Пошла дама даже на улице готова показывать неприкрытые прелести

🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Пошла дама даже на улице готова показывать неприкрытые прелести
Порно фото Голые В свободное время дама показывает голые прелести
В свободное время дама показывает голые прелести
В свободное время дама показывает голые прелести и другие похожие публикации:
Сорокалетняя женщина в свободное время показывает упругие сиськи
Даже на улице мамка готова показывать письку
Пошла дама даже на улице готова показывать неприкрытые прелести
В свободное время барышни показывают голые дойки
Сексапильные нимфа в свободное время показывают голые прелести
Потрясающие грешницы готовы показать голые прелести даже не дома
Привлекательные девы в свободное время хвастаются своими достоинствами
Марамойки любят развратничать в свободное время
Смуглая сучка показывает в спальне небритую письку
Грешницы озорничают в свободное время
Мамка не стесняется раздеваться в свободное время
Темноволосая кокетка с хорошей внешностью не стесняется позировать без одежды в свободное время и готова делать это даже не у себя дома. Оставаясь почти без ничего, загорелая дамочка активно показывает в разных позах голые прелести и получает удовольствие от этого. Кокетка без стеснения демонстрирует как свою письку, так и молочные железы.
Все материалы данного сайта предназначены для лиц старше 18 лет. Все персонажи на предоставленных фото являются совершеннолетними актерами, прилагающийся текст вымышлен, любые совпадения случайны.Используя материалы данного сайта вы подтверждаете свое совершеннолетие (наличие полных 18ти лет), в противном случае немедленно покиньте сайт.Все материалы взяты из свободных источников сети «интернет». Копирование и распространение материалов запрещено. Все права принадлежат их владельцам. Все претензии и пожелания направляйте на контакнтный email адрес.

Порно фото Мамаши Коротко стриженая рыжуха даже на улице не прочь засветить голые прелести
Коротко стриженая рыжуха даже на улице не прочь засветить голые прелести
Коротко стриженая рыжуха даже на улице не прочь засветить голые прелести и другие похожие публикации:
Коротко стриженная рыжуха в масле ртом ласкает пенис мужа
Француженка в очках светит крупными буферами дома
Коротко стриженная неформалка хвастается прелестями во время ремонта в кори ...
Мамзель светит промежностью на улице
Пошла дама даже на улице готова показывать неприкрытые прелести
Рыжая баловница ведет развратный образ жизни
Даже негритянки не прочь откровенно позировать
Коротко стриженная милфа любит сосать писюны у себя дома
Коротко стриженная Вероника обнажила свои прелести сидя на кресле
Чувиха не прочь иногда оголить свое тело
Изумительная стройняшка ведет развратный образ жизни
Зрелая Танечка ведет развратный образ жизни
Коротко стриженная милфа с татуировками на теле ведет развратный образ жизни в свои тридцать с лишним лет и не стесняется выставлять на всеобщее обозрение голые прелести не только дома, но и на улице. Шаловливая рыжуха помимо демонстрации вагины и грудей первого размера так же не прочь делать минет мужу или засовывать в анал секс игрушки.
Все материалы данного сайта предназначены для лиц старше 18 лет. Все персонажи на предоставленных фото являются совершеннолетними актерами, прилагающийся текст вымышлен, любые совпадения случайны.Используя материалы данного сайта вы подтверждаете свое совершеннолетие (наличие полных 18ти лет), в противном случае немедленно покиньте сайт.Все материалы взяты из свободных источников сети «интернет». Копирование и распространение материалов запрещено. Все права принадлежат их владельцам. Все претензии и пожелания направляйте на контакнтный email адрес.

Порно фото Мамаши Даже на улице мамка готова показывать письку
Даже на улице мамка готова показывать письку
Даже на улице мамка готова показывать письку и другие похожие публикации:
Барышня в сапожках дома показывает голую письку
Даже под открытым небом блондинистая красавица готова развратничать
Мамка в интересных позах показывает розовую пилотку
Под открытым небом полная девка светит половыми губами
Женщина в очках даже на улице готова светить побритой писькой
Пошла дама даже на улице готова показывать неприкрытые прелести
Даже во время беременности мамка не прочь светить мандой
Пошлая мамка дома хвастается розовой пилоткой
Худая мамка с удовольствием показывает пилотку дома
Мамка в одних трусиках и кепке загорает на надувном матрасе
Рыжая мамка даже на улице готова засветить прелести
Зрелая прошмандовка даже на улице готова развратничать
Разнузданная барышня носящая очки частенько позирует в одних трусиках, или абсолютно голой, у себя дома и получает удовольствие от того, что показывает голые части тела с разных сторон. Так же пошлая мамка готова засветить письку даже во время прогулки на улице. Лежа на подстилке под открытым небом, сучка с расставленными ногами охотно демонстрирует пилотку.
Все материалы данного сайта предназначены для лиц старше 18 лет. Все персонажи на предоставленных фото являются совершеннолетними актерами, прилагающийся текст вымышлен, любые совпадения случайны.Используя материалы данного сайта вы подтверждаете свое совершеннолетие (наличие полных 18ти лет), в противном случае немедленно покиньте сайт.Все материалы взяты из свободных источников сети «интернет». Копирование и распространение материалов запрещено. Все права принадлежат их владельцам. Все претензии и пожелания направляйте на контакнтный email адрес.


Добрый пастырь из Кронштадта (Страсти по Иоанну)


Извините, приём новых авторов временно не осуществляется.

В нашем дворе на улице Советской жил дядя Ваня. Это было давно. Очень давно. Нет уже того дворика, и улица изменилась до неузнаваемости, да и сам дядя Ваня умер лет сорок назад, но почему-то я до сих пор помню его. Помню с добром, как светлую страничку из далёкой сказки — моего детства.
Дядя Ваня был инвалид войны. Сколько я помню, он всегда сидел на скамеечке, кажется самодельной, играл на гармошке, пел фронтовые песни и всегда радостно улыбался. Всегда. Говорили, он сильно пил, что случалось тогда с такими вот инвалидами-ветеранами, но я этого не помню. Зато хорошо помню, как вырезал он нам, мальчишкам и девчонкам того, ушедшего в небытие дворика, деревянные кораблики. А ещё сабельки и кинжалы. Дядя Ваня был безотказен. Подбежишь к нему бывало:
Он лишь улыбался во всё лицо, доставал откуда-то, уже не помню откуда, широкий нож, вовсе не страшный, брал деревянную чурку, коих у него с избытком хватало в мешке, всегда находившемся около скамеечки, и начинал творить волшебство.
И вот уже угадывались за белёсой тайной немого дерева очертания труб, надстроек и кормы лёгкого эсминца, готового вот-вот отбить первые склянки новой корабельной жизни. Уже сверкал на солнце лучистым серебром стальной клинок беспощадной к фашистам и прочим буржуям лихой кавалеристской шашки. Мы прыгали от восторга. А дядя Ваня всё также улыбался всем лицом. И дарил нам свои чудо-подарки. Дарил словно своим собственным внучатам. А своих внучат и деток у него не было. Их у него без всякого спроса забрала война.
Давно нет того дворика. Давно нет дяди Вани. Время не знает жалости, забвение не терпит пощады. Но пока жив хоть один мальчишка, в чьих руках оживали корабли и сабельки, вырезанные безногим гармонистом, будет жить в нашей памяти и дядя Ваня — один из добрых лучиков нашего лучшего в мире детства.
Пожалуй, из таких вот лучиков памяти и соткана вся наша жизнь. Некоторые из них чуть теплятся где-то на самых дальних окраинах нашего «Я». Другие горят ярким, добрым огнём, согревая и утешая в тяжёлые минуты, коих, к сожалению, достаточно у каждого из нас. И что бы мы делали, и кем бы мы были, не будь в нашей памяти таких лучей Надежды и Любви.
Но есть, и это поразительно, есть особый огонь. Его невозможно увидеть, невозможно приобрести, но счастлив, невыразимо счастлив тот человек, чья жизнь согрета этим необыкновенным огнём духовной, генетической даже памяти. Памяти о далёких, забытых в веках предках, о чудаковатой русской святости, не расстрелянной в эпоху культов, не растерзанной гусеницами тяжёлых «Тигров», не выжженной идеологической ложью мироправителей века сего.
Я хорошо помню, как выходили, именно выходили, а не наоборот, из глубин моего сознания незнаемые мною прежде Сергий Радонежский, Серафим Саровский и Иоанн Кронштадтский.
Я ещё ничего не знал о Боге, о вере, о Православии. Я был убеждённым комсомольцем, активистом и коммунистом. Но эти три имени жили во мне. Эти имена, пока только имена, в какой-то момент затмили во мне весь полный ряд имён, портретов и биографий всех членов Политбюро Це Ка партии. И на вопрос моей бабушки:
— Да разве могут быть на земле совершенно честные, бескорыстные, справедливые, независтливые люди, живущие, забыв себя, исключительно для других?
Я, не задумываясь ответил, кажется, это был девяностый или девяносто первый год. Я ответил и твёрдо верил в безошибочность своего ответа:
— Конечно есть! Сергий Радонежский, например.
Спроси меня тогда бабушка об этом Сергии, кто, что, когда, где? Ничего бы не ответил. Ничего. Но твёрдо знал. Твёрдо! В этих трёх именах: Сергия, Серафима и Иоанна скрыт вековой код нашей нации, зашифрован смысл всей нашей истории. И мне предстоит хотя бы попытаться этот код и этот смысл разгадать.
Разгадал ли? Прошло много лет. Четверть века. Буду честен. Нет. Не разгадал. Понимаю сейчас, что не хватит жизни для этого. Тем важней и нужней для себя считаю заниматься этой расшифровкой.
Буду честен… Хорошее выражение. Сейчас вдруг вспомнил, как в середине восьмидесятых нас, молодых матросиков, только что закончивших обучение-заточение в пресловутой «учебке», привезли на корабли. Командир бригады, капитан второго ранга Асеев собрал нас всех на штабном судне для беседы.
— Сынки, — сказал он тогда, — Я буду с вами честен. Вам выпало служить на противолодочных кораблях первой линии. А что это значит? Это значит, что если завтра начнётся война, мы с вами погибнем в первые три, ну, от силы четыре часа войны. Погибнем все: и вы, и я, и мои офицеры. Но за эти три-четыре часа мы должны выпустить все торпеды и все до единой бомбы в нашего противника. И если в торпедных аппаратах и бомбомётных установках не останется ни одного изделия (он так и сказал «изделия»), значит погибли мы с вами не напрасно, с честью выполнив свой долг русского моряка.
И вот эти «буду честен», «И вы, и я, и мои офицеры» так врезались в душу, что мы все тут же поверили своему командиру — суровому морскому волку. Поверили так, что случись война в эту самую минуту, пошли бы умирать с радостью, абсолютно счастливыми людьми.
К чему я это вспомнил? А вот к чему. Я хочу быть с вами, с теми, кто отважился читать эти строки, предельно честным. Ни я, ни мои родители, ни родители родителей никогда не видели святого праведного Иоанна, чудотворца из Кронштадта. Даже о самом этом городе многие годы я знал лишь по революционному фильму. Но очень люблю этого святого человека. Правда люблю! Словно своего близкого предка, который жил когда-то совсем рядом, но и не умер вовсе. Вот так, не умер и всё. И зная об этом, веря в это, начинаешь понимать, что смерти, как таковой, нет вовсе. Во всяком случае, в том виде, в каком представлялась она нам прежде. Вот был человек. Ходил себе по земле. Работал. Вырезал детишкам из деревянных чурок красивые кораблики. Или не вырезал, а крутил всю жизнь шофёрскую баранку. Или у станка стоял. Да мало ли. И вдруг, бац… Всё. Тьма, и тишина, и вечный холод.
Так вот, и я знаю об этом точно, такой смерти больше нет. Нет и быть не может. Потому что живы, не скрылись во тьме и холоде праведный Иоанн Кронштадский, преподобный собиратель русских земель Сергий Радонежский, святой старичок Серафим из притаившегося в лесах Сарова. Живы. С ними можно говорить, к ним можно идти, раскрывая душу, с надеждой на утешение и скорую помощь в бедах и скорбях житейских. Живы. Я не вру. Я предельно честен. Уверовавший в это и сам не умрёт во век.
Помню, очень хорошо, словно это было вчера, как стоял я на уставших от долгого, многодневного паломничества непрочных коленках у раки святого Иоанна в монастыре на Карповке. Пытался молиться, но не шла молитва, пытался о чём-то просить, но забыл то, чего хотел и зачем ехал. Просто стоял на коленях, припав горячим лбом к прохладе мрамора. Кто-то тронул за плечо. Супруга. Пора уступить место другим людям. Я прошептал что-то, не помню уже что, попросил о чём-то или попрощался. Встал, сделал несколько шагов и тут, словно некая сила подхватила меня и бросила обратно, на мрамор святой раки. Именно так. Рухнул я снова на колени, а сам, словно в забытьи каком. Что-то шепчу, о чём-то прошу. Со стороны, наверное, выглядело это смешно и нелепо. А мне легко-легко вдруг сделалось. Лицо мокрое. От пота ли, от слёз, не помню. Помню, что капельки остались на зеркальной чистоте белого мрамора. И нет сил отойти от заветной раки. Так бы и лежал вечность.
Что это? Экзальтация? Проблема с головой, расшатанные нервы? А как хотите, так и называйте. Но это было. Было на самом деле. Я предельно честен. Уже после от святой раки меня толи оттащили, толи я сам поднялся и ушёл. Ходил по монастырю, что-то покупал в свечном ящике, писал традиционные записочки о здравии родных, ещё раз спускался в усыпальницу, но такого блаженства, такого общения с ЖИВЫМ старцем уже не было. Не было единения с ЭТИМ необъяснимым, настоящим. Ах, как это важно, как необходимо знать, что есть, ЕСТЬ на свете белом вот это НАСТОЯЩЕЕ, проявляемое, казалось бы, в мелочах. В обыденности слов–клятвы командира, обещающего вместо лёгкой и доброй службы на благо партии и народа неминуемую смерть в первом же бою, но вместе с ним, который не спрячется за твою спину, а будет стоять на корабельном мостике, равный среди равных, презревших смертельное небытие ради вечной жизни; в ласковой готовности безногого гармониста доставить радость незнакомым мальчишкам, ставших почему-то ему родными детьми, вместо погибших сыновей и внуков; в явственном и явленном присутствии небесной святости посреди воцарившихся повсеместно житейской суеты, нешуточной борьбы всех со всеми за призрачный успех в княжестве земных наслаждений; в живых, наперекор всем смертям, вопреки недоверию сверхобразованных скептиков, именно ЖИВЫХ старцах, обитающих не где-то за семью небесами и десятью мирами, а вот тут, рядом, только оглянись да вслушайся. Вот же они. Рядом. С нами. Живые!
Сергий, Серафим, Иоанн… И иже. Мы помним их. Они помнят нас. И память эта, наша общая память даёт нам право на жизнь. Пока мы помним — мы живём. Вот так. Всё предельно просто и предельно честно. Помним — живём. Забудем — потеряем право быть вписанными в книгу памяти там… Где там? О чём говорит этот безумный писателишка, распустивший сопли у могилы некогда известного попа из северного морского городка? Да он бредит! Закройте скорей его книжку. Скорей! Вы ещё успеете на распродажу стирального порошка, зубной пасты и булочек с соевым маслом и синтетическим сыром, вы ещё успеете полюбоваться европейским шоу с участием бородатой женщины. Скорей. Скорей…
Уже отблистали детско-юношеским капризным волшебством питерские белые ночи, уже августовская утренняя стынь всё чаще пеленает сонно-зыбкие тела Мойки, Фонтанки, Монастырки и Карповки, уже мудрее и задумчивее становится отсвет куполов Никольского собора в ряби вод Финского залива. Уходит лето. Тихо, неброско, некапризно. Как некогда ушло и наше детство. Чистое, доброе. Где у каждого из нас остался свой неповторимый дворик, свои самые лучшие и самые весёлые игры, лучшие друзья. И свой, обязательно свой дядя Ваня, а по христиански Иоанн, безногий гармонист, мастер на все руки, добрый, улыбчивый, родной. Обыкновенный и незабытый святой нашего необыкновенного детства.
Лето в этом году не обошлось без сюрпризов. Весь май, весь июнь и две декады июля лили дожди, на улицах было слякотно и холодно. В двадцатых числах июля воцарилась жара. Зной выжигал всё живое, добивая пытающихся укрыться под зонтиками или на теневой стороне улицы людей раскалённым до кипятка ветром. Немногочисленные смельчаки, выползавшие в полдень из сплитситемных бункеров на «свежий воздух», мгновенно попадали в жёсткие и даже жестокие объятья духоты, огня и пекла. Лишь к десятым числам сентября в город пришла спасительная прохлада. Причём, как это часто у нас бывает, произошло это в одночасье. Ещё вчера садист зной душил калёными лапами неприкрытые шеи несчастных «хомо обваренных», а уже сегодня небо затянуто прочным брезентом дождевого месива, и иссохшаяся до глубочайших трещин земля пьёт, пьёт и никак не может утолить жажду проливающимися периодически дождевыми струями.
Такая резкая перемена погоды, конечно же, сказывается на метеозависимых людях, к коим, к несчастью, отношусь и я. С утра уже почувствовал себя не самым лучшим образом. Вялые руки, ноги, шумок в голове. Приехал на работу и сходу окунулся в бездонный водоворот служебных забот и обязанностей. Полегчало, но ненадолго. К обеду чувствовал себя так плохо, что стало темнеть в глазах, а ноги отказывались держать на себе тяжесть остального моего, хоть и худосочного, но всё же имеющего вес тельца. Пришлось отпроситься у начальства и отправиться домой.
Как уж доехал, помню плохо, да это и не суть важно. Дома, едва скинув с себя одежду, рухнул на диван. В голове тайные молотобойцы с беспощадным остервенением крушили гранитные глыбы москворецких, а заодно и невских набережных. Отдышавшись, я выкушал какие-то таблетки, запив их минералкой из холодильника, и снова лёг на любимый диванчик. Машинально включил телевизор. На канале «Спас» шёл документальный фильм о святом праведном Иоанне Кронштадтском. Фотографии Андреевского собора, скромное убранство квартиры всенародно известного пастыря, рассказ о его церковном и общественном служении. Замечательный батюшка. Надежда и утешение тысяч и тысяч страждущих. Причём, на протяжении уже более века.
Я бывал в Кронштадте, был и в квартирке святого пастыря. Закрыв глаза, я даже представил себе город-крепость, солнечный пожар на купольном кресте соборного Никольского чуда, представил городскую площадь, где некогда высился известный на всю Россию Андреевский собор. А затем память по волнам накатывающегося сна понесла меня через Финский залив, в устье Невы и далее по небольшой речке Карповке, к стенам чудного монастыря, где… Э, да я уже сплю.
Проклинаю, проклинаю вас, злые, беспощадные, бьющие коварно под дых, чтобы задохнуться, чтобы вскочить с остановившимся сердцем, словно поражённый тысячевольтным разрядом электрического тока, захлёбываясь потоками льющегося с тебя пота. И нет спасения, нет оберега, нет пилюли от этой напасти. Даже молитва застревает в памяти, скованной льдом и коварством ночного кошмара. Проклинаю вас, подлые, страшные сны!
Ох, прости меня, Господи. Не сразу приходишь в себя от сонного ужаса. Шепчу молитву, осеняю себя крестом. Тихо, чтобы не потревожить милосердие снов сопящей рядом супруги. Ну вот, вроде бы отпустило. Дыхание стало ровней, ушёл подленький такой озноб. Даже стыдно за вырвавшиеся невольно проклятия. Нет, в самом деле, подумаешь, сон. Кому из нас не снились кошмары? И что? Давайте рассылать направо и налево проклятья? Прости, прости меня, Боже мой!
Нет, ну, а как иначе-то? Такие сны наверняка навевает… понятно кто. Не верите? Хорошо. Вот мой ночной кошмар. Слушайте.
 Склянки на флагманском броненосце возвестили утреннюю вахту. Зеркальная гладь Финского залива, нежившегося в штиле июньского утра, отразила очертание непостроенного ещё величественного собора. Чайки, разбуженные щедростью солнечного золота, вырвавшегося внезапно из полузабытья белой ночи, хохотали, как дети у площадки аттракционов. Доброе, тихое, золотое утро.
В Андреевском соборе литургию служит всенародно известный батюшка. Сотни, тысячи людей теснятся у сен и у паперти храма, чтобы хоть издали увидеть, уловить слово любимого пастыря. С трудом пробираемся в собор. О, как здесь многолюдно! Но странное дело, дышится здесь легко и свободно. Где-то за стенами, там, в мире всё больше вязнущем в топи безверия, безнаказанности и вседозволенности, остались кислый дух мужицкого пота, зловоние гноящихся ран убогих нищих, смрад
Девка приехала на кастинг и показала свои сексуальные умения
Сперма на красивых сиськах брюнетки
Лесбийские сучки бесятся в бассейне