Последний день детства

Комнату на втором этаже дачного домика заливал солнечный свет. Он скользил по полкам с детскими книгами и игрушками, компьютерному столу, разбросанной по полу одежде и темно-синему одеялу, постепенно подбираясь к лицу мальчика, который спал в своей постели. Прошло еще полчаса, прежде чем теплый лучик лег на его прикрытые глаза. Вадим поморщился, пробуждаясь. Он не любил, когда его так бесцеремонно будили. «Давно пора шторы повесить» — подумалось ему.

Мальчик посмотрел на часы, что стояли на тумбочке возле кровати. Полдесятого. Раздражение из-за столь внезапного пробуждения прошло, как только он вспомнил, что сегодня особенный день. Вадиму исполнялось двенадцать. А это значит, что вечером на дачу наконец-то привезут его друзей — можно будет пообщаться с нормальными ребятами, а не с местной деревенщиной. Ничто не могло омрачить это утро еще и потому, что буквально вчера местная девочка по имени Света, которая очень нравилась имениннику и которая была лучше всей остальной деревенщины, пообещала сделать ему хороший подарок.

Вадим наскоро накинул джинсовые шорты и футболку с истертым рисунком. Он выглянул в чуть приоткрытое окошко — на улице было солнечно, как и на протяжении всей последней недели. Сегодня воскресенье, и погода, скорее всего, останется столь же хорошей еще очень долго. Стояла середина июля.

Решив не терять времени, мальчик схватил со стола смартфон, выбежал из комнаты и помчался по лестнице вниз. Вернее, он одолел ее в два прыжка, что есть силы цепляясь за деревянные перила. Ступни ударились о твердый пол, но Вадим не обратил внимания на легкую боль — хотелось как можно скорее выбраться на улицу. Однако от всевидящего ока матери, что-то готовящей на кухне, скрыться не удалось.

— С добрым утром, солнышко! Решил встать пораньше? С днем рождения тебя, мой хороший! Как позавтракаешь — сбегай куриц покорми, а то я не успеваю.

— Хорошо, мам... только я есть не буду! Собираюсь со Светкой на пикничок.

Мама не успела и рта открыть, как ее сын схватил ведро с «кормом», которое уже дожидалось его в прихожей, и вылетел во двор.

Сощурившись, он направился прямо к курятнику. Тот представлял собою древний сарай и небольшой кусочек земли, огороженный металлической сеткой — достаточно высокой, чтобы птицы не вылетели наружу. Стоило мальчику приподнять засов на двери, как обитательницы курятника начали квохтать в ожидании завтрака.

— Привет, курицы! Сегодня ваше любимое — помои! — с этими словами Вадим вывалил остатки вчерашнего супа, киселя, яичную скорлупу и еще бог весть что в грязную кадку, внутренние стенки которой покрывала липкая земля, зерно и остатки еды. Затем он отворил дверцу сарайчика, и куры, перепрыгивая друг через друга, устремились к вожделенной пище.

Мальчик не спеша брел в сторону дома, набирая СМС. «Я встал уже. Где встречаемся?» Послав сообщение, Вадим, остановился в ожидании ответа. Возвращаться домой уже не хотелось, мать наверняка бы заставила завтракать. Ну а подарки можно было получить и вечером. Подарки... Вадим больше любил получать их, а не дарить. К сожалению, ему часто вручали какой-то ширпотреб вроде игрушек, в которые он давно перестал играть, или дисков с играми, которые можно было скачать в интернете. Если что его и вправду бесило, то это одежда. А еще — школьные принадлежности. В такой день ему совсем не хотелось вспоминать о школе. Пусть до нее оставалась еще половина лета, но ведь другая-то половина уже прошла! К сожалению, Вадим был уже не в том возрасте, когда дни тянутся бесконечно, и в последние месяцы это стало особенно заметно — иные деньки пролетали, казалось, за пару часов. И совсем уж стремительно время летело поздними вечерами, когда мальчик садился играть за компьютер. На нем, к счастью, было установлено несколько игр, но интернетом в этих краях и не пахло.

Телефон завибрировал. Света наконец-то ответила!

«Подходи ко мне домой». Закинув смартфон в карман, мальчик поспешил к дому подруги. Жила она в самом конце улицы — примерно в километре от его дома.

Люди здесь вставали довольно рано, и потому Вадим не шел, а бежал — не хотелось здороваться с многочисленными соседями, которые, скорее всего, стали бы приставать со своими поздравлениями и расспросами. На бегу же их можно было и «не услышать».

Вскоре он уже стоял на пороге Светиного дома и стучал в дверь — звонок не работал. Да и сама хибара производила не лучшее впечатление. Ставни в ней, правда, еще не покосились, но не красили их, по всей видимости, уже очень давно. Краска во многих местах облупилась, обнажив потемневшую древесину. Лестница перед дверью наполовину сгнила, а свободное пространство под ней облюбовал старый бродячий пес, который и сейчас уныло поскуливал, лежа на привычном месте. Обычно таких не прошеных гостей старались выгонять с участков, но в семье Светы животных, по-видимому, любили.

Дверь медленно отворилась. На пороге стояла Светина мама. Как и всегда, уставшая и с непонятной жалостью в глазах.

— А, это ты, Вадим... Здравствуй. Светка выйдет сейчас. Уже собирается.

Прежде, чем мальчик успел поздороваться, из глубины дома послышался еще один голос:

— А кто это там? Вадимка, ты? Иди сюда, Вадюшенька!

— Мама, успокойся, это не он! — прокричала женщина куда-то в темноту дома. Затем она повернулась к гостю, виновато улыбнувшись:

— Ты извини. Нечего на нее время тратить. Ей нехорошо сегодня... скажи лучше, как поживаешь, что так рано сегодня встал?

Вадим уже собрался обмолвиться о своем дне рождения, но вовремя понял, что Светина мама, похоже, ничего не знает, и вместо этого произнес:

— Да лег вчера рано просто.

— Ну, ясно.

Мальчика немного раздражали подобные разговоры, да и то, что Света до сих пор где-то пропадала, начинало нервировать. «Хоть бы в дом меня, что ли, пустили». Вслух же он произнес:

— А еще я куриц сегодня кормил. И курочка сказала ко-ко, — после этих слов Вадим улыбнулся.

Женщина улыбнулась в ответ — несколько недоуменно. Похоже, до нее не дошел смысл жестокой шутки. В округе все знали, что Светин брат — умственно отсталый. Вадим спародировал манеру разговора несчастного дурачка. Деревенские называли их с сестрой «сестричка-истеричка и брат-дегенерат». Вадиму как-то довелось услышать эту обзывалку от местных ребят.

Наконец появилась Света. На ней было плотное летнее платье в синий цветочек, в руке она держала корзинку. Девочка неплохо подготовилась к приходу своего друга.

— Привет! Ну, мы пошли, мам, пока! — с этими словами она резко взяла Вадима за руку и повлекла за собой. Мальчик поспешил вслед за подругой, едва успев бросить: «До свидания!»

— Поздравляю тебя, Вадимка! — произнесла девочка и чмокнула своего друга в щеку, как только они оказались вдали от дома. — При маме не хотела тебя поздравлять. Она не знает, что у тебя днюха.

— Спасибо. Не люблю, когда поздравляют чужие.

— Ладно, пойдем, покажу тебе одно местечко, устроим там пикник.

Вместе они засеменили в сторону леса. Всю дорогу подростки не умолкали: шутили, смеялись и подкалывали друг друга. Вадиму не терпелось узнать, что за сюрприз приготовила для него Света.

Солнечный свет пробивался сквозь хитросплетения тысяч ветвей, нависших над шагающими ребятами. Лесные зверьки попрятались по своим норкам — никто не попадался на их пути.

Не прошло и двадцати минут, как Света и Вадим вышли на маленькую полянку. Там было тихо, лишь стрекот кузнечиков в траве наполнял безмятежный горячий воздух летнего леса.

— Вот и пришли. — Света выудила из корзины маленькое покрывало и расстелила его прямо поверх травы, немного пожухшей от жары. Затем девочка села на него по-турецки и поставила корзинку перед собой.

— Хочешь посмотреть, что там?

— Наверное, всякие угощения, — улыбнулся Вадим, а про себя подумал: «Ага, конечно. Какие тут могут быть угощения, в местном универмаге даже колы нет, а до города — полчаса езды на машине». Тем не менее он расположился рядом с подругой и снял крышку с корзины. Внутри лежал сверток.

— Что это? — поинтересовался Вадим. Света хитро улыбнулась и нетерпеливо произнесла:

— Разворачивай скорее, это тебе!

Мальчик прикоснулся к свертку, и тут же отпрянул, почувствовав, как внутри что-то шевельнулось.

— Ну, не бойся. Не укусит. — Девочка продолжала улыбаться, и ее другу ничего не оставалось, кроме как с виноватой улыбкой взять сверток в руки и начать разворачивать. Под несколькими слоями старых тряпок — дырявых, потертых, но вовсе не грязных, — скрывалось что-то живое. Когда последний кусок ткани начал сползать на землю, взору Вадима открылось нечто странное: продолговатый предмет цвета сырого мяса. Он беспрестанно пульсировал, переливаясь кровавыми оттенками. Маленькое тельце покрывал тонкий прозрачный слой кожи, под которым подергивались синеватые сплетения сосудов — примерно такие мальчику доводилось видеть на ногах своей бабушки, страдающей варикозом. В первую секунду он чуть было не закричал. Уродливое содержимое свертка полетело на покрывало, а Вадим резко вскочил на ноги. Увидев, что Света засмеялась, он немного успокоился:

— Вау... ну, прикольно. Где такой купила? В магазине приколов?

— Я его не купила, дурачок! Вырастила! Он наш, понимаешь?

— Как это наш? Что значит, вырастила? — Мальчик вновь приблизился, чтобы разглядеть дергающийся кусок мяса. Вадим начал понимать, что перед ним отнюдь не латексная игрушка, напичканная электроникой, а что-то другое.

— Ты же помнишь, как мы с тобой целовались? Ну, не просто в щечку, а по-взрослому?.. — Это произошло недели три назад. Они тогда только познакомились. Гуляли в тот раз допоздна, а родители и рады, что их детки на улице, а не дома перед монитором. «Здесь-то ничего с ними не случится, в деревне ж безопасно, не то, что в городе». Вадим и Света держались за руки, едва касаясь губами друг друга. Первый поцелуй стал для мальчика особенно сладким, потому что за две минуты до этого они жадно уплетали спелую клубнику прямо с грядки. Легкий аромат свежих ягод, казалось, снова заполнил воздух, будто это воспоминание материализовалось здесь, на поляне...

— Мне тогда было так тепло... я сразу почувствовала, как что-то зашевелилось внутри. У меня тогда сыпь высыпала на животе. Я испугалась очень — думала, подхватила что-то... а это, оказывается, был он.

— Что это такое? — Вадим с отвращением глядел на дрожащий кусок плоти, боясь подойти поближе. Ему очень хотелось размазать эту мерзость по всему покрывалу, чтобы она перестала дрожать, чтобы остановилась, чтобы прекратила отравлять мир своим присутствием.

— Это наше дитя. — Девочка сияла. — Ты понимаешь? Я совсем как моя бабушка, я — особенная! И ты тоже особенный, ведь мы вместе дали ему жизнь! Мне же тринадцать уже, я почти женщина, и скоро мы сможем его растить!

Вадим попятился. Почему-то он сразу понял, что это никакая не шутка. Что-то действительно вылезло из девичьего чрева... или откуда там еще могла выползти эта тварь?

Гул в ушах нарастал, и будто сквозь вату он услышал голос своей теперь уже бывшей подруги:

— Куда ты, Вадим?

В последний раз бросив взгляд на загадочное существо, он ужаснулся — под копошащимися прожилками что-то дернулось и обернулось маленькой щелкой, из которой наружу выглянуло нечто белесое. Это был глаз, и он сразу же уставился на перепуганного подростка.

«Господи, только бы оно меня не запомнило...» — почему-то пронеслось в его голове, когда он помчался со всех ног — прочь от этой поляны, от этой гадости на покрывале, от этой чертовой Светы. Сердце бешено колотилось, а Вадим бежал без оглядки, не смотря ни под ноги, ни по сторонам — мчался, лишь чудом не спотыкаясь о корни деревьев и не врезаясь в стволы. Никогда прежде ему не удавалось бежать так быстро — даже в школе, когда ребята сдавали норматив, и он постарался выложиться на все сто, потому что в тот раз на него смотрела девочка, которая ему нравилась еще до Светы. Как же ее звали?.. Мысли Вадима прервались вспышкой жуткой боли во всей голове, и он начал падать на землю, краем глаза заметив расплывающиеся очертания здоровяка Кирилла — того самого Светиного брата. Темнота нахлынула мощной волною, смывая и боль, и мысли, и страх.

***

— Кто же тебя просил по башке-то его бить? И вправду, дурак...

Мгла в глазах постепенно рассеивалась — Вадим приходил в себя. Откуда-то издалека слышался детский плач. Он сразу узнал голос Светы, хотя никогда раньше не слышал ее плачущей.

— Мама, что ты наделала, — голос девочки был полон страдания. — Я хотела его растить вместе с Вадимом, а ты... ты... — она не переставала заливаться слезами.

— Да тихо ты! Вот же дурное семя... как я надеялась, что на бабке это все закончится, а теперь ты...

Вадим осторожно приоткрыл глаз. Он находился в тесной комнатушке, расположенной, по всей видимости, в Светином доме. Доселе ему не доводилось бывать в этой хибаре, и теперь он был поражен убогостью обстановки. Жилище и близко не напоминало его коттедж. Из всей мебели — только небольшой стол, пара стульев да тумба со стоящим на ней стареньким телевизором. А еще диван, на котором и лежал Вадим. Неровный, жесткий, почти развалившийся диван.

Удивлялся мальчик, впрочем, недолго. Стоило ему вспомнить об увиденном в лесу и представить, каким именно образом он очутился здесь, в доме, как в ногах неприятно заныло, а в висках снова начала пульсировать боль. Продолжив осторожно осматривать комнату, мальчик заметил, что в темном углу стоял еще один стул. На нем на корточках сидел Светин брат. Он медленно раскачивался из стороны в сторону.

— Света, поверь мне, — вздохнула мать, сидящая за столом и глядящая куда-то в сторону, — ты мне за это еще спасибо скажешь. Нам не нужны эти... выродки. Их место — сама знаешь, где.

— Но у меня же... — тихо прошелестела Света откуда-то издалека, — у меня не то же самое, что у бабушки. Он живой, он тоже хочет жить. Это не какая-то плесень, чтоб вот так его уничтожить.

— Плесень... — задумчиво и чуть отстраненно протянула мама, — некоторые люди живут, как плесень. А некоторые, сама знаешь, даже ею становятся. Не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и с моей матерью! — неожиданно женщина перешла на истерический крик. — Не потерплю!

В этот миг из соседней комнаты послышался протяжный стон:

— Люба-а-а... не кричи ты на нее... плачет же...

Вадим сразу узнал голос Светиной бабушки. Только тут он подумал, что ни разу не видел эту старуху. Должно быть, как и все остальные жители поселка. Пенсию за нее получала Светина мама. Теперь мальчик начинал понимать, почему. Он видел достаточно ужастиков, чтобы понять.

— С тобой такого не будет, доченька. Я тебе обещаю. Ладно, Кирилл, приведи свою сестру.

Брат лениво поднялся со стула и куда-то ушел. Вернулся он, держа Свету за руку. Мать встала возле стола и проговорила:

— Ложись, дочка. Будем давить твои прыщики. Кирилл, отвернись!

Брат послушно повернулся в сторону дивана и даже зажмурил глаза. Сердце Вадима колотилось с бешеной силой и он перепугался, что громкий стук его выдаст.

Света, между тем, покорно легла на деревянный стол и начала задирать платье. Ее почерневшие заплаканные глаза смотрели в потолок — казалось, в этот момент она находилась уже за пределами нашего мира.

Когда же ее бледная плоть, наконец, обнажилась, Вадим чуть было не завизжал — ему даже пришлось зажмуриться, чтобы хотя бы краешком глаза не разглядеть то, что открылось его взору лишь на долю секунды. Торс девочки покрывала россыпь отверстий, сквозь которые отчетливо виднелась чернота ее нутра. Дыры эти были разными по размеру, некоторые — достаточно крупными, величиною со взрослый кулак. В такой «тоннель» запросто могло пролезть то существо, которое Вадим видел в лесу. Из нескольких дыр выглядывали подрагивающие холмики плоти — должно быть, они дожидались своего часа, когда наконец-то можно будет появиться на свет. Большинство впадин имели небольшие надрезы.

— Сама выковыривала?

— Да, — в голосе девочки не слышалось ни капли эмоций. — Они, похоже, уже умерли внутри. Мне надо было от них избавиться.

— Хорошо, что ты их на помойку не выкинула. Или не сожгла. Решила у тебя в комнате убраться — нашла под кроватью банку. Сразу все поняла. Сказала Кириллу, чтоб сбегал за тобой. А он Вадимке чуть голову не пробил... я ему рану обработала — жить будет. Господи, только бы все обошлось...

Мальчик лежал, ни жив, ни мертв, боясь подсмотреть за происходящим. Помимо голосов до его слуха доносился металлический лязг и звон стекла. Видимо, мать обрабатывала хирургический инструмент, которым вполне мог оказаться и обыкновенный кухонный нож.

— Я их оставила, потому что надеялась, что они оживут, когда Вадим придет.

— Ничего, доченька, ничего. Потерпи. На вот, возьми полотенце в рот, зажми зубами как следует. Ты уж извини, наркоза у нас нет...

— Ничего. Это почти не больно. Я же столько раз сама вытаскивала... правда, таких больших вырезать не приходилось еще. К тому же, они живые. Может, лучше подождать, пока сами выйдут?

— Нет уж, доченька. Лучше потерпи сейчас, — внезапно комнату огласил отвратительный писк — мерзкий и оглушающий, словно визжание тысяч комаров у самого уха.

— Матерь Божья, они еще и кричать умеют!

Вновь откуда-то со стороны послышался бабушкин стон:

— Люба, дочка, что там? Что ж вы делаете? Ох, ноги-то у меня больные, не поднимусь...

В конце концов Вадим не выдержал и открыл оба глаза. От увиденного они округлились: из окровавленного тела девочки вывалилась еще одна тварь вроде той, что он уже видел (и даже держал в руках, отчего его передернуло еще больше). Упав на пол, существо не замерло, а покатилась к дивану. Мальчик вскрикнул и вскочил на ноги. Кирилл испуганно залопотал:

— Мама, мама! Живой Димка, Димка — живой! — женщина в недоумении поглядела в их сторону. Не теряя драгоценных секунд, Вадим кинулся к ближайшему дверному проему — тому, что располагался слева от стола. Старая деревянная дверь оказалась незапертой. Чуть не плача от радости, Вадим ворвался внутрь.

— Стой! — услышал он женский крик за спиной.

Тесное пространство комнаты было освещено лишь тонюсенькой свечкой, стоящей на сломанной тумбе в углу. Что-то и вправду остановило подростка — он не стал бросаться стремглав в самую глубь помещения. Вместо этого Вадим прищурился, силясь разглядеть, что же здесь находится и есть ли отсюда какой-нибудь выход. Как ни странно, его никто не преследовал, а значит, выйти отсюда, скорее всего, было нельзя, и мальчик уже было собрался повернуться обратно и сдаться, забыв о всякой возможности спастись, отдаться в руки чудовищного семейства, в надежде, что его отпустят или хотя бы не станут пытать. Но в следующий миг глаза подростка наконец начали привыкать к темноте, в которой все отчетливее проступали очертания странного существа, помещенного в самый центр комнаты — на старую полуразвалившуюся кровать.

— Вадюшенька, это ты? Пришел, наконец... у меня глазки-то старые, слепые — не видят ничего... ты пойди поближе, дай-ка я на тебя посмотрю...

Это была бабушка — ничего не стоило узнать ее по старому, плаксивому голосу — голосу, который всегда раздражал Вадима. Только теперь ему стало ясно, что на это имелись веские основания.

— Вадим, не двигайся, — прошептала мать из соседней комнаты. — Замри! Нет... лучше выходи, медленно выходи, и не вздумай там дотронуться до чего-нибудь.

От испуга все чувства мальчика обострились — теперь он мог как следует разглядеть Светину бабушку. Она лежала пред ним, нисколько не стесняясь своей наготы. Плесень, так, кажется, выразилась мама? Другого слова и не подберешь. Голое дряблое тело было человеческим лишь от головы до плеч — все остальное тонуло в булькающей массе плоти, которая покрывала не только старуху, но и пол, и даже стены вокруг. Цвет этой вязкой материи и вправду напоминал плесневые споры, но ее запах смахивал скорее на проржавевший металл. Старая женщина в кровати зашевелилась — было видно, что, несмотря на свое жуткое состояние, она по-прежнему испытывала боль — прямо как обычный человек. Более того, тошнотворная, но вполне знакомая Вадиму вонь свидетельствовала о том, что это существо испражнялось чем-то похожим на человеческие экскременты, вот только происходило это где-то там, глубоко внутри, под бесчисленными наслоениями не прекращающей расти плоти, которая будто жила отдельно от своей хозяйки. Разглядел Вадим и уже знакомые ему дыры, которые покрывали грузное тело бабушки — иные из них имели размер солидного кочана капусты, что росла в огороде. Большинство отверстий были искромсаны в мясо — по всей видимости, «вынимать» из старухи ее мерзких зародышей приходилось при помощи инструментов посерьезнее кухонного ножа.

Мальчик медленно попятился, а бабушка, кажется, потеряла сознание. Во всяком случае, она больше не пыталась с ним заговорить, и он молился, чтобы эта чудовищная старуха не просто погрузилась в глубокий сон, а умерла. Стоило Вадиму оторвать ногу от пола, как он содрогнулся от мерзкого шлепка, с которым его кроссовок отлепился от того, что было внизу. Нечто подобное ему доводилось испытывать в курятнике, пол которого всегда был покрыт липкой землей и куриными испражнениями. Вот только на сей раз под ногами скопилась не просто грязь. Пятясь назад, мальчик не сомневался, что это скопление плоти живое, что оно чувствует каждый его шаг и — кто знает? — может, даже испытывает из-за этого боль.

Как только Вадим пересек порог комнаты, мама тут же захлопнула за ним дверь. Ее старый сарафан покрывали пятна крови, а лицо заливал пот. Подросток больше не пытался сбежать — теперь он просто стоял посреди комнаты и, словно завороженный, переводил взгляд с насупившегося Кирилла на усталую и едва не рыдавшую мать, а с нее — на несчастную Свету, все еще корчившуюся на деревянном столе. В отверстиях на ее теле, которые мальчик теперь мог рассмотреть во всех подробностях, до сих пор двигались нерожденные «детеныши».

Мама тем временем покачала головой:

— Ты никому ничего не скажешь. По глазам вижу — не скажешь. Ты лучше не приходи к нам больше. Мало ли, подцепишь эту заразу... лучше уж мы как-нибудь сами...

Света захрипела. Возможно, она силилась что-то сказать, попросить своего друга остаться, но, честно говоря, Вадиму совсем не хотелось этого выяснять. Он осторожно прошел мимо Светиного брата — медленно, слегка дрожа. У самого выхода из комнаты он обернулся к матери, которая, как он теперь заметил, все еще сжимала в руке нож. Наверное, собиралась продолжить экзекуцию, когда гость покинет этот проклятый дом. Ее дочь все еще дергалась — создавалось ощущение, что ее питомцы поняли — недолго им осталось сидеть в этих гнездах из девичьей плоти. Похоже, теперь они силились спастись от неминуемой гибели, покинув тело своей хозяйки раньше срока.

— Что вы с ними сделаете? — тихо прохрипел Вадим.

— Знамо дело что. Выковырнем — и в канализацию. Лучше, конечно, сжечь, но знал бы ты, как эти твари воняют, когда их поджариваешь...

Вадим уже пересек порог жуткого дома, когда до него донеслись слова матери:

— Ты ж не подумал, что это правда твои... твои «дети»? У Светы, видно, просто возраст подошел, вот они и начали появляться. Ты тут совсем ни при чем!

— Не подумал, — едва слышно буркнул подросток, направляясь в сторону своего дома. Несколько шагов он прошел — медленно, будто с трудом. Затем он сорвался с места и побежал вдоль улицы к своему родному коттеджу. Темнота не спеша опускалась на поселок.

Всего пара минут — и вот Вадим уже видит припаркованные возле дома машины. Это приехали друзья со своими родителями. Мама выходит навстречу.

— Долго же ты, Вадим, пропадал! А мы уже начали волноваться, хотели звонить... постой! Что это у тебя на лбу?..

— Да ничего, мам. Просто со Светкой бежали, я споткнулся, упал... ее мама мне обработала все, — его голос звучал механически, словно у заводной игрушки, но мать была слишком занята гостями, чтобы это заметить. А там и друзья подоспели.

Гуляли до поздней ночи. Торт вынесли прямо на улицу — поставили стол, стулья — все как полагается. Вадим узнал, что ему купили Sony PlayStation 4.

— Вишь, как обрадовался — аж дара речи лишился, — захохотал дядя Толя, который и привез приставку.

От торта Вадим отказался, сказал, что попробует завтра. Но вообще-то говорил он в тот вечер мало. Разве что спросил у дяди Толи:

— Дядь Толь... а какая у нас тут в поселке канализация? Такая же, как в городе?

— В смысле? Раньше вроде каждый сам себе выгребную яму рыл, проводил коммуникации. Ну а лет пять назад мэр хороший попался — сделал все, как у людей — провел общую канализацию. Получается, как в городе.

После этих слов мальчик оставил мелькнувшую было мысль рассказать обо всем своим друзьям и отправиться к тому дому на окраине, чтобы спалить его дотла вместе со всеми зловещими обитателями. Вместо этого он просто дождался, когда же, наконец, все уедут.

***

В ту ночь Вадим не спал. Он прислушивался к собственным ощущениям, мыслям и звукам, населявшим его комнату, когда последние голоса в доме затихали. Вспомнился покатившийся к нему комочек живого мяса. Только теперь мальчику стало ясно, что он не просто катился, а полз — быстро и ловко. Они были слишком живучими, эти странные существа. И теперь Вадиму ничего не оставалось, кроме как прислушиваться к шумам, доносившимся справа — со стороны стояка. Кто знает, быть может, они вовсе не умирали, попадая в канализацию. Может, напротив, для них это была лучшая питательная среда. Способны ли они были принимать продолговатую форму, как у червей, чтобы ползать по трубам? А может, они просто выпускали туда некое подобие щупалец, дабы разведать обстановку — узнать, куда еще можно доползти, извиваясь всем своим маленьким тельцем, к чему присосаться?

В таинственном шорохе и скрежете, доносившимся со стороны металлической белой трубы, Вадим слышал не просто набор беспорядочных звуков — о нет! — отныне они звучали для него как голоса брошенных детей — его детей, которые, быть может, появились даже не из-за того злосчастного поцелуя и уж во всяком случае без ведома своего «отца», но у которых не было никакого другого папы, кроме него.

Автор: Сергей Рябых

Источник (DARKER - онлайн журнал ужасов и мистики)

КРИПОТА - Первый Страшный канал в Telegram