Порно балет с тройным сексом
Порно балет с тройным сексом
АННОТАЦИЯ
Их жизнь — балет. Их любовь — танец. Но есть ещё и притяжение между танцующими, которое может как вознести на недостижимые прежде высоты, так и разрушить весь их мир. Что будет, если однажды это притяжение возникнет между теми, кого за их танец называют светом и тьмой, ангелом и демоном, эльфом и драконом?
Предупреждение 1: Произведение содержит слэш без эротики, любящих аффектировать эмоции и живущих балетом героев, здравомыслящую и спокойную второстепенную героиню, которая не озабочена брачно-семейно-любовным желаниями. Современность, реалистика, все персонажи и события вымышлены, никаких намёков на реально существовавших и существующих людей нет.
Предупреждение 2: В балете не понимаю ничего, он мне просто нравится, а вся информация почерпнута из интервью танцовщиков и хореографов, статей балетных критиков, бесед балетоманов на соответствующих форумах и вопросов тем интернет-знакомым, кто в балете, возможно, не особо разбирается, но всё же способен отличить батман от батю.
Внимание! Выложены только главы 1-4(1/2 главы 4), а доступ к главам 5(+1/2главы 4)-7 платный.
Продажи полной версии начнутся, когда найду не российский сайт, на котором могут покупать русскоговорящие.
— 1 —
Осенний вечер стремительно катился в ночь, началась дождевая морось, ветер становился всё сильнее и холоднее, но светловолосый и голубоглазый парень с приятными, гармоничными чертами лица, высокий, ладный, колдовски грациозный, шёл по улице, не замечая ни этих изменений, ни того, как чуждо и вызывающе выглядит его дорогая, строгая и элегантная одежда в этом районе старых потрёпанных общаг и хрущёвок. Да и идеально прямая осанка, царственная посадка головы были здесь вызовом, несообразностью.
— Мне двадцать пять лет и шесть месяцев, — бормотал парень по-шведски. — Двадцать пять. Почти двадцать шесть.
Парень рассмеялся горько, отчаянно.
Возраст — понятие очень относительное. Даже сейчас, в начале XXI века.
Для большинства в двадцать пять жизнь только начинается. Окончен колледж, завершены стажировки и появилась первая полноценная работа, перестали бить в голову гормоны подростковой гиперсексуальности и начались первые настоящие любовные, а не трахательные отношения. И пройдёт лет десять, а гораздо чаще пятнадцать, пока и работа, и любовные связи дозреют до понятий «стабильность» и «семья»: закончатся разъезды по городам и смена романов, жизнь упорядочится, выкристаллизуется, сложится, появятся постоянные должности на работе и партнёры в любви, захочется детей, домик и сад.
Для многих двадцать пять — начало колледжа, первая серьёзность, когда завершились искания себя, смена интересов и размышления о том, чего хочешь в жизни. Люди попутешествовали, посмотрели мир, попробовали разные виды хобби и секса, пережгли лишние эмоции в разнообразных бурных романах, и теперь занялись образованием, карьерой и накоплением опыта серьёзных связей, чтобы лет через десять или, всё чаще, через пятнадцать, создать себе стабильность, карьеру, семью и работу.
Но есть и те, для кого двадцать пять — это вершина жизни, дальше всё будет стремительно и неотвратимо падать в закат, чтобы через десять лет, и очень, очень, очень редко у кого через пятнадцать, превратить в никому не нужное старьё.
Точнее, жизнь как таковая не закончится, можно будет получать новое образование или инвестировать накопления в чей-то бизнес, или открывать свой, заводить романы, семью, детей не хуже всех своих ровесников. Но кому и зачем нужна эта бюргерская благодать, когда ты пятнадцать лет, а то и двадцать был богом?
Балетная карьера начинается в восемнадцать, года два уходит на «дорогу в звёзды», затем лет пятнадцать сияния, а после пустота. Это в среднем. Кто-то взлетает на вершины небосвода и царит в мире танца сразу после выпускного экзамена балетной школы, лет в семнадцать-восемнадцать, другие добираются до высот аж в двадцать два, третьи навечно остаются безликим фоном для звёзд, в лучшем случае — друзьями и подружками главных героев и героинь танцуемого произведения.
Но все в тридцать пять лет, редко кто в сорок оказываются на свалке. Танец — привилегия юности.
— И не надо говорить, что хореограф или учитель — это тоже очень ценно! — заорал парень для безлюдной и слабоосвещённой городской улицы.
Крик никто не услышал, все сидели по домам, не было желающих выходить из тепла, света и семейного уюта в безлюдную густую темноту поздней осени, в холод и влажную промозглую пасмурность. А если бы и услышали — кто поймёт шведский за пределами Швеции? Да и в Швеции парня мало кто понял бы, официальный шведский и диалект шведского, на котором он кричал, сильно отличались.
«Небеса понимают всё», — мысленно сказал себе парень.
Но сегодня у Небес явно был выходной. «Или они взяли отпуск два года назад и до сих пор не вернулись к работе», — вздохнул парень. А как ещё было объяснить, что он, Алекс Лундберг, звезда Королевского балета Швеции, постоянно приглашаемый то в Ковент-Гарден, то в Венский театр, то в Пале-Гранье, то в Гамбург и в Метрополитен-Опера, мёрзнет под дождевой моросью в безвестном провинциальном городишке страны третьего мира.
Строго говоря, безвестным городок не был — во всяком случае, в мире классического балета. Местная балетная школа и городской театр, в котором стажировались выпускники школы, исправно поставляли в Западную Европу и Северную Америку танцовщиков, многие из которых были в первом составе ведущих театров. Не только эта школа и этот театр отметились, конечно, хватало и других, начиная со знаменитой Академии Русского Балета имени Вагановой и не менее знаменитого Мариинского театра. Но и этот городок внёс немалый вклад в пополнение как Мариинского театра с Большим, так в заполнение балетных вакансий всех театров мира. Березельский балет — это достаточно уважаемое имя не только в России.
Однако сам Березельск не радовал. Серый, малокомфортный, унылый, грязноватый, он был похож на декорации в фильмы в жанре постапокалипсиса. Алекс прекрасно понимал тех, кто при первой же возможности удирает из этого города со всех ног как минимум в Москву и в Петербург. И столь же прекрасно понимал, почему никто из уехавших не хочет Березельск даже вспоминать, не то что сюда возвращаться. Хотя многие присылали деньги школе и театру. Как будто отгораживались пожертвованиями от березельской жизни, возводили между собой и прошлым крепкую стену.
«Я на их месте сделал бы то же самое», — думал Алекс.
Приезжать в Березельск не было никакого смысла. Не танцевать же здесь в самом-то деле. Алексу хватало рассказов о театре со сквозняками, ржавыми душевыми и столовой с отвратительной едой. Да и что тут могут заплатить?
Но в Березельске учился и стажировался Олег. Алекс думал, что, приехав сюда, он сможет понять, почему Олег такой… Такой…
«Такой больной на всю голову говнюк», — прозвучал в голове Алекса голос Тали Лунгиной, кукольно-хорошенькой большеглазой блондинки, самой блистательной дебютантки Шведского Королевского балета прошлого сезона и партнёрши Алекса по «Лебединому Озеру». А ещё партнёрши Олега по «Ромео и Джульетте».
Таля говорила, что в Березельске Алекс ничего не найдёт. Он попытался возразить, сказал, что Таля никогда не была в Березельске, и даже не знает, где на карте России его искать.
— Я жила и училась в другом Muhosransk'e, — зарычала на это Таля, — и потому могу заверить, что все они одинаковы. Поэтому не теряй время на «Жизель» в Большом, никому там это не надо, а поехали в Чикаго танцевать «Сильфиду». Ты — лучший Джеймс этого столетия, директор Балет Джоффри готов лично раскатать тебе красную дорожку от площади Густава-Адольфа до Стейт-стрит, и я не собираюсь просрать такой шанс доказать, насколько я хорошая Сильфида!
Но Алекс не послушал. Он хотел понять. И хотел уехать. От Олега, от его измен и ревности, от скандалов и безалаберности, от навязчивых угождений и оголтелого эгоцентризма. От его невозможной, воистину бесовской красоты: высокий рост, мощные плечи — до сих пор всем казалось невероятным, что человек такого сложения может делать фантастически высокие, длинные и стремительные прыжки — прямые чёрные волосы до плеч, чёрные глаза, резкие, острые и жёсткие черты лица, белоснежная кожа, которую не брал никакой загар, алые губы. Вампир, демон, наваждение… От прессы и даже от фанатов Алекс тоже хотел уехать. От всего. И главным образом от осознания, что достигнут потолок, возможности исчерпаны, а значит все оставшиеся десять лет сцены придётся быть всего лишь середнячком, который блистает, только пока поблизости нет Олега. И что Алекса Лундберга зовут везде только чтобы угодить Олегу Дронникову, гению и богу современного балета, затмившего всех и вся. «Русский захватчик мировой сцены», «балетный террорист», как его называла пресса, подмял под себя всю Европу одним-единственным выступлением в гала-концерте, который устраивался в честь бывшей британской прима-балерины, а ныне успешного хореографа Джоан Стейн. И это Джоан включила никому не известного танцовщика в программу. Девятнадцатилетний Олег просто внаглую влез к ней на мастер-класс, в женскую репитиционную, и потребовал его посмотреть. И дал право его расстрелять, если мадам не понравится. Как он вообще прошёл в здание театра, где успел разогреть мышцы, осталось загадкой.
Этого горластого, скандального, готового к драке сумасшедшего было дешевле посмотреть, чем выкинуть при помощи охраны. А после просмотра Джоан взяла дирекцию Ковент-Гарден за горло, требуя срочно сделать для русского туриста рабочую визу и место в её гала-концерте. Идиотов в руководстве театра не было, место Дронников получил.
И своим выходом в середине постановки похерил весь концерт — после него не хотелось смотреть ни на кого другого.
Ковент-Гарден был осчастливлен рождением мега-звезды. И обрёл убийственную головную боль. А двадцатитрёхлетний мистер Лундберг, премьер-танцовщик Ковент-Гардена, потерял все свои роли и невесту, с которой была назначена дата свадьбы. Зато обрёл любовника, лишающего его разума и воли, возносящего Алекса на небеса и низвергающего в бездну.
Олег требовал для Алекса главные роли на лучших сценах, хотя было очевидно, что так, как Олег, Алекс танцевать не может.
«Так, как Олег Дронников, вообще никто танцевать не может, — говорил Эдвард Стиббо, директор Драматена, родного театра Алекса. — И ещё лет сто не сможет. Такими гениями судьба не часто радует мир. Но не всем быть мировыми звёздами. Кто-то должен быть и премьером главного столичного театра маленькой тихой страны. Танцуй в Стокгольме, открывай свой мастер-класс, тебе уже сейчас это предлагают. И делают это ради тебя, во имя твоего таланта, а не для завлечения Дронникова! Я дам тебе Тристана в "Тристане и Изольде" и Франца в "Коппелии". Век танцовщика короткий, так возьми от него максимум!»
Стиббо был прав. Кому, как не этому талантливейшему постановщику, видеть истину? Но чтобы принять щедрые предложения, надо было порвать с Олегом. Или смириться с ним с таким, какой он есть: перемежающий клятвы любви с беспорядочным трахом почти всех встречных мужчин и женщин, сменяющий угождение Алексу на равнодушие к нему, всегда и везде видящий только себя, но превозносящий талант Алекса Лундберга. Олег едва не молился на его танцы, и Алекс до озноба и боли страшился той минуты, когда Олег разглядит истинный уровень способностей любовника.
Надо было уезжать. Необходимо собраться с силами. Требовалось что-то решить и на что-то решиться. А в Россию Олег не поедет ни за что и никогда, даже если будет с ума сходить от тоски и ревности: в прошлом году у него внезапно возникли какие-то проблемы с военкоматом, с отсрочкой от призыва. Олег сначала впал в ярость, называл кого-то мошенниками, крепко ругался, но через минуту махнул рукой, сказал, что всё равно на бывшую родину ехать не собирался, хотел жить только в Европе или в Америке, а потому гори оно всё синим пламенем. Алекс ни тогда в подробности не вникал, ни сейчас, для его главным было то, что в Россию Олегу путь закрыт навсегда. Поэтому Алекс полетел в Москву. И запланировал посмотреть Березельск, благо до него от Москвы всего-то два часа на электричке.
…Большой театр Алексу понравился, такой вдохновляющий, романтичный! Отличная труппа, очень профессиональная и талантливая, весьма техничная, всё со всеми сработалось с первой и единственной репетиции. И публика была очень милой. Город оказался похуже, слишком суматошный и безалаберный, даже местами напряжённо-злой, но в пределах терпимого — во всяком случае, если терпеть надо недолго.
А вот в Березельске делать было нечего. Тут не оказалось ничего общего с Олегом. Даже то, что Алекс по навигатору разыскал дом, где когда-то жил Олег, никак не помогло.
Все Бамфаки действительно одинаковы, теперь Алекс в этом убедился: видел один — можешь сказать, что видел все. Сразу после школьного выпускного экзамена Алекс поехал отдохнуть на север Швеции, хотел тишины и природы. По дороге случилось на целый день застрять в маленьком умирающем призаводском городке. Так вот, Алекс мог навестить Финбёлэ ещё раз: даже если все жители оттуда разбежались в города покрупнее и поперспективнее, то визит ничем не отличался бы от посещения Березельска — такой же нулевой результат.
«И это было бы положительным балансом», — понял Алекс, увидев, как к нему с решительным и грабительским видом идут четверо гопников. Год жизни в Нью-Йорке, куда Алекс, ради учёбы у Барышникова, рванул сразу после школы, научил верно оценивать перспективы уличных встреч — квартиру пришлось снимать в районе, весьма далёком как от Театрального квартала, так и от безопасности.
Поэтому Алекс бросился наутёк в сторону более освещённых и людных улиц, надеясь, что сигареты, водка, а то и наркотики сделали гопников не столь выносливыми и быстрыми, чтобы от них нельзя было уйти.
Надежды не оправдались. Парни оказались весьма резвыми. К тому же гораздо лучше Алекса умели бегать по разбитым тротуарам в полутьме — всё же Бамфак Бамфаку оказался рознь, ни в вымирающем Финбёлэ, ни в нищем и убогом квартале Нью-Йорка таких убитых улиц не было. Алекс дважды споткнулся и шлёпнулся на асфальт, а гопники ни на секунду не затормозили. И светлые, патрулируемые полицией кварталы никак не начинались. Трущобы, в которых прошло детство Олега, и правда оказались ужасны. Но он не говорил, что они такие огромные.
В довершение всех бед Алекс сбил с ног ковылявшую на костылях девушку с небрежно собранными в хвост рыжими вьющимися волосами. Алекс не успел ни извиниться, ни помочь ей подняться, как девушка стала отбиваться костылём от гопников, умело била снизу вверх по самым уязвимым местам, и даже сама поднялась на ноги. А едва встала, как пустила в ход перцовый струйный баллончик.
Но шансов на победу всё равно не было. Алекс дёрнул девушку к себе, побуждая заскочить на спину. Та не растерялась, взобралась мгновенно, да ещё и костылём опомнившегося от удара гопника второй раз приложила. Алекс помчался прочь. Девушка была адски тяжелая, спину мгновенно пронзило болью, но не бросать же даму злодеям! Девушка взмахами руки показывала направление, и вскоре они оказались у запертых на магнитный замок мощных, прямо как в крепости, железных дверей многоквартирного дома. Алекс поставил девушку на землю, та быстро достала из сумки ключ, и беглецы скрылись от преследования.
Алекс хотел поблагодарить свою нечаянную напарницу по битве, но, прежде чем он успел открыть рот, девушка сказала по-английски:
— В такой час ни одно такси в этот район не поедет. Я спрошу соседей, не сдаёт ли кто комнату на ночь.
— Как вы поняли, что я иностранец? — удивился Алекс.
— У вас у всех другое выражение лица.
«И как оно может отличаться после такого?! — обиделся Алекс. — На себя бы посмотрела, похожа на загнанного воробья».
Освещался подъезд плохо, но всё равно было отлично видно, что красотой девушка не блистала — маленькая, тощая, нескладная, конопатая, с какими-то простушисто-деревенскими чертами лица. Лет ей было около двадцати двух, а может и меньше.
— Идёмте, — сказала девушка и поковыляла вверх по лестнице. Идти пришлось на второй этаж, и от неуклюжих движений девушки Алексу было стыдно и неловко за своё идеально скроенное, безупречно пластичное тело.
Девушка привела Алекса в длинный полутёмный — да что тут за всеобщая проблема с лампами! — коридор, по обеим сторонам которого были двери. Девушка прошла несколько дверей, постучала в одну из них, о чём-то поговорила с хозяйкой. Алекс, хотя и более-менее выучил из-за Олега русский, слов не разобрал. Девушка кивнула, улыбнулась — улыбка оказалась, несмотря на некрасивое лицо, очень милой — и пошла дальше. Постучалась ещё к кому-то и снова получила отказ. Девушка рукой поманила Алекса к себе.
— Везде всё занято, — сказала она по-английски. — Придётся переночевать у меня. Я пойду ночевать к соседке.
— Я заплач у как за комнату, — торопливо сказал Алекс.
— Главное, не сопри ничего, — фыркнула девушка.
Алекс оглянулся на обшарпанные стены. «Чего тут можно красть?» — оторопело подумал он.
Девушка поковыляла по коридору, подошла к одной из дверей, открыла и кивнула Алексу, приглашая его за собой.
Только сейчас он заметил, что костыль у девушки один, а не два. И она вполне может стоять на обеих ногах, хотя левая нуждалась в помощи. «Вполне возможно, — понял Алекс, — ходить без опоры дама тоже может. Но это будет медленно. А ботинки у неё ортопедические. И старомодные, как из фильма конца сороковых прошлого века. Тяжёлые, похоже. Как можно в наше время такое носить? Или на современные модели нет денег?»
Одета девушка тоже неказисто: длинная, по самые щиколотки бесформенная серая юбка, такая же балохонисто-невзрачная серая куртка на два тона темнее.
Квартира выглядела не лучше девушки. В крохотный тесный коридорчик выходили двери четырёх комнат: две в боковых стенах, две в центральной. За левой боковой дверью оказался санузел с раковиной, унитазом и душевой кабинкой — девушка показала это в первую очередь. На той же стене, в которой входная дверь, висят крючки для верхней одежды, под ними полка для тапочек, под полкой расставлена разномастная уличная обувь.
И теперь Алекс понимал, почему Олег так долго требовал соблюдать ритуал сменной обуви, возмущался, если кто-то не переобувался. Тут не мыли ежедневно тротуары шампунем, поэтому без сменной обуви дом утонул бы в грязи. Осознать, что этого не произойдёт, было нелегко.
Девушка сняла с плеча сумку, затем сняла и повесила на крючок куртку — под ней оказалась старомодная белая блузка с кружевным воротником и бледно-розовый пуловер мягкой свободной формы. Девушка села на маленькую табуретку у вешалки, стала менять ортопедические ботинки на пушистые тапочки в виде розовых зайцев. Алекс оторопело смотрел на девушку — слишком противоречивым получался образ.
Она сказала:
— Сейчас принесу гостевые тапочки. Снимайте пока пальто. — И, подхватив сумку, скрылась за второй от санузла дверью в той стене, что подлиннее.
Алекс переложил телефон и бумажник из кармана тренчкота в карман пиджака, повесил тренчкот на крючок, отметив себе попросить платяную щётку и отчистить его от грязи. Девушка выставила Алексу огромные сандалии-шлёпки из какого-то дешёвого полимера. Выглядели они чистыми, их явно мыли, и Алекс решился надеть предложенною обувь. Вежливо постучал в дверь, вошёл.
Комната девушки оказалась совсем крохотной, не больше двенадцати квадратных метров.
Но обстановка, хотя и очень старая, явно купленная на блошином рынке, была весьма разумно спланирована. Благодаря комбинированной мебели в крохотное пространство влезло всё: кухонный угол с холодильником, который одновременно был и разделочным столом, и обеденным, шкаф-кровать, рабочий стол для рукоделия и даже какой-то тренажёр для инвалидов. Получилось даже уютно, в основном за счёт светло-персиковых стен и искусственных, но очень натурально выглядящих букетиков цветов в настенных вазах — если бы не стол с инструментами, Алекс об искусственном происхождении букетов и не догадался бы. Третью нотку уюта добавляли настенные светильники в виде белых эльфийских фонариков — наидешёвейшие, пласти
Нигер на кастинге поимел симпатичную бабу с короткой стрижкой | порно видео
Американские футболистки занимаются свальным грехом перед игрой секс порно видео
Домашние фото секса взятые из социальных сетей