Пришло время готовить все дыры к зиме и постоянной ебле

Пришло время готовить все дыры к зиме и постоянной ебле




🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Пришло время готовить все дыры к зиме и постоянной ебле
В каком состоянии сегодня духовное образование и что ждёт его в ближайшем будущем? Зачем церковным семинариям государственная аккредитация, и как это влияет на подготовку будущих священников? Готовы ли нынешние выпускники духовных школ к пастырскому служению в современном мире и придёт ли новое поколение духовенства на смену нынешнему или налицо кризис призвания?
На эти и многие другие вопросы ответил Председатель Учебного комитета Русской Православной Церкви протоиерей Максим Козлов в интервью порталу «Пастырь» .
— Отец Максим, в июле 2018 года Священный Синод назначил Вас председателем Учебного комитета Русской Православной Церкви. Но для Вас это служение, наверное, далеко не новое, более 6 лет Вы являлись первым заместителем Председателя. Несмотря на то, что духовное образование и пастырская подготовка — это стратегически важная задача для будущего всей Церкви, об Учебном комитете и его работе знают далеко не многие. Не могли бы Вы рассказать читателям сайта «Пастырь», что это вообще за структура — Учебный комитет? Для чего он был создан? Какие задачи на него были возложены священноначалием? И какие, на Ваш взгляд, имеются результаты работы Учебного комитета к текущему моменту?
— Учебный комитет как учреждение был создан вместе с другими Патриархийными структурами в конце Второй мировой войны, но как полноценное Синодальное учреждение начал формироваться только в новейшую эпоху. Можно сказать, это происходило под руководством моего предшественника — ныне Высокопреосвященного митрополита Таллинского и всея Эстонии Евгения, который почти четверть века руководил Учебным комитетом Русской Православной Церкви.
Когда владыка Евгений только возглавил Комитет, тот занимал всего лишь одну комнату в Чистом переулке, а весь штат ограничивался председателем, секретарём и, может, ещё одним-двумя сотрудниками.
В 2009 году Святейшим Патриархом была поставлена задача превратить Учебный комитет в полноценное Синодальное учреждение, которое курировало бы вопросы, связанные не только с высшим духовным образованием, но и с сопредельными областями образования, то есть занималось бы подготовкой священно- и церковнослужителей, богословов, а также (о чём я чуть ниже скажу) регентов и других церковных тружеников — специалистов в области катехизаторской, молодёжной, миссионерской и социальной деятельности в соответствующих центрах.
Основные направление работы Учебного комитета я бы обозначил следующим образом.
Если представить структуру Высшего Церковного Управления, то у нас есть Священный Синод, принимающий главнейшие базовые решения в жизни нашей Церкви, и Высший Церковный Совет — церковно-административный центр, который разрабатывает практические конкретные направления деятельности по соответствующим сферам, будь то миссия, катехизация, отношения с вооружёнными силами, внешняя деятельность Церкви, а также и учебное дело, в частности, в области Высшего церковного образования.
Задачей Учебного комитета является подготовка и вынесение соответствующих предложений по структуре высшего духовного образования, по направлениям его развития, а также собственно реализация этих решений и контрольно-аналитическая деятельность в области богословского образования.
Самое важное, что было сделано за последние 5−6 лет — это, во-первых, принятие к реализации всеми семинариями (и центральными, и провинциальными) единого учебного плана. Это должно привести к тому, что выпускник любой семинарии получит базовые знания, соответствующие некоему общему стандарту; знания, которые (употреблю такое выражение) соответствуют вызовам эпохи.
Во-вторых, все семинарии теперь имеют государственное лицензирование; и, кроме того, начался процесс получения государственной аккредитации, и задачей Учебного комитета является помощь нашим семинариям в её получении.
Недавно утверждены единые нормативные документы для магистратур, которые, в отличие от бакалавриата, вариативны. Уровень магистратур должен быть соответствующим — как минимум не ниже, чем в государственных учебных заведениях. При этом важно, чтобы не было перекосов по профилям. По понятным причинам сейчас преобладают церковно-исторические магистратуры (их легче открыть, по ним проще набрать студентов), но для нашего церковного, духовного образования сейчас актуальны магистратуры по библеистике, патрологии, сектоведению, по разным отраслям богословия.
Также утверждены соответствующие решения Священноначалия о требованиях к кандидатским и к докторским диссертациям. И мы теперь можем с уверенностью сказать, что ныне требования к кандидатам богословия ничуть не ниже, а по некоторым параметрам и выше, чем требования к кандидатам гуманитарных наук. Это не просто расширенный диплом, как было в 70-е и 80-е годы, это — полноценная диссертация, защитить которую сейчас стало совсем не просто. И это правильно, потому что кандидаты богословия — это штучный продукт, их невозможно выпускать ежегодно десятками.
Регентское образование также стало новым важным направлением деятельности Учебного комитета, инициированным Святейшим Патриархом. Создан стандарт регентского образования, который сейчас проходит апробацию в передовых регентских школах.
Следующим аналогичным этапом должна стать работа с нашими иконописными школами. Эта работа более тонкая, потому что здесь многое будет зависеть от мастера, от художника, от сформировавшейся традиции. Но, с другой стороны, и тут не должно быть всё в состоянии разнобоя. Надо понимать, что если в художественных ВУЗах есть единые требования к поступающим и к закончившим обучение, то и в иконописных школах должны быть соответствующие требования, предъявляемые к знаниям и умениям иконописцев.
Важным направлением является подготовка приходских специалистов. Ее также курирует Учебный комитет (в сотрудничестве с другими Синодальными структурами) — всё, что связано с вероучительной составляющей, обучением миссионеров, катехизаторов, социальных и молодёжных работников. Уже порядка четырёх десятков таких центров подготовки открыто в нашей Церкви на территории Российской Федерации.
Нельзя также не упомянуть о работе, связанной с инспектированием учебных заведений, поскольку не всё можно проверить на бумаге и на основании электронных отчётов. И вот эта живая связь, которая осуществляется через приезд наших комиссий, через общение с преподавателями и студентами, помогает и семинариям держаться на хорошем уровне, и стимулирует решение вопросов, которые по-другому не решались. Например, вопросов, связанных с окладом преподавателей.
Священник не должен привлекаться к преподаванию в семинарии в качестве бесплатной рабочей силы под угрозой того, что если он откажется, то будут прещения.
Каждый преподаватель высшего духовного учебного заведения должен получать соответствующее вознаграждение за труд.
Не скрою, задачей инспекций является упразднение нравственных или дисциплинарных беспорядков, которые в любой, даже самой идеальной системе (а у нас система не идеальная) могут происходить.
В целом ряде случаев принимались важные решения по освобождению тех или иных сотрудников от должности, когда они переступили черту, которую клирики и преподаватели духовных учебных заведений переступать не имеют права.
Новыми формами сотрудничества с семинариями являются также дистанционный контроль выпускных экзаменов и защита выпускных квалификационных работ. Ситуации, когда брался старый диплом, защищённый в МДА или в СПбДА лет 15−20 назад, и после лёгкой технической обработки подавался в качестве своего — практически исключены.
— Расскажите, в чём Вы видите свою основную задачу как на ближайшее время, так и в отдалённой перспективе в качестве Председателя Учебного комитета?
— Мне кажется, задачей любого руководителя церковного учреждения является ответственное выполнение своего долга и реализация задач, поставленных священноначалием. Здесь и создание внутри самого Учебного комитета атмосферы церковной ответственности и доброжелательности, и взаимодействие со всеми институциями, занимающимися высшим образованием в нашей стране.
Но главная цель, которую я для себя внутренне ставлю — это добиться того, чтобы лучшие наши академии и семинарии заняли места в числе первых двух-трёх десятков лучших российских ВУЗов.
Чтобы сам факт наличия диплома говорил о том, что наш выпускник — человек высокой квалификации, широко образованный, готовый к диалогу с обществом и к работе в самых разных ситуациях.
— Вы упомянули про лицензирование и аккредитацию. Все духовные школы мы рассматриваем, разумеется, как кузницы кадров в первую очередь для Церкви. Насколько актуален диплом государственного образца, если человек после окончания обучения (будь то священник, катехизатор, регент, иконописец) и идёт служить именно Церкви? Возможно, ему было бы достаточно иметь лишь авторитетный внутрицерковный документ? Но при этом, насколько мне известно, лицензирование и аккредитация накладывают некое ограничение на учебный план, в том числе и на те предметы, которыми должен заниматься студент, и которые из-за рамок стандартов, возможно, не всегда соответствуют тому, что хотела бы семинария при подготовке будущего кадра.
— Хорошо, что вы озвучили этот вопрос, он — один из известных мифов о том, что обучение теологии по ФГОСу (федеральному государственному образовательному стандарту) каким-то образом урезает зачётные единицы и нагрузку по базовым церковным дисциплинам. Это не так. Когда с учётом государственного образовательного стандарта «Теология 3+» составлялся единый учебный план, действующий сегодня, то в нём по целому ряду базовых церковных дисциплин (например, по библейским дисциплинам, по догматическому богословию) была увеличена нагрузка по зачётным единицам.
Собственно, ни одна из центральных церковных дисциплин не была сокращена — сокращения коснулись только некоторых предметов учебного плана. Так, например, у наших семинаристов уменьшилось количество часов церковного пения по сравнению с 1980-ми годами. Возможно, это не очень хорошо для благолепия богослужения, но ведь при наличии соответствующих способностей их можно развить, участвуя в хоре. Зато время для таких дисциплин как Священное Писание, литургика, догматическое богословие высвобождается, а это, я думаю, важнее.
Поэтому я не вижу каких-то усечений в церковных дисциплинах. Попутно замечу, что предполагаемый к введению уже в ближайшем будущем новый федеральный государственный образовательный стандарт «Теология 3++» даёт ещё больше свободы в возможности распределения нагрузки при составлении учебного плана нашими духовными учебными заведениями.
По закону мы не можем существовать как высшее учебное заведение без лицензии. Мы можем выработать свой церковно-образовательный стандарт, несколько отличающийся от ФГОСа, но, во-первых, и сам ФГОС разрабатывался при деятельном участии церковных представителей, а, во-вторых, общероссийские требования к высшему образованию помогают нам тянуться вверх, задают некую планку.
Конечно, есть отличие от ситуации 90-х годов, когда и семинарии, и существовавшие тогда духовные училища были как ускоренные офицерские курсы периода начала Великой Отечественной Войны — тогда деваться было некуда и вместо полноценного военного училища надо было быстро подготовить кадры на фронт. Но как только ситуация нормализовалась, то подготовка офицерских кадров вернулась к полноценным высшим военным учебным заведениям. Так и у нас — экстремальное время 90-х прошло.
Мы уже не дыры должны затыкать, лишь бы кого-то послать на лавинообразно открываемые приходы, а готовить квалифицированные и духовно зрелые кадры духовенства для работы с нашими современниками — с тем обществом, которое уже несколько по-другому относится к Церкви, чем в начале 90-х годов.
— А всё-таки, что значит «готовить квалифицированные кадры»? Или же другими словами — что семинария хочет (или чего она должна хотеть) от выпускника как от будущего священника? Вопрос этот не столь тривиален, как он может показаться на первый взгляд. Им задаются и многие преподаватели, и семинаристы, и нередко даже представители администрации семинарий.
Если стремиться к некоторому уровню образования, обширным знаниям, хорошим оценкам — но тут возникает вопрос: «Насколько эти оценки, и те полученные теоретические знания помогут будущему священнику непосредственно в его пастырском служении (особенно, если человека направят служить на сельский приход)?». Если семинария хочет от него какой-то нравственности, высокого качества духовной жизни, то действительно ли это задача семинарии или всё-таки, как христианина, его должны готовить в первую очередь его семья, духовник, его ближайшее окружение? Если говорить о каких-то практических навыках в совершении богослужения, то учи-не учи, а всё равно все эти навыки достаточно быстро приобретаются на приходе, непосредственно в пастырской деятельности.
Скажите, на Ваш взгляд, к чему всё-таки должна готовить семинария ставленников в священный сан? Чего семинария должна требовать от своего студента в первую очередь?
— Мы же понимаем, что невозможно поставить задачу семинариям, чтобы каждый второй выпускник был как отец Иоанн Кронштадтский. Такого рода институций, которые выпускали бы святых на регулярной основе, в Церкви нет. Задача соединить образование с воспитанием, безусловно, должна стоять — этим, кстати, наши семинарии принципиально отличаются от светских вузов, в которых такая задача сегодня вообще не стои́т.
Да, семинария должна воспитывать. У нас есть такие понятия, как послушание, совместные молитвы, участие в богослужении. Кроме того, само проживание большинства семинаристов стационарно на протяжении четырёх-пяти лет — это тоже воспитание. Я очень положительно отношусь к тому, что большинство наших семинаристов-очников получают образование в закрытом учебном заведении, где приобретают опыт некоторого стеснения себя ради других людей, ради дисциплины и обязанностей, которых у большинства приходящих сейчас молодых людей нет. И только здесь они могут себя проверить, способны ли вообще ограничить себя, приучить к дисциплине, без чего хорошим священником никогда не стать — без этой готовности жить не ради себя, а ради Церкви и ради людей, которые в Церкви Божией тебе встретятся, которым ты обязан будешь быть слугой.
С воспитанием, конечно, сейчас в семинариях не просто. Те принципы, которые существовали в позднее советское время в воспитательной системе наших духовных учебных заведений, в значительной мере теперь неприложимы. При всей серьёзности людей, которые тогда приходили, эти принципы строились на том, что страшно было оказаться вне духовной школы. Ведь кем мог стать исключённый семинарист в жизни советского общества в 70−80-е годы? Куда он мог податься? А теперь-то не страшно быть исключённым — вон сколько жизнь предлагает других возможностей. Соответственно и сама система воспитания не может исходить из принципов ушедшей эпохи.
Не могу сказать, что сейчас найдены однозначные решения этого вопроса, но одним из путей видится развитие уже существующей институции индивидуальных наставников — по-другому «тьюторов». Тьюторы не являются членами администрации и помощниками инспектора, то есть теми людьми, которые могу наказать или сообщить о проступке по инстанции, они — посредничающее звено между администрацией и студентом, как бы старшие товарищи. Это человек, который помогает в учёбе, в научной деятельности, даже просто в личном общении; человек, который сам несколько лет назад прошёл путь, по которому ты сейчас идёшь, и который может тебя от чего-то предостеречь, где-то правильно направить, помочь сэкономить силы и не набить шишек там, где, возможно, можно и голову разбить… И сейчас мы нащупываем этот путь, который, мне кажется, будет одним из путей развития воспитательной системы.
Ставится также вопрос об усугублении преподавания пастырских дисциплин: пастырского богословия, аскетики, миссиологии. Но здесь есть такая тонкая грань: многие вещи, конечно, можно изучить теоретически, но пока человек не выйдет на практическое служение, он не сможет к ним по-настоящему прикоснуться.
Но возвращаясь к вашему вопросу — конечно,
семинария должна готовить, в первую очередь, достойного священнослужителя: человека, который вышел бы из стен духовной школы с желанием служить Церкви, а не себя в ней устраивать; который не подался бы при первых же сложностях с архиереем на сторону далече к лукавым критикам.
Тут без личного примера не обойтись. Если наши учащиеся будут видеть в своих преподавателях соответствующее отношение к жизни, к священнослужению, то именно это в результате они и воспримут.
— Отец Максим, Вы отметили, что одно из достоинств семинарий — это их «закрытость» и совместное проживание студентов. Но ведь семинарист, пока он учится, пока живёт в общежитии, ему по большому счёту всё предоставляется, максимально созданы все условия, чтобы думать только об учебе и об остальных вещах не заботиться. Семинарская жизнь, как правило, проходит при монастыре, где выстроена богослужебная и духовная жизнь, часто под присмотром духовников, преподавателей, тьюторов. Но вот учёба заканчивается, молодого человека рукополагают, он выходит из этой семинарской «теплицы» и сталкивается с реальной жизнью, которая зачастую сильно отличается от тех идеалистических представлений, которые могли у него складываться по опыту жизни в семинарии.
Не бывает ли такое, что молодые священники, только вышедшие из духовной школы, оказываются не очень готовы, к тому, что в приходской жизни всё не совсем так гладко, и как описывается в Патериках? Должна ли семинария как-либо готовить ставленника к тому, что ему пока что предстоит служить всё-таки не в Церкви Небесной торжествующей, а в Церкви земной воинствующей?
— Мне кажется, наши семинаристы в курсе всей той информации, которая даётся нынешними околоцерковными критиками. Иной раз даже слишком в курсе. Другое дело, что мы, конечно, не должны закрывать глаза и делать вид, что определённого рода информационно-отрицательная среда отсутствует, и не замечать, что она концентрируется вокруг определённого рода сайтов или блогов. Но не думаю, что сегодняшний выпускник ожидает, что после выпуска из семинарии его ждут благоустроенная квартира, зарплата выше средней и служение в кафедральном соборе. Это разве что чей-то субъективный взгляд.
Но скажу одно: не нужно бояться и делать вид, что нет критиков Церкви, потому что у нас есть ответы на эту критику.
А если кто-то свои личные проблемы психологически компенсируют за счёт наездов (другого слова тут не употребишь) на священноначалие или на церковную действительность, то это геростратова слава.
Реальные болевые точки мы должны уметь проговаривать и не бояться вопросов со стороны наших семинаристов. Как мне кажется, сейчас и нет ситуации закрытости — да и как она возможна в нынешнем обществе с его информационной средой и со смартфоном в руке каждого студента? Студенты же не живут пять лет в какой-то изоляции, не зная того, что в мире происходит.
— Все эти пять лет в общежитии молодые ребята общаются и разделяют общий быт. Уровень воспитания и воцерковленности у всех совершенно разный, все из разных семей, часто из разных городов и весей, из разных социальных слоёв. И в этих условиях, к сожалению, получается, не так, что ребята более благочестивые подтягивают всех остальных к себе, а обычно наоборот — общая планка культуры и духовной жизни спускается ближе к нижнему уровню.
Как иллюстрацию, могу привести рассказ одного выпускника МДС. Когда он только поступил в семинарию, то каждый вечер ходил к мощам преподобного Сергия, регулярно оставался там на акафист, и всё время удивлялся, почему же он там видит студентов только первых двух курсов, где остальные? А когда сам стал старшекурсником и приходил к мощам только по праздникам, то всё понял.
Приходит в семинарию человек горящий, воцерковляющийся, ревностно и искренне кающийся в грехах, может быть, с какими-то возвышенными представлениями о Церкви, а пройдя пять лет семинарии, он становится в общем-то обычным таким«матёрым» семинаристом, отчасти перегоревшим уже.
— Бывает, согласен. Но, может быть, лучше, если он к будням своего служения
Небольшой секрет как соблазнить соседа с помощью запаха возбуждения
Нехватка нежности предоставляет для фантазии новые возможности
Пора просыпаться и трахаться

Report Page