Помощь сверху
Белый шум
Тем временем волна большой политики чуть было не смыла эту малую партию; время этой партии ещё не настало. В Берлине провалился путч Каппа{18}; зато в Мюнхене 13 марта 1920 г. райхсвер и добровольцы свергли буржуазно-социал-демократическое правительство Гофмана{19} и поставили правительство Кара{20}. К этому делу приложил руку также и Рём, но офицер-лектор Хитлер остался здесь непричастным. В офицерский круг Рёма, игравшего роль «железного кулака», Хитлер был введён лишь как гость, представлявший желательную политическую связь с низами. В остальном деятельность Хитлера ограничивалась тем, что он устраивал собрания и организовал «центральное бюро» партии — убогая комнатушка в одной из пивных старого Мюнхена, обставленная несколькими шкапами и полками.
Перемена правительства имела важные последствия для судьбы партии. Последняя стала теперь официальным фаворитом, её хвалил в ландтаге министр-президент Кар, она пользовалась поддержкой полиции. Сам Кар был скорее подставным лицом, ширмой; тем активнее помогали ей полицей-президент Пенер{21} и его помощник д-р Фрик{22}, руководитель политического отделения.
Пенер был вылощенным чиновником и даровитым человеком; его баварский монархизм был весьма далёк от типичного баварского добродушия и весьма близок к грубому прусскому монархизму. Он был совершенно глух к веяниям времени, не понимал их даже как враг: он не отвергал их, а просто не понимал. В душе его, несомненно, сидел бес, но это был бес бесстрастный.
Впоследствии он свысока заявил на суде, что после революции он целых 5 лет занимался государственной изменой и видел в этом свой святой долг.
Старший полицейский советник д-р Фрик, если отвлечься от его несколько тяжёлого характера, как нельзя более подходил к роли заместителя при столь интересном начальнике; в этой роли он оказался впоследствии полезным для Хитлера. Правда, большим чутьём в политике он отнюдь не обладал; это он обнаружил и тогда, когда намеревался сделать своего партийного вождя жандармом в Гильдбургхаузене. Пенер и Фрик оказывали национал-социалистам всяческие полицейские милости и поддержку. На слова одного посвящённого: «Г-н полицей-президент, организации политических убийц у нас действительно существуют», Пенер иронически заметил: «Тэк-с, тэк-с, но их слишком мало». Впрочем небольшой «рабочей партии» Хитлера перепадали пока только те милости, которые вытекали из общего благосклонного отношения ко всему «национальному»; до начала 1923 г. политически более важными были другие группы. Но так как национал-социалисты выступали всегда нахальнее других, им приходилось прибегать к благосклонности полиции чаще, чем их конкурентам.
Скандалы и рукопашные схватки на собраниях и на улице доставили партии первое преимущество над её немецко-социалистическими соперниками и над «фёлькише». Она получила сомнительную славу, но это было гораздо лучше, чем полная безвестность её конкурентов. А далее пришли на помощь разные счастливо подвернувшиеся случаи. Какой-то мюнхенский раввин пытался на национал-социалистическом собрании опровергать антисемитизм — присутствующие, конечно, бесновались. Результат был тот, что впредь на каждом национал-социалистическом плакате значилось: «Жидам вход воспрещён». Это действовало ещё сильнее, чем самые острые нападки на республику, которые и без того позволял себе в тогдашнем Мюнхене каждый ротозей. Это служило доказательством того, что национал-социалисты дьявольски серьёзно относятся к своему антисемитизму, что их ненависть неподдельна, — и эта неподдельность нравилась массе, которой за два последних года надоели общие места политической агитации.
Национал-социалистическая пропаганда — набор крикливых слов и грубых действий — стала выливаться в определённую форму. Однако ранее, чем это можно было предвидеть, движение получило второе духовное крещение: на съезде в Зальцбурге оно объединилось с австрийским национал-социализмом.