Пока никто не видит. Глава 14
Путь к вершине
Веки застыли, долгое время я смотрел в белую пустоту монитора, не решаясь приступить к печати. Рядом лежала гора нетронутой бумаги, которая должна была превратиться в отражение вымышленной действительности. Каждый раз, когда я смотрел на нее, мои внутренности уплотнялись и становились невыносимо тяжелыми. Моя дневная оболочка становилась для меня клеткой. Хотелось сорваться с места и убежать, споткнуться, покатиться по лестнице, а потом снова бежать. Я уже представлял, как делаю это, когда смена подходила к концу.
У пропускного пункта образовалась толкучка. Норовившие выскочить из теплой норы обитатели офисов, взволновано шептались, пытаясь выяснить, что же происходит. Довольно странная человеческая привычка. Вместо того, чтобы помолчать, оглядеться, и разобраться, им нужно было обращаться к таким же недоумевающим персонажам. Наконец умы нашего общества осенила мысль заткнуться, после чего я услышал голос начальника:
- Минутку внимания, коллеги. Как вы все знаете, сейчас у нас в стране набирает ход предвыборная компания. Поэтому сегодня нам выпала честь встретиться с кандидатом на пост главы государства, по совместительству с действующим президентом. Поэтому прошу вас вместе со мной проследовать к Дворцу…
«Прошу». Интересно, а что случится, если отклонить эту просьбу? Найдутся нарушения, или всплывут прошлые опоздания на работу, которые повлекут дисциплинарные взыскания? Странные все-таки просьбы у начальников. Нужно было откликнуться на просьбу – не хотелось терять лишнюю копейку. Видимо, рудиментарная жажда накопительства по-прежнему таилась во мне. А значит, все-таки Ведьма была права. Нужно было двигаться дальше, чтобы достичь нирваны.
В толпе послышались возмущенные вздохи и мерзкое крысиное ерзанье. Что, господа, нужно домой? В уютную норку? Ой, только не нужно делать этих ошарашенных лиц, как будто вы только что вывалились из женского детородного органа. Конечно, легко запихивать на массовку врачей и учителей, рабочих государственных предприятий, солдат срочной службы, школьников, студентов. А теперь пришла пора и вам ответить за свою гражданскую сознательность! Правда, эта пора пришла и ко мне.
Через полчаса я в компании таких же безвольных серых мышей лицезрел, как действующий президент страны – Самаэль Эдемски, взмахами рук посылает нам заряды энергии.
После каждого посыла, мы подымались и, подвывая, аплодировали. Нужно было быть готовым к этому. Глава шел на второй срок, поэтому было вполне объяснимым, что он решил выступить перед обожавшими его бюрократами, составлявшими львиную долю среди его потенциальных избирателей. После Эдемски слово взял наш новый начальник. К слову, это был брат Джозипа, а заодно, однопартиец президента:
- Граждане вы свободны в своем выборе, и я призываю вас сделать правильный выбор…
Безусловно, мы сделаем правильный выбор, на который нам сутками как бы намекают с телеэкранов, изображений на билбордах и листовок, от которых ломились наши почтовые ящики
-…наша партия близка к сердцам простого народа.
Вот только об этом не надо, пожалуйста. Сколько можно трепаться об одном и том же. Конечно, и президент, и я, и все мы очень близки к народу, переживаем за него, опекаем. Только вот почему ты, мой милый друг, так поспешил забыть о своем происхождении из простых крестьян, обвешавшись блестящими побрякушками, напялив на себя дорогой костюм и купив автомобиль бизнес-класса? Чего ж ты спрятался от народа в квартире с панорамой на центр города?
У меня зачесалась ягодица, поэтому я незаметно занялся ею, отчего остальную речь слышал обрывками.
-… мирное небо над головой. Мы должны стремиться к добру и любви…
Достаточно странная точка зрения. Почему-то все норовят говорить о любви и мире. Только с самых ранних лет школьные учебники, фильмы романтизируют в нас понятие о войне. И смею заметить, что в армии учат отнюдь не любить. Связка: мир и война – ошибочна по своей сути. Нечто одно здесь явно является лишним.
-…заботимся о благополучии наших семей.
Дальше я не слушал. Я разглядывал жвачку, приклеенную к спинке располагавшегося передо мной кресла. Я чувствовал себя как эта окаменевшая жевательная резинка. Все люди - жвачки. Некогда они были мягкими и ароматными, ходили парочками, прямо как в рекламе. Но это длилось ровно до того момента, пока они не попадали в челюсти потребительской системы, которая сначала выжимала все соки, после чего они становились безвкусными, сплевывались, как переработанный материал, прилипали к одному месту, твердели и больше не могли оторваться, пока их насильно не выволакивали на свалку. Я тоже был приклеен к месту и не имел возможности покинуть его. От этого стало невыносимо тоскливо. Для успокоения я стал прокручивать в голове, сцены убийств. Скольких мы принесли в жертву тьме, что взамен даровала нам свободу? Но почему-то это не приносило радости, наоборот, отягощало еще сильнее. Казалось, что все зашло в тупик. Внутри словно ползали миллионы муравьев, бока съеживались. Непорядок. Нужно было что-то большее.
Ведьма была права. Убийство простых смертных больше не утоляло жажду. Запреты манили к себе, как наркотик. Вначале было достаточно разрисовать стены или разбить стекло на улице, чтобы почувствовать свою независимость, но потом хотелось крови, и мы проливали ее, пока она не загустела и не превратилась в вязкое болото. Казалось, что больше не осталось запретов, которые не были нами нарушены. Это приносило с собой опустошение. Нужно было сделать рывок.
Наконец-то выступление закончилось. И пытаясь найти выход из сложившейся безысходности, я помчался домой, поглядывая на часы.
Мы встретились с Ведьмой у ночного магазина. Я вез ее в тележке для продуктов по безлюдному проспекту. Она расправила руки, как крылья и смотрела в скопление звезд, разбросанных по бездонному небу. Словно в бреду, она плавно покачивала головой и тихонько напевала что-то под нос.
Ни один человек, ни один автомобиль – ничто живое не решалось преградить нам путь, к заветной вершине. Ведь сегодня мы собирались поставить точку во всей этой игре. Мы подняли ставку и планировали нарушить нечто большее, чем просто правило – мы хотели уничтожить сам символ правил.
Мы медленно приближались к окраине города. Было непривычно, что с нами больше никого не было. Было слишком тихо. Но от этого становилось легче дышать, мысли отправлялись в свободное плавание. Казалось, что мы сбросили какие-то невидимые оковы, сдерживавшие нас прежде. Мы приблизились к месту, где железная дорога пересекалась с автомагистралью на самой окраине города. Мы остановились прямо на самом пересечении. Железнодорожные пути опоясывали город, служив его искусственной границей. Пропитанные серостью луны шпалы, сверкая красными огоньками фонариков, мчались во мглу, увлекая за собой. В свободном от отбросов воздухе стоял сильный запах креозота. Этот запах ассоциировался у меня с вокзалом. Возникло чувство, будто я прощаюсь с чем-то, захожу в вагон и уезжаю куда-то далеко. Мы повернулись лицом к городу, чтобы навсегда запечатлеть его в своей памяти.
Мы смотрели, как, отдаляясь от центра городской пирамиды, кварталы становятся все ниже и темнее. На пустыре с ужасным скрежетом раскачивались брошенные кем-то качели. В тусклой иллюминации фонарей мелькали кривые тени людей. Были слышны отдаленные крики о помощи, адресованные обществу глухих. После хлюпающие звуки вонзающегося в плоть лезвия. Этих звуков становилось все больше, они доносились со всех концов города – выстрелы, удары, вопли, адский смех, бьющееся стекло.
Разумеется, мы были не единственными, кто выходил на улицу, пока никто не видит. Пустынные улицы кишели такими же отродьями, утолявшими жажду сухого асфальта кровью. Вот она – обратная сторона цивилизации, породившей нас своим постоянным контролем.
Мы с тоской глядели на вездесущие тени, прощаясь с ними. Этот этап был нами пройден. Я развернул тележку, и мы вышли за пределы города. Колеса тележки звенели, как ключи апостола Петра, что хранил ключи от Рая. Нам оставалось покорить последнюю вершину на пути к нему.