Положить конец чужебесию

Хорватская утопия для русского царя

Нечистая горница, лучина, полутьма, за слюдяным оконцем надрывается ветер. Там – ледяной ад. Внутри – самый, наверное, знаменитый смутьян тех времен, грамотки которого со вниманием читают все, кто недоволен новыми порядками на Руси. Ссыльный – жилистый, иссушенный постами и муками, страшный, с огненными глазами и всклоченной бородой, в драной скуфейке. Дверь открывается. Входит гость – холеный, явно следящий за собой, одетый не совсем по-здешнему.

- Благослови, отче! – говорит вошедший.

- Не подходи, скажи, какой ты веры? – кричит этот, в драной скуфейке.

Гость отвечает степенно, без спешки, подбирая слова. Русский для него не родной:

- Я верую во все то, во что верует святая апостольская церковь, и священническое благословение принимаю в честь. О вере готов объясняться перед архиереем, а перед тобою, который сам подвергся сомнению в вере, мне широко говорить нечего. Если не хочешь благословить, благословит Бог, а ты оставайся с Богом.

В общем, разговор не сложился, а жаль. Удивительная могла бы выйти беседа. Потому что первый – протопоп Аввакум, который «до самыя смерти» боролся против церковной реформы и в процессе борьбы нечаянно изобрел новый русский литературный язык. А второй – Юрий Крижанич, человек, известный менее, но тоже очень и очень интересный. Пришлец из-за рубежей, мечтавший Россию обновить и превратить в своеобразную точку сборки единого славянского мира. А также – вполне сознательно – выдумывавший для этого нового мира новый язык. И сочинивший, помимо прочих трудов, небольшую, но прямо-таки перенасыщенную смыслами книжку «Политика». В которую попытался запихать все, что должен знать человек, управляющий государством, описать текущее состояние России и сформулировать проект русского будущего.

Аввакум оказался в Тобольске, возвращаясь из даурской ссылки в Москву. Но вот как в Тобольск занесло Крижанича? И кто он вообще такой?

От Рима до Москвы

Крижанича политиком сделала жажда знаний, желание бороться за счастье славян привело в Москву, ну, а уж от Москвы до Тобольска – не то, чтобы рукой подать, конечно, но угодить в Сибирь легко, если имеешь тягу рассуждать о делах государственных.

Родился в 1618-м, ⁠в Хорватии (тогда это были земли монархии Габсбургов), в семье ⁠землевладельца средней ⁠руки. После смерти отца (когда ⁠Гаспар Крижанич умер, Юрию шел ⁠шестнадцатый год) решил посвятить себя духовной карьере. Учился ⁠сначала ⁠в Загребе, потом в семинарии в Вене, потом – в знаменитом на весь тогдашний католический мир Болонском университете, где изучал богословие и юриспруденцию. Из Болоньи перебрался в Рим и вступил в греческий коллегиум святого Анастасия, созданный папами для распространения унии между православными.

Молодого ученого (ему 22 года) занимало желание вернуть заблудших славян в мир единой веры. В поисках аргументов за унию он изучил (вдобавок к латинскому и немецкому) греческий, прочел немало трудов византийских богословов и написал по-латински трактат против них – «Всеобщая библиотека схизматиков». От греческого перешел к русскому – ему надо было знать, что о вере пишут книжники в Московском царстве. 18 лет хорват сидел в библиотеках, разбирался со старыми книгами, думал. Где-то там и случился перелом, смена точки зрения, радикальное изменение интересов.

Нет, не то, чтобы вопросы веры перестали его занимать. Он по-прежнему считал, что вера во Христа выше мелких различий, из-за которых христиане ссорятся между собой и даже ведут войны. Но более важным делом ему стало казаться просвещение славянских народов, которые все больше и больше отстают от Запада, и рискуют потерять собственную государственность (как это уже случилось у него на родине), или оказаться рабами немцев. Или вовсе исчезнуть – как обитатели Восточной Пруссии, уничтоженные немецкими колонизаторами.

Немцев хорват возненавидел: «Немцы настоящая саранча, скнипы, пагубная зараза земли». Скнипы – это вши. И Крижанич решил, что для всеславянского сопротивления немецкой заразе нужна точка опоры. И увидел ее в Московии – одном из двух независимых славянских государств, которые тогда существовали в мире. Была еще Речь Посполитая, католическая держава, более близкая и понятная по духу. Но, увы, бессилие короля и всевластие аристократов, как считал Крижанич, не годятся для реализации его идей. Позже в своей «Политике» он напишет: «Если бы кто-нибудь обошел кругом весь свет, чтобы отыскать наихудшее правление, если бы кто-нибудь нарочно захотел придумать наихудший способ правления, он не смог бы найти иного, более подходящего способа, нежели тот, коим ныне правят в Польской земле. А главные причины этого – своевольство, чужебесие и чужевладство».

Да что там, он даже стихи сочинил, чтобы побольнее обидеть поляков (в оригинале – на латыни, перевод на русский А.Гольдберга):

Польша – это новая Вавилония,

Немцев, цыган, армян и шотландцев колония,

Рай – для евреев, ад – для крестьян,

Клад для чужеземцев и бродяг из всех стран.

Земля ее – прибежище для людей всего мира,

А для расточителей – корчма и квартира.

Сеймы собираются непрестанно,

Люди волнуются постоянно,

Чужеземцы ею управляют,

А все народы ее презирают.

Пришлось искать дорогу в Москву. Да, к схизматикам, но зато к независимым схизматикам, управляемым самодержавным («самовладным») государем. В 1658-м в Вене Крижанич встретился с послами Алексея Михайловича, которые нанимали иностранцев для работы в России. Практически любых – лишь бы были согласны ехать. И предложил им свои услуги.

От Москвы до Тобольска

В 1659-м Крижанич прибыл в Москву. Чем он примерно год занимался при дворе тишайшего государя, непонятно. Но зато понятно, чем его занятия кончились: он довольно смело рассуждал о том, что различия между верой православных и верой католиков – политические, и собственно к вере отношения не имеют, их можно игнорировать, как маловажные. Не успел, видимо, сориентироваться, не понял, какое значение московские книжники и московские знатные люди (которые, в отличие от Крижанича, университетов не кончали) этим различиям предают. Не оценил, как занимают умы бои вокруг обрядовых различий, начавшиеся после реформы Никона.

В общем, договорился: в январе 1661 года его перевели в Тобольск. Формально его не сослали, а как бы отправили в командировку – «чтоб быть у государевых дел, у каких пристойно». Никаких, впрочем, пристойных дел для него в Сибири не нашлось, но его не трогали, и более того, ему положили жалованье – семь с половиной рублей в месяц, вообще по тем временам неплохое, и уж точно вполне достаточное для неприхотливого ученого. И он воспользовался ссылкой для продолжения ученой работы – все его самые знаменитые книги написаны именно в Тобольске.

Итак, славяне должны осознать свою общность, чтобы вместе противостоять западной угрозе. Но для этого им нужно понимать друг друга. Им нужен общий язык. И Крижанич решил придумать такой язык. Так появилось «Грамматично изказание» – грандиозный проект по объединению хорватского (куда без него?), русского и церковно-славянского языков. Автор показал себя выдающимся лингвистом – «Изказание» считается первым в Европе трудом по сравнительному языкознанию. Но задача автора – не анализ, а синтез. Русский язык, утверждает Крижанич, – главный, от него произошли все прочие славянские языки, но теперь его уже недостаточно. Он старательно чистит свой славянский эсперанто от иноземных заимствований, и собирает из кусков новый, который был бы понятен всем единоплеменникам в Европе.

Кстати, язык получился действительно более или менее понятный. Читать тобольские труды Крижанича в оригинале можно даже без специальной подготовки, хотя не то, чтобы совсем уж просто.

Много позже специалисты высоко оценили эту работу тобольского ссыльного. Но нас интересует не лингвистика. Нас интересует политика.

Напутствие царю

Как раз на этом своем новом русском языке Крижанич и написал «Политику» или «Разговоры о владетельстве». Жанр определить непросто. Он пытался создать одновременно и энциклопедию, вмещающую все важные знания о мироустройстве, которые преподавались в тогдашних университетах, и очерк современного состояния дел в России, и футурологический трактат о том, как должно быть устроено правильное славянское царство. Да еще и распихал повсюду разные мелкие мысли, иногда остроумные, иногда – странные, всегда любопытные.

Вот, к примеру, пассаж о пользе табака: «Почему же учрежден сей запрет в этом царстве (речь о державе турецкого султана – И.Д.)? Конечно, не из-за того, что это грешно. Ибо если бы просто было грешно курить табак, то не разрешалось бы его курить ни воинам на войне, ни рудокопам в рудниках, а им это дозволено. Грешно бывает, как это часто случается, не знать меры в курении табака, так же, как и в питье вина, и в жизни с женщинами. Но тот, кто соблюдает меру, тот может и вино пить, и с женой своей жить, и табак курить, не греша. И если табак запрещают из-за греховности его, то больше причин есть к тому, чтобы запретить вино и женщин, ибо из-за этих двух вещей совершается больше грехов, нежели могут случиться из-за табака».

А вот анализ форм государственного устройства: «Существуют три способа благого правления, а наилучший из них – самовладство. Испорченные правления также бывают разными, а наихудший из них – тиранство. Во-первых, посадское правление или общевладство становится анархией, безвластием, при котором весь народ буйствует и каждый наипоследний хочет быть государем. Во-вторых, испорченное боярское правление – это олигархия или маловладство: когда несколько человек незаконно захватывают господство и властвуют неправедно. В-третьих, королевская власть становится тиранством, когда какой-нибудь один правитель алчно и беспощадно притесняет и грабит весь народ». Ну и так далее. Читавший Аристотеля легко опознает первоисточник, и отметит, как ловко хорват изобретает славянские термины взамен греческих: общевладство – это демократия, а боярское правление – аристократия. Но русские современники Крижанича никакого Аристотеля, естественно не читали. А надо бы.

А зачем надо бы? А вот зачем: вообще-то Россия довольно отсталая страна, а русские, к сожалению, очень не любят замечать свои недостатки. Этими недостатками охотно пользуются иностранцы (в первую очередь, немцы, разумеется, но не только). Иностранцы могли бы просветить славян, поделиться знаниями, но не хотят. Вообще, у них совершенно другие цели. Они сознательно развращают русских – женщин приучили румяниться (это, кстати, клевета: традиция натирать щеки свеклой древняя, иностранцев как раз эта привычка русских дам сильно изумляла), мужчин – нежиться на трех перинах, знать – носить чрезмерно роскошные наряды. Они хотят выжимать из русских деньги, хотят, чтобы славяне были слабыми и глупыми, чтобы постепенно их захватить или уничтожить.

Правильный русский царь должен положить конец чужебесию. Переучредить общество (Крижанич придумал целую новую схему сословий), внедрять просвещение и скромность, отучить подданных от пьянства и взяточничества, перестать применять к знатным людям унизительные телесные наказания, реформировать армию – отчасти на европейский манер, а отчасти так, чтобы она могла эффективнее воевать с татарами и турками. Но главное – оградиться от всех бесполезных иностранцев, допуская в государство только тех, кто может принести реальную пользу. С этими наш автор готов мириться, как с неизбежным злом. Он их так и называет – «неизбежные гости».

Ах, да, важное. Царя (вернее, короля, общеевропейский термин уместнее) всегда должны звать Богданом. Чтобы подданные понимали, что он – божий посланник.

И тогда Россия процветет, а все прочие славяне увидят в ней опору для своего национального возрождения. Кстати, насколько можно судить, он вовсе не хотел поглощения прочих славянских земель Московским царством. Крижанич – за цветущую сложность славянского мира.

Он рассчитывал, что книгу его прочтет царь. Переименуется в Богдана, перестроит державу и спасет славян от немцев. Но царь его книгу не читал.

Отец панславизма

16 лет Крижанич писал свои книги в Тобольске. А признания пришлось ждать еще дольше – лет этак около двухсот. Открыл его читателям славянофил Петр Бессонов, идеологи панславизма с уважением отзывались о трудах хорватского патриота Московского царства. Великий русский историк Николай Костомаров нашел место для его биографии в своей знаменитой книге «Господство дома Романовых». Деятельность Крижанича он оценивает так: «Крижанич первый искал будущего центра славянской взаимности в России, но вместе с тем он не впадает в политические утопии, не мечтает о всеславянском царстве под московским скипетром, не подвигает царя к нелепой мысли о завоевании славян, напротив, хочет достигнуть этого желанного единства путем сближения духовного, поставивши племенное начало руководящею нитью, требуя предпочтения славян другим иноземцам, хочет, чтобы все славяне были признаваемы за единый народ помимо всяких различий, устанавливаемых церковными и государственными связями». Костомаров не знал, что стало с Крижаничем после ссылки. Ну, может, оно и к лучшему.

В 1676 году Алексей Михайлович умер, а Крижаничу разрешили вернуться в Москву. Но, посидев в Тобольске, он понял, что немного переоценил готовность русских царей к реформам, и уехал в Польшу. Там вступил в орден иезуитов, оказался в армии короля Яна Собеского, и через несколько лет погиб в битве с турками под Веной.

Идеи панславизма за прошедшие века сильно поизносились, а свершения нынешнего государя нашего в одной соседней славянской державе и вовсе их похоронили. Зато осталась книга Крижанича – чудаковатый, любопытный сплав западной университетской образованности и антизападного всеславянского патриотизма.

«Политика» на русском языке впервые вышла в 1965-м, в переводе А.Гольдберга, в издательстве «Наука».