Пожарный

У Харпер ныла грудь, лодыжка полыхала колючим жаром; мысли путались и увязали в остатках сна.
– Мой муж написал книгу. Я уронила рукопись. Листки летали повсюду. И… кажется, я пыталась собрать все по порядку, пока он не вернулся домой. Не хотела, чтобы он узнал, что я читала. – Во сне было еще что-то – больше и хуже, – но оно уже ускользало, пропадало из виду, как камень, брошенный в глубокую реку.

– Надо было вас разбудить, – сказала Кэрол. – Вы дрожали и издавали страшные звуки; и… немного дымились.
– Я? – удивилась Харпер. Она уловила легкий запах гари, словно кто-то сжег несколько сосновых иголок.

– Совсем чуть-чуть. – Кэрол взглянула на нее виновато. – Когда вы вздыхали, появлялся сизый дымок. Это все от стресса. Когда научитесь присоединяться к Свету, такого больше не будет. Когда вы в самом деле станете одной из нас – частью группы, – драконья чешуя уже не будет для вас опасна. В это трудно поверить, но потом вы, возможно, начнете считать драконью чешую благословением.

В голосе Кэрол Харпер услышала чистую и абсолютную веру фанатички; это ей не понравилось. Еще Джейкоб приучил ее считать людей, говорящих о благословении и вере, беспомощными простаками. Тех, кто считает, что все предопределено, ждет разочарование. Они отказываются от попыток проникнуть своим любопытством в тайны устройства Вселенной ради удобных детских сказок. Понять таких людей Харпер могла. Детские сказки она и сама обожала. Но одно дело – дождливым субботним вечером почитать «Мэри Поппинс», и совсем другое – ждать, что она на самом деле объявится в твоем доме посидеть с детьми.

Она старалась изобразить искренний интерес, но ее сомнение, видимо, было чересчур заметным. Кэрол откинулась на спинку стула и засмеялась:
– Я сказала слишком много и слишком быстро? Вы здесь впервые. Постараюсь на вас не давить. Но предупреждаю: нашей больницей и впрямь заведуют психи. Как сказал Кот из «Алисы в стране чудес»?
– «Мы все здесь сумасшедшие», – ответила Харпер, не удержавшись от улыбки.
Кэрол кивнула:

– Мой отец хотел, чтобы я показала вам лагерь. Все мечтают с вами познакомиться. На обед уже опоздали. Впрочем, Норма Хилд – она заведует кафетерием – обещала не закрывать кухню, пока мы не поедим.

Харпер подняла голову и прищурилась – за окном было так черно, будто она под землей. В лазарете, в единственной палате стояли три койки, отделенные друг от друга занавесками, – для некоторой приватности; Харпер занимала центральную. Когда она засыпала, было темно; темно оказалось и сейчас. Харпер понятия не имела, который час.
Она решила узнать, и Кэрол сказала:

– Примерно два часа ночи. Вы проспали целый день… и это хорошо. Мы тут как вампиры: встаем на закате, прячемся по могилам с рассветом. Кровь пока еще никто не пьет, но если кончатся консервы – кто знает, чем все обернется.
Харпер села в постели, поморщившись, – грубоватая ткань толстовки коснулась ноющих, набухших грудей, и они тут же заныли, – и заметила две вещи.

Во-первых, одна занавеска была отдернута, и на соседней койке сидел мальчик – и она узнала его. Мальчик с темными курчавыми волосами и изящными, эльфийскими чертами лица. Когда она видела его в прошлый раз, он страдал от острого аппендицита и лицо заливал пот. Нет, не совсем так. Харпер полагала, что видела его и после этого. Именно он стоял на ее пороге в маске Тигра Тони, рядом с Алли. Сейчас он сидел, положив ногу на ногу, и смотрел на Харпер, не отрываясь, как на экран с любимой телепередачей.

Во-вторых, радио было включено, но из него доносился только треск статических разрядов. Приемник стоял на полке, рядом с гипсовой моделью человеческой головы – череп был открыт, чтобы продемонстрировать мозг.
Харпер вспомнила, что мальчик не слышит, и медленно помахала рукой. В ответ он нащупал на койке у себя за спиной листок бумаги и протянул Харпер. Это был рисунок – детский, но умелый, – изображавший большого полосатого кота, который брел по зеленой траве, задрав хвост.

Под животным была надпись: «ВРЕМЕННЫЙ КОТ».
Харпер улыбнулась и вопросительно взглянула на мальчика, но тот уже соскользнул с койки и топал прочь.
– Это ведь Ник, правильно? – спросила Харпер.
– Мой племянник. Да. Белая ворона. Впрочем, это семейное.
– А Джон – его отчим?

– Что? – Невозможно было не заметить, каким резким внезапно стал голос Кэрол. – Нет. Вовсе нет. Моя сестра и Джон Руквуд встречались несколько месяцев, но это было в совершенно другом мире. Настоящий отец Ника мертв, а Джон… он больше почти не участвует в жизни мальчика.

Это показалось Харпер немного несправедливым; ведь она помнила, как Пожарный принес Ника на руках в больницу и был готов сражаться с охраной и со всей очередью, чтобы мальчика приняли. Однако Харпер понимала, когда тема разговора становилась неудобной. Тему Джона Руквуда она оставила до лучших времен и сказала:
– Ник дал мне Временного кота. Зачем он дал мне Временного кота?

– Это благодарственное письмо. Вы были медсестрой в больнице и спасли ему жизнь. Это была ужасная неделя. Самая жуткая неделя в моей жизни. Я потеряла сестру. Думала, что потеряю и племянника. Я знала, что мы с вами подружимся, что я вас буду обожать, еще до того, как мы встретились, Харпер. Из-за всего, что вы сделали для Ника. Я даже хочу, чтобы у нас были похожие пижамы – вот как я вас обожаю. Жаль, что у меня нет временного кота, чтобы подарить вам.

– Если он временный, значит, мне придется его вернуть?

– Нет. Он нужен, чтобы продержаться, пока он не сможет достать настоящего кота. Он охотится. Делает силки и хитрые ловушки. Ходит повсюду с большим сачком, как будто кота можно поймать, как бабочку. Пристает к людям, чтобы нашли ему кошачью мяту. Я не уверена, что он охотится на реального кота. Никто, кроме него, этого кота не видел. Я начинаю думать, что он вроде Снафлепагуса из «Маппет-шоу», приятеля Большой Птицы, и живет только в голове Ника.
Харпер сказала:
– Но Снафлепагус был настоящий.

– Это самые замечательные слова, что я слышала в жизни. Я хочу такую эпитафию на могильный камень: «Снафлепагус был настоящий». И больше ничего не надо.

Харпер не могла наступать на правую ногу, но Кэрол помогла ей подняться, обхватив рукой. Проходя мимо радио на полке, Кэрол потянулась к приемнику и помедлила немного, крутя ручку настройки. Анатомическая модель человеческой головы изумленно смотрела на женщин. Голова была гротескная: с половины лица кожа содрана, чтобы показать сухожилия и нервы, один глаз подвешен в фиброзном красном гнезде открытой мышцы.
– И что там? – спросила Харпер. – Вы ищете что-то конкретное?

– Снафлепагуса, – ответила Кэрол, засмеялась и выключила приемник.
Харпер подождала объяснений, но их не последовало.
4
Кафетерий угнездился на вершине холма, над футбольной площадкой и галечным пляжем. Мох и полосы пожухлой травы покрывали черепичную крышу; окна были заколочены досками – вид получился совсем заброшенный.

Однако впечатление разрухи развеялось, стоило Кэрол толкнуть дверь и провести Харпер в обеденный зал, похожий на затененную пещеру с открытыми балками из красной сосны. На кухне звенели тарелки, воздух пропитался запахом соуса «маринара» и тушеной свинины.

Обед, видимо, давно закончился, но зал не совсем опустел. За столиком на двоих, напротив старичка в кепке греческого рыбака, сидела Рене Гилмонтон; оба склонились над стаканами с дымящимся кофе. За соседним столом одиноко трапезничал паренек, похожий на викинга. Харпер вспомнила его имя – Майкл. Он ковырял вилкой макароны в красном соусе и перелистывал страницы старого номера «Рейнджера Рика», читая при свете свечи, поставленной в баночку из-под желе. Прошлым вечером Майкл казался семнадцатилетним. А сейчас, впившийся восторженно распахнутыми глазами в статью «Волшебные морские коровы Майами», он был похож на десятилетнего мальчишку в накладной бороде.

Рене подняла голову и встретилась взглядом с Харпер. Какая радость и облегчение – встретить друга, не оказаться одной среди незнакомцев. Харпер припомнила череду обедов в других кафетериях и тревогу, возникающую, когда не видишь знакомых лиц и не знаешь, за какой столик сесть. Она заподозрила, что Рене нарочно осталась тут, в надежде дождаться Харпер и помочь обжиться… и Харпер была до неприличия ей благодарна.

На раздаче блюд царствовала Норма Хилд – гора плоти с широкими покатыми плечами доминантного самца гориллы. В разгаре уже была послеобеденная уборка – на кухне пара подростков при свете масляной лампы окунали тарелки в мыльную воду, – однако Норма оставила немного макарон в стальной сковородке и пару ковшей подливки. Еще был кофе и к нему банка сгущенного молока.

– У нас был сахар, и там завелись муравьи. Муравьи в кофе, муравьи в кексах, муравьи в персиковом коктейле, – рассказывала Кэрол. – Несколько недель муравьи были основным источником белка. Зато теперь никакого сахара! Только сироп. Простите! Добро пожаловать в кафе «Конец Света»!
– Сахар кончился, скоро и молока не останется, – сказала Норма. – Я оставила для кофе две банки молока, но теперь осталась всего одна.
– Вторую уже израсходовали? – спросила Кэрол. – Так быстро?
– Не-а. Украли.

– Никто не мог украсть банку молока.
– Украли, – повторила Норма тоном не гневным, а скорее довольным. Она сидела за прилавком, серебряные вязальные спицы в руках безостановочно клацали, нисколько не мешая ей говорить. Она вязала какую-то длинную бесформенную трубу из черной пряжи – похоже, презерватив для Кинг-Конга.
Харпер и Кэрол подошли к столу Майкла; Кэрол сделала приглашающий жест в сторону Рене и старика.
– Садитесь с нами. Харпер хватит на всех!

Они расселись вокруг стола, стукаясь коленями. Харпер потянулась за вилкой, но не успела – Кэрол перехватила ее пальцы.
– Прежде чем приниматься за еду, мы по очереди говорим о том, что нас радует, – сказала она доверительным тоном, наклонившись к Харпер. – Иногда это лучшая часть обеда. Поймете, когда попробуете пищу.
– Мы уже перекусили, но я не против преклонить голову с вами, – сказал старик, которого так и не представили.

Рене сжала другую ладонь Харпер; они сидели кружком, подавшись к свету единственной свечи, как на спиритическом сеансе.
– Я начну, – сказала Кэрол. – Я рада за женщину, сидящую рядом со мной, которая спасла моего племянника от аппендицита. Я рада, что она здесь и я смогу показать, насколько я благодарна. Я рада за ее малыша, потому что дети – это восхитительно! Прямо толстенькие сарделечки с лицами!
Старик заговорил, опустив голову и прикрыв глаза:

– Я и сам рад за сестру, потому что здесь сто двадцать четыре человека требуют медицинского ухода и я уже несколько месяцев не знаю отдыха. С конца августа я – единственный человек в лагере, способный оказать медицинскую помощь, а я знаю только то, чему на флоте научили. Не буду говорить, сколько лет назад я учился на санитара госпиталя – в общем, как раз в ту эпоху только-только отказались от пиявок.

– А я, наверное, больше всего рад находиться в месте, где меня любят, – сказал Майкл. – Среди таких людей, как тетя Кэрол и отец Стори. Я что угодно сделаю ради них и ради безопасности лагеря. Я уже потерял одну семью. И лучше сам умру, чем потеряю другую.

– А я рада, что ем горячий обед, – сказала Рене, – хоть это и рагу из жареного «Спама». И еще я рада, что в лагере есть первоклассный рыболов в лице Дона Льюистона, хотя радости прибавится, когда до меня дойдет очередь на рыбу. – Рене кивнула старику и бросила взгляд на Харпер. – И я ужасно рада встретить подругу из Портсмутской больницы, которая работала по восемнадцать часов в сутки, насвистывала диснеевские мелодии и пыталась поднять дух тысячи зараженных и напуганных пациентов. Она входила в палату, как солнце после месяца пасмурной погоды. И она заставила меня жить дальше, когда других причин у меня не было.

Харпер не была уверена, сможет ли она произнести хоть слово, так внезапно ее захлестнули чувства. В Портсмутской больнице ей казалось, что пользы от нее столько же, сколько от мяты в горшочке Рене, и теперь для нее стало полной неожиданностью иное мнение. Она только и смогла выдавить:
– Я просто рада, что больше не одна.
Кэрол сжала ее пальцы.
– Я так рада быть частью этого круга. Мы все – голоса одного хора, и мы поем благодарность.

И Харпер снова увидела это: глаза Кэрол ярко запульсировали, радужки превратились в кольца неземного зеленого света. Глаза Майкла тоже вспыхнули, и Харпер заметила, как завитки драконьей чешуи на его оголенных руках блеснули красными и золотыми крапинками.
Харпер отпустила руку Кэрол, словно ошпарившись. Но тут жуткое свечение пропало, остался только озорной блеск в глазах Кэрол.
– Перепугала, да? Простите. Впрочем, вы привыкнете. А потом и сами начнете…

– Немного страшно, – призналась Харпер. – Но это… как волшебство.
– Это не волшебство. Это чудо, – сказала Кэрол спокойным тоном, каким обычно сообщают марку новой машины: «Это моя «Миата».
– А что происходит, когда вы начинаете сиять? – спросила Харпер. И почти сердито посмотрела на Рене: – То же самое было тогда с вами в больнице. Вы убежали, объятая светом. Все ждали, что вы взорветесь.
– Точно, – ответила Рене. – Случайно вышло. Это называют «присоединиться к Свету».

– Или к Сети, – добавил Майкл. – Но так, наверное, только мои ровесники говорят. Многие мои друзья шутят, что это новая социальная сеть. Точнее, не совсем шутят.
– Вы, наверное, заметили, что драконья чешуя болезненно реагирует на стресс, – сказала Кэрол.
Старик, Дон Льюистон, рассмеялся:
– Можно и так сказать.

– Все потому, что она улавливает ваши чувства, – продолжала Кэрол. – И это очень важный принцип! Даже удивительно, что другие люди не изучали эту идею, чтобы выяснить, к чему она ведет. На ощущение безопасности, благополучия и признания драконья чешуя реагирует совсем по-иному: ты сильнее, чем прежде, начинаешь чувствовать себя живым. Цвета становятся ярче, вкус глубже и чувства сильнее. Словно вспыхиваешь от счастья. И это не только твое счастье. Это общее счастье. Счастливы все вокруг тебя. Словно мы – ноты одного идеального аккорда.

– Вспыхиваешь, но не горишь, – добавил Майкл, теребя завитки оранжевой бороды.
– Не горишь, – повторила Кэрол.
– Невероятно, – сказала Харпер. – Как это работает?
– Гармония, – ответила Кэрол.
– Гармония?
– В общем, единение, – сказала Рене. – Сильная социальная связь. У Джона есть интересные теории на этот счет – если его разговорить. Однажды он сказал мне…
Кэрол помрачнела лицом. На правом виске набухла жилка.

– Джона Руквуда здесь нет, он и не хочет появляться. Он предпочитает оставаться на расстоянии. Так проще поддерживать свой персональный миф. Честно говоря, думаю, он смотрит на нас сверху вниз.
– Серьезно? – спросила Рене. – Мне так никогда не казалось. Я бы сказала, он нас бережет. Если он пренебрежительно относится к лагерю, то как-то странно это демонстрирует. Прежде всего, именно он привел сюда большинство из нас.

Повисло неловкое молчание. Рене уставилась на Кэрол с невинным любопытством. Кэрол избегала смотреть на нее. Она взяла кофе с нарочито беспечным видом, который нисколько не обманул Харпер. На мгновение на лице Кэрол мелькнула ненависть. Прошлым вечером, в лесу, Джон дал понять, что не слишком любит Кэрол Стори; и чувства, как видно, были взаимны.
Майкл первым прервал неловкое молчание.

– Проще всего присоединиться к Свету, если петь. Мы всем лагерем собираемся каждый день в церкви после завтрака и поем – и всегда сияем. Вы тоже будете сиять. Может, и не сразу, но не отчаивайтесь. Это как будто кто-то подключает вас к гигантской батарейке. Как будто свет вспыхивает у вас в душе впервые в жизни. – Его глаза так горели, что Харпер захотелось померить ему температуру.

– Я не могла понять, что со мной творится, когда я впервые попала в Свет, – сказала Рене. – Сказать, что я удивилась – ничего не сказать, миссис Грейсон.

– Лучше зовите меня Харпер. – Она не стала добавлять, что, по ее мнению, она больше не миссис Грейсон. Это фамилия Джейкоба, а все, что касается Джейкоба, похоже, осталось в лесу. Ее девичья фамилия была Уиллоуз. Она давненько не ощущала этого сочетания звуков на языке; казалось, обрести прежнее имя – это как совершить побег, гораздо более приятный и мирный побег, нежели прыжок из окна спальни.

– Харпер, – попробовала ее имя на вкус Рене и улыбнулась. – Не знаю, смогу ли привыкнуть, но попробую. Ну что ж,
Харпер

. Я читала детям вслух. Мы были на середине «Чарли и шоколадной фабрики», и я отложила книжку, чтобы спеть им «Конфетного человека» из фильма. Некоторые дети знали слова и подпевали мне. Все было так прекрасно, мирно, и я даже забыла, что мы больны. Такое чувство возникает, когда примешь у камина пару бокалов. И тут дети завизжали. Время словно застыло. Помню, как один мальчик свалил мою мяту в горшочке со столика – и я словно полчаса тянулась, чтобы подхватить ее. А когда поймала, то заметила, что вся рука светится. Мне это так понравилось, что я нисколько не испугалась. Но кто-то закричал: «Бегите от нее, она взорвется!» И вот тогда-то я и подумала: «Точно! Я взорвусь, как граната!» Наверное, люди особенно внушаемы в таком состоянии – в Свете. И я рванула со всех ног, прихватив горшочек с мятой. Мимо двух постов охраны, мимо десятков врачей и медсестер, через стоянку – в луга к югу от больницы. Я думала, трава загорится у меня под ногами, но она не загорелась. Постепенно свет угас, а я тряслась, как пьяная.

– Пьяная?
– Угу, – подтвердил Дон Льюистон. – Из этого Света вываливаешься совсем бухой. Особенно первые раза два. Свое имя забываешь.
– Имя?
Вмешалась Кэрол:

– Многие в первый раз забывают собственное имя. Думаю, это и есть самое прекрасное. Все, что, по вашему мнению, определяет вас, спадает, как обертка с рождественского подарка. Свет очищает до настоящей сути, открывает нечто более важное, чем то, как тебя зовут или за какую футбольную команду ты болеешь. Ощущаешь себя листом на дереве, а все, кого ты знаешь и любишь, – другие листья.
Харпер Уиллоуз задрожала как осиновый лист.

– Первый раз, когда я слился с хором, – сказал Дон Льюистон, – я забыл лицо своего отца, голос матери и название судна, на котором служил последние двадцать лет. Хотелось расцеловать всех, кого я видел. Я был чертовски щедр. Это в церкви было, после отменного пения. Я сидел рядом с двумя молодыми ребятами, и меня распирало рассказать, как я их люблю, я даже снял ботинки и пытался подарить им. Каждому по ботинку, от меня на память. Они посмеялись надо мной, как взрослые над пацаном, который впервые хлебнул пива.

– А почему вы не вернулись в больницу? – спросила Харпер у Рене. – После того, как… побывали в Свете?
– Сначала и в голову не приходило. Я была просто не в себе. Еще несла свою мяту – и вдруг подумала, что ей не место в горшке, что
жестоко

держать ее в горшке. Я устыдилась – столько месяцев продержала ее в заточении. Зашла поглубже в лес и устроила тихую милую церемонию посадки. Потом села рядом со своей мятой, повернулась лицом к солнцу и чувствовала себя такой удовлетворенной, как никогда в жизни. И, кажется, думала, что сейчас займусь фотосинтезом, вместе с моим растением. А потом услышала хруст ветки, открыла глаза – а передо мной стоят Капитан Америка и Тигр Тони. И знаете что? Я ничуть не удивилась. Супергерой и мальчик-тигр были весьма кстати в такой день.

– Алли, – кивнула Харпер. – И Ник. Ник! А как же Ник? Как он может петь с вами и сиять с остальными, если не слышит?
Все посмотрели друг на друга и радостно расхохотались, как будто Харпер отпустила очень остроумную шутку.

– Ник – самородок, – сказала Кэрол. – Он научился сиянию раньше меня. Впрочем, почему он с такой легкостью входит в Свет… на этот вопрос никто из нас не может ответить. Ник говорит: если он не может слышать музыку, это не значит, что и его драконья чешуя не может. Мой отец говорит: просто еще одно чудо. Он охотно верит в чудеса. Да и я сама тоже. Пойдемте, Харпер, я покажу вам остальной лагерь.
– Если вам тяжело ходить, – сказал Майкл, – я готов подставить плечо.

По дороге к выходу они опустили тарелки в бак с серой мыльной водой, и Харпер взглянула на двух подростков, работающих в кухне. Они вытирали стаканы, прислушиваясь к радио.
По радио передавали статический хрип.
5
Дети по-прежнему гонялись за футбольным мячом – бледно-зеленый мяч летал туда-сюда, как хмельной блуждающий огонек.
– Не знаю, как с ними быть, когда пойдет снег, – сказала Кэрол.
– А что будет, когда пойдет снег?

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь