Пожилая стройная женщина из Праги
Пожилая стройная женщина из Праги
Курсы валюты:
$ 75.46
€ 80.55
Свежий номер
Подписка
МК Вконтакте
МК в Одноклассниках
МК в Telegram
МК в Twitter
МК в Viber
МК в Яндекс Дзен
МК в Rutube
Новости
Эксклюзивы
Политика
Экономика
Происшествия
Общество
Наука
Культура
спорт
Авто
Москва
Подмосковье
Видео
Фото
Дни рождения
Национальные проекты России
Прямые эфиры МК
Авторы:
Екатерина Сажнева
Братск
Чечня
Северная Осетия
Грозный
Пенсии
Смерть
Суд
Война
ВСУ казнили группу польских наемников
Бойцы ЧВК "Вагнер" уничтожили первый танк Leopard в зоне СВО
Россия придумала, что делать с взорванными "Северными потоками"
До слез: немецкие блогеры показали Россию в 6-минутном ролике
В ЧВК "Вагнер" рассказали, кем были убитые на юге Артемовска военные ВСУ
Топливо для автомобиля из гудрона изобретено учёными из Перми
Хазин рассказал о тайном ультиматуме Путина элитам России
Рогозин заявил о растерянности российских офицеров и генералов
В России найдено старейшее насекомое, переносящее пыльцу
Американский разведчик Риттер заявил о начале финальной стадии украинской конфликта
Путин: Россия вновь столкнулась с прямыми угрозами безопасности
The Economist: на Украину потоком стекается западное оружие перед началом наступления
Пригожин сравнил будущее ЧВК "Вагнер" с судьбой 300 спартанцев
Депутат Рады Совсун предложила регистрировать однополые "партнерства" военных
Не мыло и не соль: чем отмыть старый липкий жир с кухонных шкафчиков за 5 минут
Режимы стирки, которые лучше не включать. От них нет никакой пользы
Денис Проничев
фото: crimea.mk.ru
За неделю
За месяц
Что происходит в цехах Renault, так и не занятых заводом «Москвич»
Как российские власти наказывают автовладельцев, купивших машину по параллельному импорту
Почему на самом деле россияне покупают в кризис большие американские машины
Кадры недели: Ходченкова пришла с новым парнем, Михалков вернулся из Индии
«Вы были мерзкая»: Киркоров назвал имя той, что увела его от Пугачевой
Юлия Савичева: «Он для меня был как второй отец»
Гончую застрелили на центральной улице в Подмосковье
Жертвами конфликтного тигра стали более тридцати собак
Ярославский департамент охоты пытается сгладить ущерб от незаконной добычи двадцати лосей
Новости
Эксклюзивы
Политика
Экономика
Происшествия
Общество
Наука
Культура
спорт
Авто
Москва
Подмосковье
Видео
Фото
Дни рождения
Национальные проекты России
Прямые эфиры МК
Московский Комсомолец
Авторы
Издания
Пресс-центр
Фоторепортажи
Опросы
Блоги
Галерея Алексея Меринова
Про товары и услуги
Фотоархив МК
МК. Российский региональный еженедельник
История газеты
Вакансии
Контакты
Читателям
Подписка
Подписаться на срочные новости
Промокоды
Политика конфиденциальности
Рекламодателям
Реклама
РИА "O'Кей"
Агентство МК
МК.Медиа-Сервис
МК-Сервис
МК-Агентство Продвижения Прессы
09.10.2018 в 18:55
Общество
47496
«Когда ты приедешь ко мне в следующий раз, я, наверное, уже умру...»
Сложив руки для молитвы, очень старая женщина сидит на диване в большой и просторной комнате напротив распахнутой настежь двери, за которой на горизонте виднеются далекие черные горы.
Это самая старая женщина в мире, чеченка Коку Истамбулова. Ей 129 лет. 1889 год записан в паспорте годом ее рождения. Один только год — без даты и месяца. Слишком давно это было, чтобы помнить.
У нее побывали уже двадцать три российских журналиста. Иностранцы просятся, но так и не доезжают, это все-таки Чечня. Поэтому про Коку больше знают у нас, чем в Европе, где постоянно презентуют своих собственных долгожителей и долгожительниц. Юнцов не старше 120.
Накануне 200‑летия Грозного я, двадцать четвертая, приехала в село на правом берегу Терека, чтобы тоже познакомиться с Коку. Которая, получается, младше чеченской столицы совсем не намного — меньше чем на одну человеческую жизнь.
«В моей жизни не было счастливых дней», — поднимает на меня белые, даже без радужки, глаза бабушка Коку.
На ее долю выпал краешек XIX, весь XX век и рассветные всполохи XXI — столько войн, революций, ссылок и бед, смертей и потрясений, что слез почти не осталось. Кто же знал, что она проживет так долго, что нужно будет их экономить? «Я бы давно умерла, если бы не Аллах, который держал меня в своих руках», — говорит Коку.
Коку по-чеченски — «кхокха», значит голубь.
Крошечная слезинка все же катится по ее щеке. Белая, слепая голубка.
«Когда ты приедешь ко мне в следующий раз, я, наверное, уже умру...»
Из всей своей бесконечной жизни Коку запомнила только тяжелую, изнурительную ежедневную работу. Дни, месяцы, годы, десятилетия, век — в руках у Аллаха.
...Селение, где сейчас живет Коку Истамбулова, на картах называется Братское. Есть у него еще и чеченское наименование — Ногамирзин-Юрт. Расположено село ближе к Северной Осетии, чем к Чечне. На другом берегу Терека лежит казачья станица Галюгаевская Ставропольского края.
Археологи находили в Братском артефакты времен Золотой Орды, древние монеты, черепки глиняной посуды, которым, как говорят, две тысячи лет.
Есть тут и небольшой курган, что, по легенде, возвела вайнахская девушка по имени Бельши. Каждый день поднималась она на эту возвышенность, чтобы увидеть своего возлюбленного.
Девятнадцать героев вышли из села Братского в Великую Отечественную, несколько здешних уроженцев защищали Брестскую крепость и пали смертью храбрых.
Ныне же в селе имеются дом культуры, два магазина, почта, новая школа и мечеть.
Это все я взяла из путеводителя. Чтобы понимать, куда еду.
Внуки и правнуки известной чеченской долгожительницы встречают меня во дворе ее дома. Справного, кирпичного — его недавно подарили местные власти. На Кавказе не принято бросать своих стариков. Их достижениями — а чем, как не достижением, является столь почтенный возраст — наоборот, принято гордиться.
В огромном доме, в комнате, которая вмещает десять обычных комнат, крошечная сидящая на диване Коку кажется унесенной ветром пылинкой.
Почти всю свою прежнюю жизнь, пока держали ноги и видели глаза, Коку прожила в глиняной мазанке, что и теперь еще осталась стоять позади ее нового жилища.
«Она построила ее сама, когда вернулась из ссылки, замешивала землю на воде, добавляла в нее сухие ветки, траву, и лепила камни, один на другой, потом красила их белой краской», — поясняет мне 15‑летняя Мадина, правнучка Коку.
Два веселых щенка крутятся возле ног девочки. На проваленной крыше старого дома колышется от ветра сухая сорная трава. «Вообще у нас здесь очень красиво, так что и уезжать не хочется», — убеждает меня Мадина.
В этом году она закончила девятый класс и приехала из осетинского Моздока ухаживать за прабабушкой. Это теперь ее обязанность, так решили родные. А выучиться она еще успеет. Именно Мадину отряжают переводить мне рассказ Коку. Та плохо говорит по-русски. Хотя все понимает.
«Она мне каждый день рассказывает про те времена. Вспоминает и плачет», — вздыхает девочка. Словно услышав слова правнучки, Коку вновь начинает плакать. «Жалко, очень жалко», — повторяет она на двух языках.
«Это она о дочке своей горюет, моей бабушке Тамаре, — поясняет Мадина. — Та умерла несколько лет назад. После ее смерти Коку совсем ослепла. И ходить перестала. А когда дочку вспоминает, то переживает очень. Сколько ее в день раз вспоминает, столько и плачет».
Приезжали врачи из большого города, проверяли ее зрение. И саму Коку возили на обследование в Грозный. Но ничего обнадеживающего родственникам там не сказали. От глубокой старости лекарств пока нет.
Я беру Коку за руку. Та холодная, будто восковая. Старуха с силой сжимает мою ладонь и не отпускает, я чувствую, как медленно перетекает мое тепло в ее ледяные пальцы.
Она абсолютно в своем уме. И я не могу сказать, божий это дар или проклятье — помнить в глубокой старости все, что с тобой случилось, зная, что впереди ничего не ждет. Как просыпаться каждый день, понимая, что все в прошлом? Что каждый день может стать последним?
Как хватает сил человеческому разуму, чтобы вместить в себя осознание этого, пережить и не сойти с ума, сохранившись в столь хрупкой и рано или поздно все равно тленной оболочке?
Не милосерднее ли слепое забвение в конце пути?
«Трудно жить, когда все, кто помнил тебя, давно умерли», — словно прочитав мои мысли, произносит Коку. «И умирать тоже страшно, сколько бы лет ни было».
День своего рождения Коку никогда не знала. Только год — 1889. Именно эту дату поставили в самом первом ее советском паспорте, который Коку выдали во время депортации в Казахстан.
Коку говорит, что в детстве, когда прибавлялся год, отец рисовал палочку на стене. Так и считали. Детей в их семье было пятеро, кроме нее еще два брата и две сестры.
Понятное дело, нарисованная палочка — это не кольца на вековых деревьях, поэтому невозможно высчитать возраст абсолютно точно. Но тогда это было не важно.
Сейчас рождение Коку отмечают в первый день июня. Летом праздновать лучше, чем зимой. Только поэтому.
Дела и заботы Коку помнит больше, чем события. Да и какие события — здесь, в стороне от больших дорог, история не творилась. О Ленинграде, Москве, даже о Грозном, что примерно в ста километрах, Коку в юности даже не слышала — не то что там была.
Первый раз в Москву она попала проездом в конце 50‑х, возвращаясь домой из ссылки. Пробыла в столице всего два дня, с мужем и дочерью, налегке — все, что нажили в Казахстане, уместилось в двух фанерных чемоданчиках.
«С самого раннего детства я работала. Никогда не училась. Ходила за коровой и курицами, копала огород, копала, копала, копала... И так каждый день», — поясняет она. Собирала хлопок и кукурузу. Нянчила младших братьев и сестер. Из игрушек только и были, что тряпичные куклы, которые смастерил ее дядя. Мечтала о красных туфлях и белых чулках, и однажды отец привез ей такие с ярмарки, но пофорсить перед ним не удалось, вскоре отец умер от желудочной болезни. И достатка в семье не стало совсем. Те обновки так и остались первыми и единственными в ее короткой юности.
Вечерами соседские девушки собирались и пряли овечью шерсть. Если уставали, то бросали клочки шерсти в огонь, те ярко вспыхивали и быстро сгорали, ворох шерсти на глазах убывал, а работы становилось немного меньше.
«Жили они совсем бедно. И до революции, и потом тоже. Электричества у них не было. Была керосиновая лампа. Поэтому вечером, как стемнеет, никто не работал. Покушают и сразу ложатся спать», — продолжает моя 15‑летняя переводчица.
— Про революцию, спроси, Коку ее помнит? — умоляю я Мадину.
— Она помнит, как бомбы падали, когда война была. А какая война, уже не помнит, — отвечает та.
— А как царя Николая Второго свергли?
— Царя Николая Второго? А кто это? — переспрашивает у меня правнучка и, сделав огромные глаза, что-то уточняет у старушки и неожиданно заливисто смеется. — Бабушка говорит, что ты путаешь. Она говорит, что царя еще до войны с немцами убили.
— Так это во время Первой мировой войны было. Первая война была с немцами, а вторая — уже с фашистами, — пытаюсь я объяснить как можно проще.
— А разве войны было две? — юная Мадина счастлива в своем неведении. Но все же послушно излагает Коку мою версию исторических событий, не знаю, уж насколько в ее пересказе та сохраняет свою достоверность и хронологический порядок.
Замуж Коку вышла поздно. «Отец болел, потом мать болела, болела бабушка. Я была самая старшая. Куда я их брошу?» Думала, что так и останется навсегда вековухой. Тем более что и особого приданого за ней не было. Но пришли вайнахи, большие люди, из другого села, посватали, сказали, что у нее теперь будет муж. «Я его и не знала совсем, — признается Коку. — Но потом полюбила, а что делать, раз замуж вышла. Надо терпеть. Магомед его звали, и он был младше меня».
— Нет, что ты, совсем некрасивый, — на русском отвечает Коку и неожиданно хохочет, почти так же заразительно, как ее правнучка.
Беды врезаются в память сильнее, чем радости. Тот февральский день 1944 года, когда чеченцы потеряли свою родину, Коку запомнила навсегда. «Плохой был день. Стылый, серый».
Будто пробуждение после тяжелого кошмара. Вот только наяву все оказалось еще страшнее.
«День депортации?» — переспрашиваю я у бабушки.
«Да. Нас посадили в поезд и повезли. Никто не знал куда. Людей набивали в теплушки. Кругом была грязь, мусор, какашки... так и напиши, что в вагоне были какашки. Нас никуда не выпускали. Охранники кормили протухшей рыбой, из которой варили суп».
Молодые кавказские девушки нередко умирали в пути от разрыва мочевого пузыря, стыд не позволял им при всех справить естественные надобности. Тех, кто не боялся позора, обступали старые женщины, закрывая собой. Коку была уже немолодая, но еще и не старая — средняя. Но она, как и многие ее соотечественники, не знала, увидит ли конец пути. Каждый день тогда мог стать последним.
«Мы, женщины, не интересовались политикой. Но нам сказали, что мы нехорошие люди и за это должны уехать. Я не знаю, за что мы страдали, может быть, все так и было, как они говорили, но я все равно не чувствовала за собой никакой вины...» — повторяет Коку.
Умерших не закапывали, а сбрасывали с поезда, на съедение собакам. Таким образом похоронили и ее свекра. Место же, в которое их привезли, как она помнит, называлось Путь Ленина.
Возможно, это было название совхоза или завод, на который Коку пошла работать. На предприятии изготавливали промышленные сепараторы для молока. Как ни странно, но именно там, в Казахстане, Коку впервые наелась досыта. «В с
Эротика на надувном матрасе
Подружка купила страпон чем обрадовала свою любовницу
Стриптизерша Алиса поебалась с четырьмя неграми