Прислуга

Глава 20

Семейство Фелан в напряженном ожидании стоит на ступенях дома сенатора Уитворта. Дом расположен в самом центре города, на Норт-стрит. Высокий, с белыми колоннами, в окружении аккуратных кустов азалии. Золотая табличка сообщает, что дом является историческим памятником. Несмотря на то что солнце еще высоко, газовые фонари уже горят.
— Мама, — я не уверена, что объяснила убедительно, — умоляю, не забывай, о чем мы договорились.

— Я же сказала, что не стану упоминать об этом, дорогая. — Мама поправляет шпильки в прическе. — Если не представится случай.

На мне новая голубая юбка от «Леди Дэй» и жакет в тон. Папа надел свой черный выходной костюм. Ремень затянут слишком туго — и неудобно, и не модно. На маме простое белое платье — похоже на фамильное свадебное, внезапно приходит мне в голову, и я тут же впадаю в панику: а не слишком ли торжественно мы вырядились? Мама готова в любой момент сообщить о трастовом фонде для дочери-уродины, и вообще мы напоминаем деревенское семейство, в кои-то веки выбравшееся в город.

— Пап, распусти ремень немножко, а то брюки задрались.
Папа озадаченно хмурится, оглядывает себя. Я никогда прежде не указывала отцу. Но тут распахивается дверь.
— Добрый вечер, — приветствует нас чернокожая женщина в белой униформе. — Вас ожидают.
Первое, что бросается в глаза, — сверкающая люстра в холле. Взгляд скользит дальше, к изгибам винтовой лестницы — все помещение напоминает внутренности огромной раковины.
— О, здравствуйте!

Миссис Уитворт, раскинув в приветствии руки, спешит к нам через фойе, цокая каблучками. На ней такой же костюм, как у меня, к счастью, в малиновых тонах. Она оживленно кивает, но при этом ни один волосок в прическе даже не шелохнется.
— Здравствуйте, миссис Уитворт! Я Шарлотта Будро Кантрель Фелан. Благодарим вас за любезное приглашение.

— Счастлива познакомиться. — Она пожимает руки моим родителям. — Я Франсин Уитворт. Добро пожаловать. — И поворачивается ко мне: — А вы, должно быть, Евгения. Рада наконец познакомиться с вами.
Глаза у миссис Уитворт голубые, прозрачные, как ледяная вода. Никаких морщинок. Туфли мягчайшей кожи, высокие каблуки — она почти одного роста со мной.
— Мне тоже очень приятно. Стюарт много рассказывал о вас и сенаторе Уитворте.

Она с улыбкой берет меня под руку. Острый выступ перстня царапает кожу, и я с трудом удерживаюсь, чтоб не вскрикнуть.
— А вот и она! — Высокий грузный мужчина появляется вслед за миссис Уитворт. Крепко обнимает меня, так же решительно отодвигает. — Я еще месяц назад велел Крошке Стю привести в дом свою девушку. Но, откровенно говоря, — понижает он голос, — он несколько напуган той, прежней.
— Рада познакомиться с вами, сэр, — растерянно моргаю я.
Сенатор хохочет в полный голос:

— Да я так, просто дразню!
Еще одно крепкое объятие плюс дружеское похлопывание по спине. Улыбаюсь, пытаясь восстановить дыхание. Напоминаю себе, что у этого мужчины нет дочери, только сыновья.
Между тем он церемонно кланяется маме, протягивает руку.
— Здравствуйте, сенатор Уитворт, — приветствует она. — Я Шарлотта.
— Очень приятно, Шарлотта. Зовите меня Стули. Все друзья зовут меня именно так.

— Сенатор, — папа крепко пожимает протянутую руку, — мы благодарны за ваше участие в законе о фермерах. Теперь все чертовски изменилось.
— Да уж… Билапс попытался вытереть ноги о проект, но я сказал ему: парень, если у Миссисипи не будет хлопка, то, прах его побери, вообще
ничего
не будет.
Он хлопает папу по плечу, и я замечаю, какой мой отец маленький рядом с ним.
— Прошу, — приглашает сенатор. — Не могу говорить о политике без выпивки в руке.

Папа следует за сенатором, и мне становится ужасно неловко — замечаю полоску грязи на заднике его туфли. Одно движение щеткой могло бы все исправить, но папа не привык надевать парадную обувь по субботам.
Мама спешит за мужчинами, а я бросаю еще один, прощальный, взгляд на сияющую люстру. И в этот момент замечаю служанку, замершую в дверях. Улыбаюсь и киваю ей. Она кивает в ответ и тут же опускает глаза.
Ох.
Нервы натягиваются струной — я понимаю, что она
знает.

Как же раздвоилась моя жизнь. Эта женщина вполне могла появиться у Эйбилин и рассказывать мне о службе в семье сенатора.
— Стюарт едет из Шревепорта, — грохочет сенатор. — Слышал, он там затевает грандиозное дело.
Я стараюсь поскорее выбросить из головы мысли о прислуге, делаю глубокий вдох и улыбаюсь, будто все просто великолепно. Будто для меня обычное дело — встречаться с родителями своего парня.

Проходим в гостиную с роскошными стенными панелями и зелеными бархатными креслами. За обилием массивной мебели почти не видно пола.
— Что вам предложить выпить? — Мистер Уитворт так радостно улыбается, словно угощает конфетами детишек. У него высокий лоб, слегка покатые плечи и густые брови, которые забавно шевелятся, когда он говорит.

Папа просит чашечку кофе, а мы с мамой — холодный чай. Улыбка на лице сенатора гаснет. Поскучнев, он оглядывается на служанку, чтобы та принесла столь примитивные напитки, а себе и жене наливает в бокалы что-то коричневое. Бархатный диван жалобно поскрипывает под его массивным телом.

— У вас так мило. Слышала, ваш дом — основной пункт городских экскурсий. — замечает мама. Ей не терпелось произнести эту фразу с того самого момента, как мы узнали о приглашении на ужин. Мама состояла в Историческом обществе округа Риджелэнд, но экскурсии по Джексону гораздо «круче». — Скажите, а вы одеваетесь специально или устраиваете особые инсценировки для экскурсантов?
Сенатор и миссис Уитворт переглядываются. Миссис Уитворт сдержанно улыбается:

— В этом году мы отказались от приема экскурсий. Это было… несколько слишком.
— Отказались? Но это ведь одно из самых знаменитых зданий Джексона. Я слышала, даже генерал Шерман сказал, что дом слишком красив, чтобы его сжигать.
Миссис Уитворт в ответ лишь кивает. Она на десять лет моложе моей матери, но выглядит гораздо старше, особенно сейчас, с таким строгим, даже мрачным лицом.

— У вас все же есть определенные обязательства, ради истории… — не унимается мама, и мне приходится бросить на нее предостерегающий взгляд.
На миг повисает молчание, которое нарушает оглушительный хохот сенатора.
— Да тут такая неразбериха, — грохочет он. — Мать Патриции ван Девендер возглавляет Совет, и после всей этой… ерунды с нашими детьми мы решили, что лучше нам не связываться пока с экскурсиями.
Скорей бы вернулся Стюарт. Вот уже второй раз упоминают о
ней.

Миссис Уитворт одаривает сенатора убийственным взглядом.
— Нет, ну а что мы должны делать, Франсин? Никогда не произносить ее имени? Да у нас во дворе построена эта чертова свадебная беседка!
Миссис Уитворт тяжело вздыхает, а я напоминаю себе, что, по словам Стюарта, сенатору известна лишь часть истории, но вот мать знает все. И это «все», похоже, гораздо серьезнее, чем просто «ерунда с детьми».

— Евгения, — очаровательно улыбается миссис Уитворт, — я слышала, вы собираетесь стать писательницей. О чем же вы пишете?
Час от часу не легче.
— Я пишу колонку Мисс Мирны в «Джексон джорнал». Выходит каждый понедельник.
— О, наверное, наша Бесси читает, да, Стули? Надо будет спросить ее, если пойду в кухню.
— Ну, даже если до сих пор не читала, сейчас просто обязана, — хохочет сенатор.
— Стюарт говорил, вы занимаетесь и более серьезными предметами. Чем-то необычным?

Все глядят на меня — включая служанку, появившуюся в дверях с подносом. Стараюсь не смотреть в ее сторону, дабы не видеть того, что могу прочесть на ее лице.
— Я работаю над… некоторыми…
— Евгения пишет о жизни Иисуса Христа, — выдает мама, и я тут же припоминаю недавнюю ложь, преподнесенную в качестве объяснения моих вечерних отлучек для якобы «исследований».
— Что ж. — На миссис Уитворт это определенно производит впечатление. — Поистине достойная тема.

— И такая… важная. — Мне противен звук собственного голоса. Бросаю взгляд на маму. Она сияет.
Хлопает входная дверь, и люстра в холле откликается переливчатым звоном.
— Простите за опоздание.
Стюарт влетает в гостиную, на ходу натягивая пиджак. Мать раскрывает объятия ему навстречу, но Стюарт направляется прямиком ко мне. Обнимает за плечи, целует в щеку.

— Прости, — шепчет он, и я наконец-то могу расслабленно выдохнуть. Обернувшись, ловлю взгляд его матери — будто я только что вытерла грязные руки ее лучшим гостевым полотенцем.
— Налей себе чего-нибудь, сынок, присаживайся, — предлагает сенатор.
Усевшись рядом со мной, Стюарт берет меня за руку и уже не выпускает.
Миссис Уитворт, покосившись на наши сплетенные пальцы, спрашивает:
— Шарлотта, не хотели бы вы с Евгенией осмотреть дом?

Следующие пятнадцать минут мы с мамой переходим вслед за миссис Уитворт из одной пафосной комнаты в другую. Мама ахает над настоящим пулевым отверстием в парадной гостиной, пуля янки так и застряла в стене. На письменном столе, среди стратегически разложенных старинных очков и носовых платков, письма солдат Конфедерации. Все здание — своеобразный храм Гражданской войны. Интересно, каково было Стюарту расти в доме, где ничего нельзя трогать руками.

На третьем этаже мама квохчет у роскошной кровати под балдахином, на которой спал сам Роберт Э. Ли. Мы спускаемся по «потайной» лестнице, и я задерживаюсь у семейных фотографий в холле. Стюарт и два его брата; Стюарт с красным мячиком; Стюарт в крестильной рубашке на руках у чернокожей женщины в белой униформе.

Мама и миссис Уитворт идут дальше, но я не могу оторваться от фото — в детском личике Стюарта есть что-то невыразимо дорогое. Щечки у него пухлые, а глаза матери сияют точно так же, как сейчас. Волосы цвета одуванчика. А вот ему уже лет девять-десять, он с охотничьим ружьем и убитой уткой. В пятнадцать — рядом с мертвым оленем. Уже суровый и по-мужски привлекательный. Слава богу, что он не видел моих детских фотографий.

Еще несколько шагов — выпускной вечер, Стюарт в форме военной школы. По центру стены пустое место, чуть более темный квадрат на обоях. Эту фотографию убрали.
— Папа, довольно о… — Напряженный голос Стюарта. Но тут же наступает тишина.
— Ужин подан, — слышу я и плетусь обратно в гостиную.

В столовой, за длинным столом темного дерева, Феланы садятся по одну сторону, Уитворты — по другую. Я сижу по диагонали от Стюарта, максимально далеко. На стенных панелях по периметру комнаты изображены сцены довоенной жизни: счастливые негры собирают хлопок, лошади запряжены в фургоны, белобородые законодатели на ступенях нашего Капитолия. Мы ждем сенатора.

— Я сейчас приду, начинайте без меня. — Но, прежде чем он появляется и занимает место во главе стола, из соседней комнаты дважды доносится звук откупориваемой бутылки и звяканье льда в бокале.
Подают салат «Уолдорф». Стюарт поглядывает на меня, ободряюще улыбаясь каждую минуту. Сенатор Уитворт наклоняется к папе:
— Знаете, я ведь из простых. Округ Джефферсон, Миссисипи. Отец мой сушил арахис по одиннадцать центов за фунт.
— Да уж, немного на свете мест беднее округа Джефферсон.

Мама отрезает крошечный кусочек яблока. Поколебавшись, все же решается его разжевать и вздрагивает, проглотив. Она запретила мне говорить родителям Стюарта о ее проблемах с желудком и теперь осыпает миссис Уитворт комплиментами по поводу кухни. Для мамы этот ужин является важным этапом в игре под названием «Может ли моя дочь подцепить вашего сыночка?».
— Молодым
так нравится общество друг друга, — замечает мама. — Знаете, Стюарт бывает у нас дома дважды в неделю.

— Правда? — вежливо удивляется миссис Уитворт.
— Мы были бы счастливы, если бы вы с сенатором как-нибудь посетили нашу плантацию, погуляли по саду.
Удивленно смотрю на маму. Она любит употреблять старомодное слово «плантация», дабы придать некоторый лоск банальной ферме, а наш «сад» — это одна старая яблоня, на которой яблок отродясь не бывало. Ах да, еще трухлявая груша.
Но миссис Уитворт явно думает о другом, губы ее сердито поджаты.

— Дважды в неделю? Стюарт, я понятия не имела, что ты так часто бываешь в городе.
Вилка в руке Стюарта замирает. Он затравленно глядит на мамочку.
— Впрочем, вы так молоды, — удовлетворенно улыбается она. — Наслаждайтесь, не стоит воспринимать все так серьезно.
Сенатор водружает локти на стол.
— Для женщины, которая фактически сама сделала предложение прошлой пассии, она, пожалуй, слишком спешит.
— Папа! — Стюарт со звоном швыряет вилку.

За столом повисает молчание, лишь мама тщательно, методично пережевывает очередной кусок. Осторожно касаюсь розовой царапины на локте.

Горничная подает цыпленка, щедро политого соусом майонез, и все с облегчением улыбаются, радуясь смене темы. За едой папа и сенатор обсуждают цены на хлопок, проблемы сельскохозяйственных вредителей. А я наблюдаю за Стюартом — гневное выражение, появившееся на его лице при упоминании Патриции, не исчезает. Интересно, о чем же они говорили с отцом, пока я рассматривала фотографии?
Сенатор откидывается на спинку стула:

— Видели статью в «Лайф»? О парне, еще до Медгара Эверса, как там его… Карл… Робертс?
Поднимаю голову, с удивлением осознав, что сенатор обращается ко мне. Надеюсь, это просто потому, что я работаю в газете.
— Это… его линчевали. За то, что назвал губернатора… — Замолкаю, но не потому, что забыла слова, а как раз потому, что прекрасно помню.
— Жалкой личностью,
 — произносит сенатор, обращаясь уже к моему отцу. —
С моралью уличной проститутки.

Уф-ф, слава богу, меня оставили в покое. Пытаюсь оценить реакцию Стюарта. Я никогда не интересовалась его позицией относительно гражданских прав. Но он, кажется, вообще не слушает, о чем разговор.

— Скажу откровенно, — откашлявшись, медленно произносит мой отец, — мне тяжело слышать о подобной жестокости. — Он медленно откладывает вилку и продолжает, глядя прямо в глаза сенатору: — У меня на полях работают двадцать пять негров, и если кто-либо посмеет тронуть их или членов их семей… Порой мне стыдно, сенатор. Стыдно за то, что происходит в Миссисипи.

Мама, вытаращив глаза, изумленно смотрит на отца. А я потрясена. Не столько тем, что он вообще заговорил о политике, сколько его точкой зрения. Дома у нас газеты всегда лежали фотографиями вниз, телеканалы переключались сразу же, как только поднимались расовые вопросы. А сейчас я горжусь своим отцом, по многим причинам. И клянусь, на миг в маминых глазах, несмотря на опасение, что он погубит мое будущее, тоже вспыхивает гордость. На лице же Стюарта озабоченность, но какого рода — не могу понять.

Сенатор пристально смотрит на папу.
— Я вам вот что скажу. Карлтон, — говорит он, позвякивая льдинками в бокале, и протягивает бокал служанке: — Бесси, принеси мне выпить, будь добра. (Та очень быстро возвращается с новой порцией.) Неразумно было говорить такое о губернаторе.
— Согласен на сто процентов, — отзывается папа.
— Но позже я спросил себя, а соответствуют ли эти слова истине?
— Стули,

 — грозно шипит миссис Уитворт. Но тут же вновь ослепительно улыбается и произносит таким тоном, будто обращается к непонятливому ребенку: — Стули, нашим гостям неинтересно твое политиканство за…
— Франсин, дай мне высказать собственное мнение. Господь свидетель, я не могу делать это с девяти до пяти, так позволь высказаться хотя бы в своем собственном доме.

Миссис Уитворт по-прежнему улыбается, но щеки чуть розовеют. Она внимательно разглядывает букет белых роз в центре стола. Стюарт, все с тем же гневным лицом, разглядывает свою тарелку. С того момента, как принесли цыпленка, он ни разу не посмотрел на меня. Некоторое время все молчат, а потом дружно принимаются обсуждать погоду.

После ужина нас пригласили выпить кофе на террасе. Мы со Стюартом задержались в холле. Касаюсь его плеча, но он отодвигается.

— Я так и знал, что он напьется и начнет все эти разговоры.
— Стюарт, все в порядке. — Наверное, он имеет в виду беседы о политике. — Мы прекрасно провели время.
Но Стюарта просто трясет от бешенства.
— Патриция — то, Патриция — се, весь вечер! Сколько можно говорить о ней?
— Успокойся, Стюарт, забудь. Все хорошо.

Он нервно ерошит волосы и старается не встречаться со мной взглядом. У меня такое чувство, что он вообще не замечает, что я рядом. А потом я решаюсь признаться себе в том, что и так осознавала весь вечер. Глядя на меня, он думает… о
ней.
Она здесь повсюду. В злобном взгляде Стюарта, на устах сенатора и миссис Уитворт, на стене, где, должно быть, висела ее фотография.
Извинившись, спешу в ванную комнату.
Он провожает меня по коридору и говорит без улыбки:
— Встретимся на террасе.

В ванной, глядя на отражение в зеркале, убеждаю себя, что сегодня просто такой вечер. И как только мы выберемся из этого дома, все будет по-прежнему хорошо.
Выйдя из ванной, я прохожу мимо гостиной, где сенатор наливает себе очередную порцию виски. Проливая несколько капель на рубашку, он тихонько хихикает, и озирается, не видел ли кто его неловкости. Я осторожно крадусь на цыпочках мимо двери, но меня останавливает радостный вопль:

— Вот вы где! Что случилось, потерялись? — Он направляется ко мне.
— Нет, сэр, я… иду к остальным.
— Давай сюда, девочка. — Он обнимает меня за талию, обдавая ароматом бурбона. На его рубашке остались влажные пятна. — Как тебе у нас?
— Хорошо, спасибо, сэр.
— Ты не пугайся матушки Стюарта, она просто пытается его защитить.
— О, что вы, она… такая милая. Все замечательно. — С надеждой оглядываюсь на коридор, откуда доносятся голоса.
Он вздыхает, отводит взгляд.

— У нас был очень тяжелый год. Думаю, он рассказал тебе, что случилось.
Я киваю, а по коже бегут мурашки.
— Да, тяжко было… очень плохо. — Но внезапно расплывается в улыбке: — Гляди-ка! Смотри, кто пришел с нами поздороваться.
Крошечный белый песик повисает на его руке, как теннисное полотенце.
— Скажи «привет», Дикси, — мурлычет сенатор, — скажи мисс Евгении «привет».

Пес вертится, отворачиваясь от алкогольного зловония. Сенатор поднимает на меня глаза, взгляд абсолютно пустой. Он, видимо, забыл, зачем я вообще здесь.
— Я шла на террасу, — напоминаю я.

— Иди, иди сюда. — Он подхватывает меня под руку и тащит в маленькую комнату, где стоит массивный письменный стол, а тусклая лампа едва освещает темно-зеленые стены. Прикрывает дверь, и на меня тут же накатывает приступ клаустрофобии. — Видишь, они считают, что я и так слишком много говорю, но на самом деле… — сенатор прищуривается, словно мы с ним старые конспираторы, — я хочу тебе кое-что рассказать.

Собака смиряется со своим положением и успокаивается, захмелев от запаха алкоголя. Мне вдруг жутко хочется увидеть Стюарта, как будто теряю его с каждым мигом, что мы порознь.
— Думаю… я должна найти… — Тянусь к дверной ручке, понимая, что веду себя грубо, но я просто не в силах дольше здесь оставаться, в запахе спиртного и сигар.
Сенатор со вздохом кивает:
— О, ты тоже, м-да… — И разочарованно приваливается к столу.

Я уже открываю дверь, но меня останавливает выражение бессилия и сломленности в лице сенатора, то самое, какое я уже видела у Стюарта в тот день, когда он впервые явился в дом моих родителей. У меня не остается выбора, и я спрашиваю:
— Я тоже… что именно, сэр?
Сенатор смотрит на огромный парадный портрет миссис Уитворт, возвышающийся над его рабочим столом, как предупреждение.

— Я вижу это, по твоим глазам вижу. — Короткий горький смешок. — Просто надеялся, что ты будешь хоть немного любить старика. В случае, если станешь членом этого старинного семейства.
Меня бросает в дрожь от этих слов…
членом старинного семейства.
— Вы не… вызываете у меня неприязни, сэр, — лепечу я, переминаясь у порога.

— Не хочу погружать тебя в наши проблемы, но дела у нас плохи, Евгения. Мы чертовски удручены прошлогодним кошмаром. С той, другой. — Он мрачно качает головой. — Стюарт просто взял и уехал из Джексона, живет где-то в трейлере в Виксбурге.
— Я знаю, он был очень… огорчен, — говорю я, хотя на самом деле ничегошеньки об этом не знаю.

— Прямо как умер. Дьявол, я ездил туда к нему. Он просто сидел у окна и колол орехи. Даже не ел — вынимал из скорлупы и бросал в мусорное ведро. Не разговаривал ни со мной, ни с мамой… несколько
месяцев.
Он весь съежился, этот огромный мужчина, и меня охватывает желание сбежать, но одновременно — поддержать и утешить. Он выглядит таким несчастным.

— Как будто всего десять минут назад я учил его заряжать ружье, скручивать шею первому голубю. Но после истории с той девушкой он… изменился. Ничего мне не рассказывает. Я просто хочу знать, у моего сына все в порядке?
— Я… думаю, да. Но, честно говоря… не знаю.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь