Пришло время отпустить Турцию

Если, как любят писать многие, американо-турецкие отношения напоминают грядущую железнодорожную катастрофу, то хорошей новостью является то, что поезда движутся медленнее, чем некоторые ожидали. Плохая новость заключается в том, что они все еще идут навстречу друг другу по одному и тому же пути. И в этом смысле нынешний избранник Джо Байден сейчас находится в незавидном положении.

Для Байдена задача будет состоять в том, чтобы минимизировать ущерб, который Турция может нанести интересам США, не провоцируя новых конфликтов и не лишая возможности будущего сотрудничества. Его работа должна начинаться с признания того, что Вашингтон не может в одиночку спасти американо-турецкий альянс, и Эрдоган никогда не предложит никакой реальной или длительной перезагрузки — независимо от того, сколько раз он об этом будет объявлять. Соединенные Штаты и Турция будут продолжать работать в разных направлениях, и кризисы будут продолжаться.

Чтобы лучше ориентироваться в этой беспроигрышной ситуации, Вашингтон должен ясно представлять себе роль Турции во внешней политике США, а также свою собственную роль во внутренней политике Турции: будет почти невозможно сотрудничать с Турцией, когда турецкое правительство видит в Соединенных Штатах угрозу, и будет трудно поддерживать турецкую демократию, когда большая часть турецкой оппозиции тоже это делает.

Было предложено несколько объяснений того, почему Турция в последние годы заняла более агрессивную позицию по отношению к Соединенным Штатам и другим западным союзникам. Некоторые аналитики подчёркивают внутриполитические выгоды, которые Эрдоган извлекает из своей воинственной, антизападной риторики, особенно сейчас, когда он находится в избирательном союзе с националистами MHP. Другие подчеркивали роль исламистской идеологии Эрдогана и его стремление к лидерству в Мусульманском мире. Третьи указывают на ряд турецких претензий, например, поддержка сирийских курдов (SDF) или отказ выдать Фетхуллаха Гюлена.

Во всех этих объяснениях есть большая доля правды. И это само по себе является основанием подозревать, что сближение может оказаться трудным. Более тревожная реальность заключается в том, что идеология, недовольство и внутренняя политика объединились, чтобы сформировать новую турецкую доктрину безопасности, которая в последовательных, хотя и не обязательно точных терминах определяет Соединенные Штаты как главную угрозу, которую необходимо преодолеть с помощью агрессивных контрмер.

Турецкие проправительственные эксперты считают, что западные державы встревожены новообретенной независимостью Турции и, как следствие, работают на нескольких фронтах, чтобы сдержать подъем страны. И все же, поскольку мощь Запада снижается, а мир становится все более многополярным, они также считают, что Турция может использовать жесткую силу и частичное сотрудничество с Россией, чтобы переписать правила игры в свою пользу.

Такой подход к миру, популярный среди избирателей Эрдогана, хорошо вписывается в идеологические установки президента и получил достаточно внешних подтверждений, в связи с чем его трудно оспорить. Для Вашингтона принятие новой внешней политики Турции означает признание того, что никакие угрозы и стимулы не восстановят отношения сотрудничества в ближайшее время. Вместо этого американские политики сталкиваются с более долгосрочной проблемой опровержения предположений, лежащих в основе турецкой политики. Это потребует постоянного давления, чтобы показать Анкаре, что противостояние ее бывшим союзникам имеет последствия. Но это также требует оставить дверь открытой для Анкары, чтобы деэскалация произошла, если Турция на это решится. Другими словами, политики не должны бросаться на каждое примирительное заявление Эрдогана или рассматривать его предложения о перезагрузке как повод для уступок Анкаре. В то же время они должны признать, что переговоры и рабочие группы могут сыграть ценную роль в том, чтобы отодвинуть проблемы на задний план, даже если ни одна из сторон не ожидает их решения в ближайшее время.

Действительно, учитывая растущее недовольство Эрдоганом, некоторые уже пришли к выводу, что реальное сотрудничество с Турцией станет возможным только после того, как Эрдоган будет отстранен от должности. Безусловно, есть основания надеяться, что правительство, возглавляемое главной турецкой оппозиции Республиканской народной партией, будет менее враждебно настроено по отношению к США и ЕС. Такое правительство также может оказаться более склонным к примирению с такими соседями, как Египет, проявляя при этом меньший энтузиазм по отношению к другим региональным акторам, таким как ХАМАС. Но есть также все основания полагать, что турецкая оппозиция разделяет многие подозрения правительства в отношении Вашингтона и поддерживает большую часть усилий Эрдогана, направленные против него. Более того, если бы они оказались у власти, то почти наверняка столкнулись бы с новым политическим давлением, требующим от них доказать свою националистическую добросовестность.

Конечно, одной из главных причин, по которой Эрдоган и его оппоненты с подозрением относятся к Вашингтону, является их общая вера в то, что американская поддержка демократии в Турции всегда зависела от того, что внутренняя система Турции может означать для США. Послужной список Вашингтона времён Холодной войны определенно показывает, что его подход к турецкой демократии часто вращался вокруг того, какие партии, по их мнению, были наивыгоднейшими для Америки. В результате сегодня явная поддержка турецкой оппозиции не обязательно является лучшим способом поддержать турецкую оппозицию. Прошлым летом распространилось видео с Байденом с редакцией New York Times, где первый призывает Америку "подбодрить" турецкую оппозицию, чтобы сместить Эрдогана посредством выборов. Почти так же быстро, как и Эрдоган, лидеры турецкой оппозиции бросились осуждать комментарии Байдена. Они осуждали американское вмешательство во внутренние дела Турции и настаивали на том, что не будут участвовать в империалистической игре Вашингтона.