Поломанная Богородица

1.

Первое, что вы ощутите при входе в лечебницу – это запах дерьма, мочи и сигарет. Уборку здесь проводят часто, но такие уж здесь бывают пациенты – некоторые не подтираются, некоторые по ночам мочатся в кровать. Хоть таких и меньшинство, но этого вполне достаточно для создания непередаваемых ароматов. Сюда прибавить сигареты – своеобразную внутрибольничную валюту – и получим уникальный парфюм, типичный для большинства лечебниц. Эта стойкая вонь уже, кажется, впиталась в стены и никакими химикатами её оттуда не выжечь – разве что раскатать больницу бульдозером и закопать руины поглубже в землю. Но всё же к запаху привыкаешь. Через некоторое время вонь даже не будет способна отбить вам аппетит.

В коридорах и палатах довольно унылая атмосфера – иного ожидать и не следовало. Полно тараканов, хоть их и регулярно травят. Наверное, мало удовольствия в том, чтобы просыпаться посреди ночи и чувствовать, что по тебе что-то ползет. Однако следует сказать, что наша лечебница ещё не самая плохая – существуют места гораздо хуже и персоналом, и самими условиями содержания. Просто очень сложно из такого безрадостного места, как психиатрическая больница, сделать уютный люкс отель.

Пациентов у нас распределяют по различным отделениям. В сущности, отделение представляет собой коридор, запираемый железной дверью. Тут есть и комната с диванами и телевизором, есть и кухня. В буйных отделениях, конечно, нет кошмаров, какие можно увидеть в кино, как например в «Поворот Не Туда», однако мне в этих отделениях не раз доставалось от пациентов: и кусали до крови, прилетало кулаками в морду, и ногами по рёбрам. Не расслабишься – это уж точно. И если днём пациенты ведут себя терпимо, то по ночам в их голове словно щёлкает рубильник – лечебница превращается в адскую карусель. Например, по молодости меня здорово впечатлил случай, когда я в одиночку шагал по мрачному коридору и вдруг обнаружил, что за мной по пятам увязалась девушка, передвигавшаяся неестественным образом на четвереньках, прямо как паук. Сейчас через призму профдеформации этот случай мне бы показался смешным, но тогда я был готов рвануть к выходу из отделения.

Особо взбесившихся больных крутят санитары и привязывают фиксирующими бинтами к кровати, чтобы дел не натворили. По кумполу санитары получают не редко – сложная у парней работа, проявлению вежливости не способствует, поэтому иногда могут и переборщить с жестким обращением. Оно и понятно – когда тебя заплёвывают, кусают и пинают, то проявлять сердечную доброту непросто. Я частенько слышу истории из других больниц, как там санитары издеваются над пациентами, вымещают на них свою злобу, но в нашем заведении такого не замечал.

Если относиться ко всему происходящему в этих стенах с чрезмерной долей серьезности, что свойственно людям моральным и эмоционально чувствительным, то хорошим это не кончится. Вы либо не выдержите всего концентрата ужаса, творящегося здесь, и уволитесь, либо же сами станете пациентом, словив депрессию. Ваша душа попросту не выработает того огромного количества сострадания и сочувствия, которого заслуживают пациенты, какой бы широкой душа не была. Жутких жизненных историй здесь полно. Например, семнадцатилетняя девушка, еще даже не успевшая окончить школу. Поздним вечером она нарвалась на компанию пьяных отморозков и её изнасиловали, после чего ей и сорвало крышу. Другой пациент ­– мужчина средних лет видел, как его дочь заживо сгорала в обломках автомобиля. После столкновения ему удалось быстро выбраться, но дочь зажало искуроченным металлом. Отец ни чем не смог ей помочь. И это лишь малая часть местного ужаса – всё не перечислить. Некоторые люди просто живут самой обычной жизнью без каких-либо эмоциональных потрясений, но по каким-то причинам их поведение меняется до неузнаваемости. Они теряют способность адекватно общаться с другими, карьеры и семьи ломаются, а через некоторое время эти люди угождают сюда.

Я убежден, что единственное место, по-настоящему достойное фильмов и литературы ужасов – это психиатрическая больница. Здесь кошмары всех мастей воплощаются в реальность. И лучше бы ко всему этому привыкнуть и спрятать своё собственное психическое здоровье за стеной профессионального цинизма и юмора.

За долгое время работы здесь я действительно повидал многое и уже утвердился во мнении, будто не существует вещи, что смогла бы меня пронять – от излишних эмоций я отгородился той самой ментальной стеной. Однако эта холодность относилась к делам обыденным, ко всему тому, что можно было объяснить, что я видел в этих стенах каждодневно. В конце мая прошлого года на моих глазах и развернулись события, перед которыми я оказался бессилен и которым никакого толкового объяснения дать не смог. Эти события до сих пор вызывают во мне ужас, порождённый непониманием природы того, с чем мне пришлось иметь дело.

Ночью полиция направила к нам в лечебницу сразу шестерых – целую деревенскую семью и одного стороннего человека, который был с ними «заодно». Поступившие пребывали в очень возбужденном состоянии и почти утеряли самообладание. «Бились в истерике» – вот наиболее понятная, хоть и не медицинская, характеристика их поведения. С первого взгляда стало ясно, что они чем-то сильно напуганы, шокированы, однако выражали они свои мысли спутанно. Я бы и не обратил на всё это внимания сверх меры, не будь их так много – всё сразу списал бы на вещества или белую горячку. Во время белой горячки люди могут увидеть и не такое. Начинается настоящий цирк: то больные слышат голоса из, например, кастрюли, больные могут видеть проезжающих мимо лыжников, умерших родственников и прочий сюрреализм. А чего уж говорить о психоделических веществах – бэдтрипы никто не отменял. Некую «Поломанную Богородицу», о которой можно было услышать от поступивших, тут можно было посчитать вполне себе подходящим случаем, если бы только не одно обстоятельство – массовость самого явления. Абсолютно все они твердили одно и то же.

Во второй половине того самого майского дня в отделение полиции по телефону обратился обеспокоенный паренёк и передал, что его родственники нашли нечто необъяснимое и теперь бесятся, ведут себя очень неадекватно и пугающе. Конечно, в отделе этим заниматься было некому и незачем, потому что никакого состава преступления или правонарушения даже по описанию не было, но всё же это дело передали участковому, который навестил семью только к ночи. Полицейского у ворот деревенского дома встретил шестнадцатилетний паренёк – ждать участкового ему пришлось несколько часов, поэтому, когда он увидел мужчину в форме, то обрадовался, будто ожидал, что сейчас кошмарный сон закончится.

Дома действительно были найдены люди в неадекватном состоянии, которое участковый вполне справедливо списал на последствия употребления наркотиков. Паренёк же всё не умолкал и говорил, что причина на самом деле крылась в некой «ужасающей иконе», обнаруженной его семьёй во время распашки поля. Сам он вовремя смекнул – в поле лучше не соваться и поэтому представление об опасности имел лишь на уровне обрывочных фраз, что довелось ему услышать от своих родственников. Участковый, конечно, не отнесся к словам юноши серьёзно, однако тот оказался слишком уж настойчивым и поэтому полицейский, вооружившись фонариком, направился осматривать место. То ли из-за темноты, то ли из-за небрежного осмотра (кому захочется марать ботинки о свежевспаханную землю?), а может и из-за того, что «ужасная икона» являлась лишь выдумкой – участковый ничего подозрительного там не нашёл.

Оставлять без присмотра шесть человек, испытывающих крайне негативные психические состояния, участковый не хотел — дело могло плохо кончиться, к тому же он был уверен в наркотической природе происшествия. Участковый вызвал бригаду медиков, чтобы те в дальнейшем провели экспертизы и решили, что с этими людьми делать дальше. С перевозкой пациентов пришлось повозиться.

Следов наркотиков, однако, в их крови не обнаружили, что уже прибавило делу странности, а с алкоголем проблемы были только у тракториста, который в тот день вспахивал поле семейства. Однако даже в его случае это был не делирий. Люди явно оказались чем то травмированы.

Всех поступивших мы расположили в надзорной палате – следовало наблюдать за их состоянием, более точно определить диагноз, перед тем, как перемещать в общее отделение.

Было очень интересно, особенно когда после трудных опросов у нас сложилась общая картина произошедшего. Все твердили одно и то же, будто сговорившись, хотя на сговор это похоже не было — чтобы отыграть так натурально, нужно быть даже больше, чем профессиональными актерами. Это бросало мне вызов, как человеку, привыкшему всё объяснять с позиции науки.

Во время распашки поля тракторист заметил, как из-под бороны вытащился свёрток из грязных полотенец. Подгоняемый любопытством он спустился и развернул свёрток – дальше события разворачивались известным нам образом. Только лишь тот шестнадцатилетний паренёк додумался не заходить в поле – остальные сбегались на крики и из любопытства глядели на то, что было завёрнуто в полотенца. Со слов пациентов – это была некая икона Богоматери. Но не обычная. На ней было отображено нечто до ужаса поломанное и искаженное. Непередаваемый вывих облика, ввергающий увидевшего икону в жгучий кошмар, в бездну страха.

У пациентов очень острая реакция на некое травмирующее событие, говорили они об одном и том же, все описываемые детали совпадали, и расхождений в изложениях почти не было никаких. Однако следовало брать во внимание и факт, что никакой иконы около трактора (а именно только около него и следовало искать) так и не нашли. Пациенты уж точно никуда не брали её с собой – это подтвердил и паренек. В чём же тогда дело?

У этих людей могли иметься схожие мысли, которые постоянно культивировались, тем более люди были религиозными, а так же не исключено, что в деревне могла ходить старая мистическая байка о некой «иконе». К этому прибавить давление группы увидевших "нечто" первыми и этим самым внушивших остальным, будто там действительно что-то было. Все эти факторы сложились и проявились вот таким образом. Короче говоря – массовая галлюцинация и чрезмерная впечатлительность необразованных людей. Такие вещи были вполне объяснимы с позиции учений о бессознательном. Ведь у каждого из нас существует множество неосознаваемых связей, незаметно побуждающих к определенным мыслям и действиям после того, как мозг воспринял некий «триггер»: звук, мелодию, запахи… Пострадавшие могли иметь общий триггер, который и оказался первой искрой внутри пороховой бочки. И это объяснение – лишь первое пришедшее мне в голову, одно из десятков возможных, но сокрытых от взора из-за неполноты картины…

Однако время шло, а тревожность пациентов совсем не спадала, хотя после травмирующих событий такая возбужденность должна идти на спад уже через несколько часов. С самого начала тихо себя вёл лишь отец семейства – он ушёл в себя и отгородился от внешнего мира, вяло и заторможено реагировал на вопросы. К вечеру первого дня он громко разрыдался, а потом уснул и спал очень беспокойно. Остальные же не находили себе места и всё говорили о Поломанной Богородице, будто они никак не могут выкинуть её из головы. Некий пугающий образ буквально маячил перед их глазами, и никуда от него нельзя было деться.

На следующее утро от дежурного санитара я услышал плохую новость – ночью у пациентов произошло ухудшение состояния. Особенно у матери семейства. Обострение случилось у всех – больные видели одну и ту же галлюцинацию, но у матери, судя по симптомам, развилась ещё и зрительно-пространственная агнозия. Женщина оказалась полностью дезориентированной и даже не смогла подняться с кровати. Она не ослепла, но её мозг утратил способность правильно воспринимать окружающее её пространство – всё вокруг чудовищным образом «поломалось».

Именно тогда ко мне в голову впервые закрались сомнения и порожденная ими иррациональная тревога – ещё обитающая на обочине сознания, отрицаемая разумом, но постепенно набирающая силы.

2.

В лечебнице ситуация лишь усугублялась, становилась всё более пугающей. Неизвестно по какой причине, но симптомы зрительно-пространственных агнозий стали проявляться и у остальных членов семейства. К полудню они выразились у обоих братьев-близнецов двадцати лет, затем у отца, дедушки, а во время ужина и у Влада – тракториста, который увидел ту икону первым. Влад просто не смог донести ложку с едой до своего рта – его мозг дезориентировался и перестал давать отчёт о положении конечностей, отчего Влад просто не смог определить, как следовало двигать руками, чтобы поднести ложку ко рту. Чуть позже Влад разучился распознавать и совокупность предметов, при этом сохранив способность узнавать предметы по одному – долго в них всматриваясь. И подобные симптомы наблюдались у всех.

Пациенты ощущали, что пространство совершенно изменилось, стало каким-то другим, будто бы в нём «появились некие новые пугающие грани». Они не чувствовали своего тела – оно будто поломалось, разлетелось на осколки, соединилось с пространством, будто бы от всего тела остался лишь один больной разум, которому некуда бежать, некуда деться от этого кошмара.

Состояние со временем ухудшалось. Прогрессирующая агнозия? Такое я видел впервые. Дело в том, что агнозии – это следствие повреждений в различных отделах мозга, а если агнозия усугубляется со временем, да еще и так стремительно – это значит лишь то, что в головах больных происходят некие опасные процессы, захватывающие всё новые и новые участки мозга. Травм головы у больных обнаружено не было, инсульты – тоже исключены. Чтобы выяснить причины развития агнозий, пациентов в срочном порядке направили на МРТ. Но что оказалось ещё более странным – МРТ не выявила никаких дегенеративных процессов, никаких опухолей и повреждений. Однако было очевидно, что нечто всё же происходит. Агнозии не могли развиться в здоровом мозге! Некие глубинные и тонкие изменения в коре, непонятно чем вызванные, которые нельзя зафиксировать?.. Из-за невозможности определить природу изменений – невозможно было определить и метод лечения. Я оказался загнан в тупик и совершенно не понимал, что предпринимать. А ведь помимо агнозий у больных были зафиксированы и галлюцинации. Они проявлялись у них именно ночью – когда обычно и обостряются все психические заболевания. Однако была в этих галлюцинациях одна действительно пугающая вещь – больные видели одно и то же. Я бы мог снова списать это на массовые галлюцинации, но любопытство и та самая тихая тревога в глубине души вынудили меня остаться в надзорной палате на ночь. Я не мог просто уйти и затем спокойно спать у себя дома. Следовало убедить себя, что это действительно массовая галлюцинация, феномен, который можно хитро объяснить.

Я исходил из того, что хоть мысли у больных и могли культивироваться одинаковым образом, но галлюцинация уж точно не могла быть абсолютно одинаковой для всех. А значит, мне нужно было разделить пострадавших, чтобы те не могли даже одним лишь своим взглядом намекнуть своему товарищу по несчастью, где находится эта галлюцинация.

– Где стоит эта старуха? – спрашивал я поочередно у пациентов. Те прищуривались, пытаясь сориентироваться в пространстве сквозь пелену агнозии, находили взглядом изголовье кровати и испуганно отвечали.

– Вон же она… У кровати стоит…

– Как она повёрнута? Куда смотрит и что делает?

– Она смотрит… на вас, доктор…Она просто стоит…

Затем я уводил больного из палаты, заводил другого и получал аналогичный ответ. Все они смотрели в одну и ту же сторону, хоть и не могли ориентироваться в пространстве. Черноволосая старуха с худым лицом – это единственное, что они видели хорошо и отчетливо.

И это пугало. По-настоящему пугало, потому что я совершенно не мог объяснить это. Серия совпадений? Я бродил вокруг кровати, проходил сквозь то место, где якобы стояла старуха, но ничего особенного там не ощущал. Примечательным то место не было совершенно. Что же могло пациентов бессознательно притягивать именно к тому месту и вызывать этим галлюцинацию? Старуха не реагировала ни на мои обращения к ней, ни на слова пациентов, которые опасались к ней обращаться. Я говорил себе, что мы еще многого не знаем, многого не понимаем, что человеческий мозг невероятно сложен и недостаточно изучен. Но всё равно этот ночной эксперимент только лишил меня покоя, разволновал ещё больше.

Перед больными навязчиво проскакивал пугающий образ той самой иконы. У некоторых образ проскакивал реже, у некоторых же он мельтешил почти постоянно, как то было у отца. Он не мог никуда деться от этого образа, закрывание глаз не помогало, вертеть головой из стороны в сторону – тоже. Поэтому он стал пытаться выцарапать себе глаза. Повезло, что дежурный санитар вовремя сообразил, к чему клонится дело и связал пациента фиксирующими бинтами. Тот не успел нанести себе никакого вреда – ведь его глаза попросту затерялись среди обломков тела, в тумане жуткой агнозии. Руки не смогли найти их.

После этого привязанный принялся вопить, будто эта старуха подошла к нему и принялась капать ему на лоб из некоего блюдца водой. По одной капле. Остальные лишь подтвердили его слова. Поначалу отец еще пытался сохранить спокойствие, но потом зашёлся в громком крике, чем здорово напугал своих близких. Капли, якобы, колотили в голову с силой молотка. Нам пришлось успокоить его препаратами, уж слишком тяжелый стресс он испытывал.

К утру я оказался совершенно измотан, как, впрочем, и пациенты. От кошмаров им практически не удавалось спать, жуткая галлюцинация не давала им покоя. Мне удалось проспать в общей сумме часа полтора, поэтому на утро в глазах был песок и я чувствовал некую заторможенность и даже безразличие. Пришлось принять немного кофеина, чтобы взбодриться. Я подумал, что в таком состоянии эти пациенты и мне смогут внушить что угодно и в итоге я сам увижу чёртову старуху с ужасающей иконой.

Симптомы тем временем всё прогрессировали. Когда отец отошел от препаратов – старуха снова пристала к нему и принялась за пытку каплей.

Примерно в два часа дня к нам в лечебницу заявилась рыжая девушка, довольно необычно одетая – в моих глазах даже зарябило от ядовито-разноцветных калейдоскопических узоров на её кофте. Девушка сказала, что хочет поговорить со мной насчёт недавно поступивших больных. Вышел я к ней с большой неохотой – хотел немного выспаться в ординаторской, пока вырвалась свободная минутка.

– Они увидели Икону? – бахнула она безо всяких приветствий, едва лишь я подошёл.

– Вроде того. Вы тоже увидели, раз уж пришли сюда?

– Где икона? Её забрали? – девушка была насторожена и серьезна.

– Вы представьтесь для начала.

Девушка задумалась, будто взвешивая в голове что-то, но потом снова заговорила:

– Мне нужно срочно знать, куда делась икона.

Она была напряжена и явно не спешила представиться, а я оказался слишком уставшим и поэтому не стал давить:

— Нет никакой иконы. Это была галлюцинация.

— Как это галлюцинация? — удивилась рыжая девушка.

– Обычная массовая галлюцинация.

— Эта икона... Она принадлежала моей бабушке… Я её держала в своих руках – это не может быть галлюцинацией.

– Вот как.

– Вы уже наверняка знаете, что икона опасна и видели последствия. Её нужно спрятать от других людей. Где она?

— Бабушке принадлежала, значит? И что это тогда за икона? – спросил я.

— Я не знаю, я не видела изображения… После своей смерти бабушка оставила эту икону мне, завернула в полотенца. А мне завещала зарыть свёрток в неприметном месте, в вишневом саду. При этом ни в коем случае никому икону не показывать и самой не заглядывать внутрь…

– Вишнёвый сад? Вы промахнулись – икону нашли в картофельном поле.

– Вовсе не промахнулась, – нахмурилась рыжая. – Кто же знал, что новозаселившиеся туда люди выворотят весь сад и решат садить там картофель? Спросите у них сами, что там было до этого... Я совсем не придумала места получше, чтобы припрятать чертово наследие... Но кто же знал?..

– Откуда же такая икона взялась у вашей бабушки?

– Я не знаю этого. Но моя бабушка творила нечистые вещи…Короче говоря, как по деревне слух пошёл, что в доме мертвой ведьмы нашли какой-то предмет и потом все увидевшие его сюда загремели – я сразу все поняла.

– Ведьма, значит…

– В поле самой зайти мне смелости не хватило. Но я думаю, что икону могли утащить заинтересованные люди для своих целей... Вы ведь представляете, насколько опасна икона? Вы уж точно видели последствия, поэтому я и думаю, что вы поймёте меня. Икону нужно спрятать.

– Но ведь никакой иконы не нашли.

– Вы искали?

– Полиция искала.

– Вот-вот. И не факт, что полицейские и в самом деле не нашли.

– Во всяком случае, если тут, как в фильмах, замешаны всякие секретные агенты – мы уже ничего точно не узнаем, – ухмыльнулся я.

– Так вы не относитесь к этому серьёзно?

– Не знаю. Я слишком сонный, чтобы толково обдумать эту ночку. Тут происходили удивительные вещи… Чего только стоит одинаковая на всех галлюцинация – видят черноволосую старуху с худым лицом… Уж не ваша ли это бабушка? – спросил я скорее лишь ради шутки, но рыжая девушка испуганно ахнула.

– О, Господи…

∗ ∗ ∗

Оказалось, что по описанию та галлюцинация очень сильно походила на умершую ведьму. Рыжая девушка представилась Дарьей. Она восприняла рассказ об этой галлюцинации очень остро – ведь бабушка заменила ей погибшую во время родов мать. Всё свое детство и юность она провела в доме у ведьмы. По словам Дарьи – ей часто доводилось наблюдать странные вещи, хоть бабушка и старалась оградить свою наследницу от темных дел. Я же слушал её рассказ с изрядной долей скепсиса – иначе и не мог. Любая мистика вызывает у моего мышления почти полное отторжение.

– Что же в таком случае побуждает её «душу» здесь оставаться? – спросил я.

– Её астральное тело, как у любой ведьмы, слишком сильно развилось, поэтому не смогло отпустить душу в иной мир. Потому что астральное тело думает, что погибнет без души.

Я не удержался и всё-таки хохотнул – всякого рода эзотерика у меня, материалиста, вызывала лишь насмешку.

– Что-то не так? Вы ведь сами видите, что творятся необычные вещи.

– Вижу. Но отношусь к этому скорее как к некому необычному феномену, который следует хорошенько изучить.

– Не все вещи в этом мире поддаются объяснению. За Гранью находится совсем иная логика. Но, если не хотите – не верьте, я вас не заставляю.

– Хорошо… И как же сделать так, чтобы астральное тело отпустило душу?

– Ведьма перед смертью должна была передать свой дар кому-то.

– И почему же не передала?

– Этого я не знаю. Когда она мне предлагала его, то я отказалась.

– А чего так? Это же настоящие суперспособности.

– Вы ничего не понимаете. Её сильное астральное тело заменило бы моё, во мне бы жил другой. Подселёнка. Такое и даром не нужно.

– И каким же образом происходит замена астральных тел? – поинтересовался я.

– Начну с того, что её душа – это низкочастотная энергия, потому что при жизни она свою магию производила через нижний астрал, через общение с мёртвыми.

Я лишь кивал головой, с трудом выдерживая спокойное выражение лица типичного психиатра, беседующего с пациентом.

– Она развилась неравномерно. И эта самая сильная низкочастотная энергия не давала ей уйти в иной мир. Оттого и существуют призраки, потому что у некоторых людей заряд энергии очень велик. И эту энергию она должна была передать мне или кому-то ещё.

– То есть необязательно быть родственником? – спросил я. Несмотря на сонливость и рассеянность – очень уж хотелось подколоть её. В голову ничего только не шло.

– Вовсе нет.

– А как же происходит сам процесс передачи?

– Этого я не знаю, я же не ведьма. Просто касается рукой. Но подробного механизма я не знаю.

– Хорошо, допустим… Вы говорили о некой низкочастотной энергии. Если речь шла о частоте, то можно заключить, что это «что-то» имеет колебания. Так? Значит, из курса физики, следует, что это радиоволны? Радиоволны тоже имеют энергию. Значит, мы можем просто поставить заглушки, какие ставят школьникам на экзаменах и это изгонит призрака и спасет пациентов. Так?

– Нет, вы не сможете услышать эти волны по радио. Это психические волны, они мало общего имеют с радиоволнами.

– Ясно, – сказал я вслух, а сам подумал: «Удивительно, что здоровые люди могут нести подобную чушь».

– Почему же вашу бабушку видят только те, кто посмотрел на икону?

– Этого я не знаю. Возможно, это как с телевизором – вокруг нас много радиоволн, которые мы своими глазами не видим, но это ещё не значит, что их нет. А та икона каким-то образом позволила настроить восприятие этих людей таким образом, чтобы они смогли видеть сущности.

– Звучит логично, надо признать, – почесал я затылок. – Особенно если учесть, что у пациентов развились всяческие агнозии – искажения реальности.

– Что в вашем понятии «реальность»? Мы воспринимаем предметы с помощью несовершенных органов чувств – искажать нечего. Вы психиатр и должны понимать, что нервные импульсы в нашем мозгу не дают прямого доступа к реальности. Вообще наше ощущение пространства и времени ограничено сознанием.

– Понятно…– сказал я, подготавливаясь принять массив сектантской словесной эквилибристики. – А икона, значит, позволила им расширить это самое сознание, так?

– Возможно, я не знаю природы этой иконы. Моя бабушка сожгла все свои основные записи перед смертью, чтобы они никому не попали в руки.

– А по-моему зря. Ведь если что-то такое действительно существует, то её поступок лишил науку великолепных исследовательских материалов.

– Науку? Наука находится не в самых лучших руках – по ядерным бомбам знаем. Понимаете, есть вещи, о которых человечеству лучше не знать. Тем более я сомневаюсь, что чёрная магия принесёт кому-то пользу. Разве что горстке олигархов или военных.

– Да, пожалуй, тут вы правы. Но рано или поздно человечество всё равно столкнётся с этим.

– Тогда это будут последние счастливые дни на Земле.

Часть 2>