещения
2011. 01. 021. Элвуд Ч. Происхождение общества. (перевод). Ellwood C. A. The origin of society // American J. of Sociology. - Chicago, 1909. - Vol. 15, n 3. - p. 394-404
Основные направления развития дарвиновской теории в социологии и философии: социальный дарвинизм и «Этика взаимопомощи» П. А. Кропоткина
Институциализация социального партнерства в современной России
i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы .
i
Надоели баннеры? Вы всегда можете
отключить рекламу .
i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы .
i
Надоели баннеры? Вы всегда можете
отключить рекламу .
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
издается с 1991 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2.11 рефераты 97.04.001-97.04.041
сишисиьим: СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИКА ЧИКАГСКАЯ ШКОЛА
Р.Э.Парк (1864-1944) - американский социолог, один из основателей и признанный лидер Чикагской школы. В 80-е гг. XIX века учился в Миннесотском и Мичеганском университетах, в 1897-1898 гг. - в Гарварде, в 1899-1902 гг. - в университете Фридриха Вильгельма в Берлине, Страсбургском и Гейдельбергском университетах; в Гейдельберге защитил докторскую диссертацию “Толпа и публика”. В 1913-1934 гг. Парк преподавал в Чикагском университете, одновременно активно занимаясь практическими исследованиями и общественной деятельностью. Вместе с коллегами Э.Берджессом и Р. Маккензи он разработал и осуществил в Чикаго оригинальную программу исследования локальных сообществ. Парк стоял у истоков урбанистических исследований, разработал классическую концепцию социальной экологии. В своих работах он подверг исследованию такие проблемы, как социальная экология городского сообщества, роль мобильности и миграций в социальном развитии, расовые проблемы, роль прессы и средств массовой информации в современном обществе, социальный контроль, межкультурное взаимодействие, маргинальность и т.д. Важнейшие работы: “Введение в науку социологии” (1921, совместно с Э. Берджессом), “Город” (1926, совместно с Э.Берджессом и Р.Маккензи), статьи “Человеческая экология”, “Человеческая природа и коллективное поведение”, “Иммигрантская пресса и ее контроль”, “Естественная история газеты”, “Новости как форма знания”, “По ту сторону наших масок”, “Культурный конфликт и маргинальный человек”.
В приводимую ниже подборку включены три очерка Р.Парка, ранее на русский язык не переводившиеся.
97.04.038. PARK R.E. Human Nature and Collective Behavior// Park R.E. Society, Collective Behavior, News and Opinion, Sociology and Modern Society. - The Free Press, III., 1955. - P. 13-21.
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА И КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ’
Недавние попытки применить в изучении человеческого поведения методы исследования, первоначально использовавшиеся для изучения поведения животных, оказали глубокое влияние не только на психологию, но также на социальную психологию и социологию. Психология, превратившись в объективную — другими словами, бихевиористскую - науку, вывела на передний план так называемую открытую реакцию. В связи с этим сознание либо вообще оказалось выброшенным из рассмотрения, либо было низведено до уровня простой случайности в цикле событий, который начинается с физиологических рефлексов и заканчивается актом (Терстоун называет его “психологическим актом”)2.
Исследователи поведения животных фактически занимались в своих лабораториях тем, что помещали животных в экспериментальные условия, а затем подталкивали к нужному действию. Мышь пыталась найти выход из лабиринта. Непритязательного дождевого червя, которого, как сообщалось в одной из местных газет, попытался обучить один гарвардский профессор, голодом и близостью пищи побуждали искать кратчайший и наименее мучительный путь к ее получению. В таких условиях животное в каждом конкретном случае реагировало не на отдельный стимул, а на ситуацию; реакцией же была не реакция какого-то отдельного рефлекса или инстинкта, а реакция организма в целом. Иначе говоря, ответом на ситуацию была не реакция в собственном смысле слова, а (если нам будет позволено провести такое различие) акт. Реакция подразумевает существование рефлекса, привычки, условного рефлекса или паттерна, в рамках которых ответ на стимул является раз и навсегда предопределенным. Акт же, в отличие от
реакции, предполагает новое приспособление, координацию и интеграцию существующего физиологического механизма.
Организм отличается от простой агрегации индивидов или частей способностью к коллективному (concerted) действию, т.е. предрасположенностью частей действовать при определенных условиях как единое целое. Структура организма, унаследованная или приобретенная, ^служит облегчению такого совместного действия. Это относится в равной степени как к биологическому, так и к социальному организму. Основополагающие различия между организмами, которые придают им особый характер, позволяющий нам расставить их в прогрессивные ряды, задаются различной степенью, в которой образующие их части интегрированы и организованы для осуществления корпоративного действия. Следовательно, организм, в отличие от простого скопления частей, конституируется, согласно Чайлду, паттерном действия (action-pattern), который контролирует и координирует реакцию частей таким образом, что поведение организма приобретает характер акта.
“Говоря об организмах как об инидивидах, мы имеем в виду, что каждый организм представляет более или менее определенные и дискретные порядок и единство, или, иными словами, паттерн, который не только определяет его структуру и связи между его частями, но и позволяет ему действовать по отношению к окружающему миру как единое целое... Следовательно, организмическое поведение есть поведение организма как целого, в отличие от поведения отдельных составляющих его частей... С другой стороны, интеграция поведения не ограничивается индивидуальным организмом. Организмы могут интегрироваться в социальные группы различных типов и размеров, и в таких группах поведение образующих их индивидов более или менее интегрировано в социальное поведение группы”3.
В целом, социальная группа ведет себя подобно организму, а различия между группами можно описать через паттерны действия, определяющие поведение каждой из них. Фундаментальное различие между городом и деревней заключается, с точки зрения социологии, не просто в размере этих агрегатов или в численности составляющих их индивидов, а в той степени, в какой эти разные агрегаты интегрированы и организованы для совместного действия. Отсюда вытекает, что при изучении как биологического организма, так и
социальной группы точкой отсчета является, собственно говоря, не структура, а деятельность. Характер общества сообществу придает не его структура, а его способность к совместному действию.
Способность к корпоративному действию, разумеется, облегчается структурой, но от самой нее не зависит. Толпа становится обществом не просто потому, что группа собралась в данный момент времени в каком-то конкретном месте, а в силу того, что эта агрегация индивидов способна к действию. В толпе действие может происходить при минимальной организации или вообще без всякой организации, за исключением той, которую Лебон называл “психологической организацией”.
Действие - первично; однако в результате действия создается некоторый паттерн действия. Этот паттерн действия, как можно увидеть на примере толпы, часто бывает крайне хрупким и эфемерным и может существовать без сколько-нибудь четко определенной организации. Постоянство паттерна действия, вместе с тем, зависит от наличия структуры, разделения труда и степени специализации составляющих группу индивидов. Когда роль индивидов в действии фуппы закрепляется привычкой, в особенности когда роли разных индивидов и их специальные функции получают признание в обычае и традиции, социальная организация выходит на новый уровень стабильности и постоянства, который обеспечивает возможность ее передачи последующим поколениям. Таким образом жизнь сообщества и общества может выходить за временные границы жизни составляющих его индивидов.
Любые институты и социальные структуры можно рассматривать как продукты коллективного действия. Война, голод, революция, борьба с внешним врагом и против внутренней дезорганизации - любые из типичных проблем, сопутствующих общественной и коллективной жизни и требующих совместного действия, - могут установить социальный паттерн, который благодаря повторению закрепляется в привычках, а со временем институционализируется в обычаях и традиции.
Рассматриваемые с точки зрения индивидуального организма или индивидуального члена сообщества, функционирование социальной группы и эволюция общества и институтов проявляют себя как реакция, аккомодация и, в конечном счете, биологическая адаптация индивида к среде обитания (habitat), т.е. к физической среде
и социальному окружению. В этой среде обитания индивид с течением времени становится личностью и, возможно, гражданином.
Те же самые силы, которые сообща создают характерную социальную организацию и принятый моральный порядок данного общества или социальной группы, одновременно в большей или меньшей степени определяют характер составляющих это общество индивидов. Индивид наследует от своих предшественников и от длинного ряда своих животных предков определенные возможности, которые в различной форме реализуются в процессе его ассоциации с другими людьми, особенно в период детства и отрочества. В какой степени реально осуществятся эти возможности и какие формы они со временем примут, определяется не просто общими условиями, в которые каждое общество и каждое социальное окружение помещают своих членов, но более всего той степенью развития, которой достигло в данном общества разделение труда. Именно разделение труда, наряду со всем прочим, определяет степень зависимости индивида от социальной организации, членом которой он является, и степень его инкорпорации в нее.
Еще Адам Смит признавал, что наиболее разительные отличия между индивидами обусловлены разделением труда. Это не значит, что данные отличия не были внутренне заложены в самих индивидах, существуя в качестве возможностей, однако развились они благодаря разделению труда и той дисциплине, которую навязывает общество своим членам.
“Природные дарования у разных людей различаются на самом деле гораздо меньше, чем мы думаем; и сам дух различия, который, казалось бы, разделяет людей разных профессий, достигая своей зрелости, является чаще всего не столько причиной разделения труда, сколько его следствием. Разница между самыми непохожими характерами, например, между философом и простым уличным носильщиком, проистекает, по-видимому, не столько из природы, сколько из привычки, обычая и образования. Лишь только появившись на свет и в первые шесть-восемь лет своего существования они, быть может, были очень похожи друг на друга, и ни их родители, ни их товарищи по играм не могли уловить сколь-нибудь заметного различия между ними. Выходя из этого возраста, они начинают овладевать разными профессиями. Различия в дарованиях становятся заметными и со временем все более увеличиваются, пока наконец
тщеславие не побудит философа стереть последние черты сходства. Однако без предрасположения к меновой торговле, бартеру и обмену каждый человек должен был бы сам добывать себе все, что ему необходимо для жизни. Всем приходилось бы выполнять одни и те же обязанности, делать одну и ту же работу, и не могло бы существовать ни малейшего различия в занятиях, которое одно только и дает возможность проявиться сколь-нибудь заметному различию в дарованиях...
В то время как возможность разделения труда обусловлена способностью к обмену, степень разделения труда всегда ограничивается интенсивностью обмена или, иначе говоря, степенью развития рынка... Некоторые виды промышленности, в том числе даже низшего типа, не могут существовать нигде, кроме большого города”4.
Между тем, человеческое общество характеризуется прежде всего не разделением труда, а фактом социального контроля. Иначе говоря, наиболее отличительные свойства придаются человеческой природе и человеческому обществу не конкуренцией и кооперацией индивидов в границах человеческой среды обитания, а скорее сознательным участием в общей задаче и общей жизни, которое становится возможным благодаря наличию речи и фонда общих символов и значений. У низших животных нет ни слов, ни символов; для них не существует ничего такого, что было бы, так сказать, наделено смыслом. У низших животных отсутствуют, по выражению Дюркгейма, “коллективные представления”. Они не организуют шествий и не носят знамен; они поют и иногда, говорят, даже танцуют, но никогда не отмечают праздников; они приобретают привычки, иногда передающиеся как своего рода социальная традиция, но у них нет обычаев, и для них не существует ничего священного или законного. Кроме того, животные естественны и наивны и, в отличие от людей, не заботятся о своей репутации и своем поведении. Им чужды моральные сомнения. Как пишет Уолт Уитмен, “они не страдают и не жалуются на свою долю. Не проводят бессонные ночи, оплакивая свои грехи”. И “на всей земле не сыскать ни одного, кто был бы благовоспитанным или несчастным”.
Но именно этот тип поведения — который делает Уолта Уитмена, по его словам, настолько “бедным”, что он подумывает о том, не вернуться ли назад, к животным, дабы жить с ними, поскольку “они такие безмятежные и самодостаточные”, - наиболее характерен
для человеческой природы и человеческого поведения. Ибо человек -такое создание, что если уж живет, то живет в своем воображении и -посредством своего воображения - в умах других людей, разделяющих с ним не только общую территорию, но и свои надежды и грезы. Благодаря внушению, подражанию, выражениям симпатии и антипатии люди вторгаются в жизнь друг друга и соучаствуют в общих попытках направлять, контролировать и выражать свои противоречивые побуждения.
В человеческом обществе каждый акт каждого индивида обычно превращается в жест, поскольку то, что человек делает, всегда указывает на то, что он намерен сделать. Благодаря этому индивид в обществе ведет более или менее публичное существование, в котором все его акты предвосхищаются, контролируются, притормаживаются или модифицируются жестами и интенциями его собратьев. Именно в этом социальном конфликте, в котором каждый индивид в большей или меньшей степени живет в разуме каждого другого индивида, человеческая природа и индивид приобретают свои наиболее характерные, наиболее человеческие черты.
Как я уже когда-то говорил, слово “персона” в первоначальном 4 своем значении обозначало маску, и это, вероятно, не просто историческая случайность. Скорее, это признание того факта, что каждый всегда и везде более или менее сознательно исполняет роль. Мы родители и дети, господа и слуги, учителя и ученики, клиенты и профессионалы, язычники и евреи. Именно в этих ролях мы знаем друг друга; и именно в этих ролях мы знаем самих себя5.
Единственное, что отличает человека от низших животных, -это наличие у него представления о самом себе и то, что он, однажды определив свою роль, стремится жить в соответствии с ней. Он не просто действует; он надевает на себя роль, совершенно спонтанно принимая все манеры и установки, которые, по его мнению, ей соответствуют. Довольно часто оказывается, что он не подходит для той роли, которую решает играть. Во всяком случае, каждому из нас приходится прилагать усилия, чтобы сохранять принимаемые установки; и делать это становится крайне трудно, если мир отказывается принять нас такими, какими мы сами себя считаем. Будучи актерами, мы осознанно или неосознанно ищем признания, и если мы его не находим, то это становится для нас по меньшей мере угнетающим, а часто и душераздирающим опытом.. Это одна из
причин, по которым мы постепенно подстраиваемся под принятые образцы и воспринимаем себя в рамках того или иного конвенционального паттерна.
Между тем, из этого вытекает, что мы неизбежно ведем двойное существование. У нас есть частная и публичная жизнь. Пытаясь жить в согласии с принятой ролью, навязанной нам обществом, мы пребываем в постоянном конфликте с самими собой. Вместо того, чтобы действовать просто и естественно, подобно ребенку, реагирующему на каждый естественный импульс, как только он возникает, мы пытаемся приспособиться к принятым образцам и воспринимаем себя в рамках какого-нибудь из конвенциональных, социально принятых паттернов. Пытаясь приспособиться, мы сдерживаем свои непосредственные и спонтанные импульсы и действуем не так, как испытываем побуждение действовать, а так, как нам кажется уместным и подобающим случаю
В таких условиях наши манеры, наши вежливые речи и жесты, наше конвенциональное и подобающее поведение приобретают характер маски. Сами наши лица - это живые маски, которые, разумеется, отражают переменчивые эмоции нашей внутренней жизни, однако все более и более тяготеют к соответствию тому типу, который мы пытаемся собой олицетворять. Не только каждая раса, но и каждая национальность имеет свое характерное “лицо”, свою конвенциональную маску. Как отмечает в “Английских чертах” Эмерсон, “каждая секта имеет свою физиогномию. У методистов сложилось свое лицо, у квакеров — свое, у монахинь — свое. Англичанин узнает сектанта по его манерам. Занятия и профессии накладывают свои собственные линии на лица и формы”.
В некотором смысле и в той мере, в какой маска отражает наши представления о самих себе, т.е. ту роль, в соответствии с которой мы стремимся жить, эта маска есть наше “подлиннейшее Я”, то Я, каким нам хотелось бы быть. В любом случае, наша маска в конце концов становится неотъемлемой частью нашей личности, нашей второй натурой. Мы рождаемся на свет индивидами, вырабатываем характер и становимся личностями.
Человеческое поведение, в дтличие от поведения низших животных, является осознанным и конвенциональным — короче говоря, социально контролируемым. Поведение, таким образом контролируемое, можно назвать действованием (conduct), т.е.
морально санкционированным и субъективно обусловленным поведением. Эта субъективность, столь характерная для человеческой природы, есть одновременно и условие, и продукт коллективной жизни. Поскольку действование субъективно, его невозможно адекватно описать в физиологических терминах, на чем настаивают ортодоксальные бихевиористы. Поскольку же оно социально, его нельзя описать и в категориях индивидуального поведения; поэтому психология, поскольку она имеет дело с лицами (persons) и личностью, неизбежно становится социальной психологией. Мотивы, заставляющие человека покончить жизнь самоубийством, написать стихи или пойти на войну, часто бывают результатом долгого и мучительного конфликта. Акты, в которых они находят свое завершение, имеют, стало быть, предшествующую историю, и если мы хотим понять эти акты, то эту историю необходимо знать. Это касается не только большинства внешних (overt) актов, но также и индивидуальных мнений, религиозных кредо и политических доктрин. Мнения, кредо и доктрины становятся доступными для нашего понимания только тогда, когда мы знаем их историю, или, другими словами, когда мы знаем те переживания, в результате которых они возникли. Смысл существования истории и биографий не только в том, чтобы регистрировать внешние акты, но и в том, чтобы сделать их понятными.
Все мы не просто прямо или косвенно участвуем в обусловливании принимаемых нашими собратьями решений и определении их внешних актов; само пристрастие к участию в общей жизни — например, потребность в симпатии, признании, понимании -является одним из наиболее фундаментальных свойств человеческой природы. Как история в значительной мере представляет собой лет
Азиатка от первого лица сделала глубокую глотку темнокожему любовнику
Толстые женщины в возрасте
Блондинка светит очком и пиздой, делает минет по-домашнему