Что Александр Горбачев советует редакторам и авторам при работе с текстами

Что Александр Горбачев советует редакторам и авторам при работе с текстами

Расчитать (Егор Федоров)

Олеся Герасименко: Какие у тебя есть главные правила, как у редактора, для работы с авторами

Александр Горбачев: В России распространена довольно жесткая школа редактирования, когда авторам пишут пассивно-агрессивные комментарии [при редактуре]. Я в какой-то момент понял, что у меня другой подход — я стараюсь быть максимально спокойным. 

Понятно, что есть кейсы, когда невозможно выбить текст, и человек обещает его через три часа, а это означает — три месяца. Но когда ты понимаешь, что, например, Иван Голунов так работает, то в какой-то момент перестаешь на него кричать и просто делаешь немножко по-другому свой таймлайн. 

Те же комментарии: я стараюсь писать их так, чтобы вызвать у автора ощущение, что мы собеседники на равных — пусть они будут длиннее, и я потрачу на них больше времени. Это довольно часто приводит к тому, что, например, радикальную переделку текста автор воспринимает безболезненно, потому что у него ощущение, что это произошло в равноправной беседе, в которой мы нашли совместное решение.

Второе — редактор у текста появляется на этапе возникновения идеи. И во всех СМИ, где я работал последние годы, это было чрезвычайно важно.

Моя процедура того, как возникает текст: питч, идея, и дальше мы с автором обсуждаем какую-то идеальную гипотезу: этот текст будет суперкрутой, если в нем будет то-то и то-то. 

На этом этапе разваливается очень много текстов, потому что есть классная идея, но начинаешь ее приземлять на какой-то нарратив и понимаешь, что героев не найдешь, не поговоришь. Иногда больше времени уходит на то, чтобы переделать готовый текст, чем если бы человек писал его с нуля. 

Илья Азар: Когда Шурик Горбачёв пришёл в «Медузу», я помню, что было требование предоставить подробный план работы в командировке по заявленной теме.

Горбачев: Илья собирался ехать в Туву — это довольно дорогая командировка, а редактор же должен еще думать о бюджете. «Ну, я поеду, там с кем-нибудь поговорю». 

Азар: Я так работаю, и это нормально. Ты придумываешь тему, потом едешь и ищешь многих спикеров. 

Герасименко: Это совершенно ненормально. Западная школа редактуры — ты работаешь с автором с нуля, с питча, и просишь план текста. Я, например, прошу у своих авторов план до начала вообще каких-либо звонков, и они просто ходят на головах: в смысле? а что мы можем написать в план текста, если мы никому еще не позвонили? Потому что нужна гипотеза. Нужно понять, что за чем будет следовать, но это вызывает дикое отторжение. 

Горбачев: В итоге для Тувы Илья написал план, и текст про Туву получился довольно-таки хороший. 

Азар: Но не поэтому! Потому что главная работа проходит на месте. Чего тут рассказывать, я не понимаю? Многих героев можно придумать заранее и не суметь добиться их на месте, они могут исчезнуть, отказаться говорить. 

Горбачев: Никто не спорит, что главная работа происходит на месте, но важно иметь гипотезу. Это как научный эксперимент: чтобы измерить скорость электрона, тебе надо знать, что ты измеряешь скорость электрона.

Герасименко: И план — это живой документ. Не то, что ты его один раз написал, и все. Иногда он полностью видоизменяется, но он должен быть — это начало дорожной карты.

Азар: Однажды я поехал в командировку в Турцию, и, по-моему, как раз не составил план для Шурика и привез оттуда «пьесу»— текст в формате прямой речи. Очень много собрал материала.

Горбачев: И нам обоим пиздец как вломили руководители редакции за это. Было неприятно. 

Азар: Ничего, потом вышла «пьеса» Шуры Буртина, и все его очень хвалили.

Горбачев: Третье правило — прислушиваться и чувствовать, что автор может или не может, хочет или не хочет. 

С одной стороны, бывают истории, когда автор пушит тему, и тебе, ну, неинтересно, скучно, не хочется. Но потом я понял, что на самом деле это неправильно, и, как правило, если у автора горят глаза, и ему важно это сделать — особенно если ты уже знаешь, что это хороший автор — с некоторой вероятностью нужно дать ему такую возможность. 

Был показательный кейс, когда Илья Жегулев по своему желанию написал текст про «Cтрану детей» — эту историю никто не помнит, но был хороший, довольно яркий, обсуждаемый текст.

Тот же Ваня Голунов: я довольно часто ему говорил, что не хочу я тексты про цемент, не хочу про бетон, про мрамор, и он всё равно в итоге делал. Мы долго ссорились, но, наверное, это было правильно. 

С другой стороны, тоже важно чувствовать авторский вайб. Мне кажется, что в редакциях иногда бывает такое: «У кого сейчас нет темы? Давай вот ему сунем». И человек берет тему, но она не про него. 

Я помню, что текст про Новочеркасск, который в итоге написал Даня Туровский, я сначала предлагал, по-моему, как раз Азару, потом — Жегулеву. Даня тоже не сразу загорелся, и в итоге довольно яркий текст получился, получил премию «Редколлегия». 

Герасименко: Какие главные ошибки у авторов?

Горбачев: Частая ошибка, которую, на мой взгляд, легко избежать — авторы рассказывают, как они работают, вместо того, чтобы рассказывать историю. «Я пошел туда, мы едем туда». Твоя работа именно в том, чтобы из твоей фактуры, которую ты собрал, что-то слепить. Частный случай — когда люди пишут профайлы с рождения.

Я всегда говорю авторам, что не нужно вставлять в текст всю прямую речь и все детали, которые вы получили. Деталь должна на что-то работать. Журналистика — это все-таки в какой-то степени литература в том смысле, что есть драматургия. 

В России, кстати, эти традиции чуть менее крепкие, чем в Америке. В Америке в каждом тексте есть описания того, как человек одет, потому что Том Вулф сказал, что это знак статуса. Чиновник одет в такой-то пиджак — ну, окей, а во что он должен быть одет? 

Фактуру, которую собрали, важно складывать так, чтобы она работала на что-то, а не просто вываливать все, что есть — особенно начинающие авторы любят так делать. 

Еще тоже частый случай, когда в тексте идет два предложения от автора, и потом шмат в три абзаца прямой речи. Это, на мой взгляд, очень странно выглядит. Писать – это ваша работа, а не людей, с которыми вы говорите. Скорее всего, какие-то вещи, которые они вам рассказали, вы лучше опишете, чем человек в своей речи. 

Важно ставить точку. Дедлайны ставятся не только потому, что редакторы злые, редакции нужно выполнять какой-нибудь план, а еще и потому, что это работа, которую нужно заканчивать и двигаться дальше.

Сейчас мы еще кому-нибудь позвоним, кто нам все это время не отвечал, найдем ответ на вопрос, хотя просто можно признать, что этот вопрос не самый важный, и написать: «Мы этого не знаем». Может быть, текст будет чуть хуже, чем в идеальном мире, но он зато выйдет. 

Оригинал разговора: https://voiceisbetter.buzzsprout.com/1901556/episodes/16344136

Report Page