Пока горит свет, чудовища исчезают

https://mrakopedia.net/wiki/Пока_горит_свет,_чудовища_исчезают

Тепло.

Когда Мила переехала в съемную комнату на Обводном, сосед уже был там. Он стоял в дальнем углу, повернувшись лицом к стене, уперевшись в нее лбом, словно наказанный ребенок, и тихо пошатывался, нервно шевеля тонкими пальцами. Дорожная сумка звякнула карабинами, и девушка оглядела своё новое жилище. Только подумать, её первая съёмная квартира! Ну пусть и не квартира, а комната в коммуналке, зато где! В Петербурге, с окнами, выходящими в знаменитый двор-колодец, посреди которого растет раскидистая берёза.

Мила открыла окно, и в нос ударил запах реки и чего-то кислого, похожего на подгнивающие арбузные корки. Зато мусорный контейнер прямо во дворе, не надо идти далеко. Комнату эту девушке удалось получить очень дёшево, и теперь она в полной мере оценила, почему. Под ногами скрипел выщербленный, побледневший паркет времен СССР, стены были выкрашены в бледно-серый цвет, а старые потолки, метра четыре в высоту, давно покрылись сетью мелких трещин и паутиной кое-где по углам. Само помещение было вытянутым, не очень удобным в проживании, с двумя большими старыми окнами, одно из которых находилось прямо напротив двери. Из мебели только скрипучий диван, крохотный шкаф для одежды, да старинный трельяж с большим зеркалом. Странный набор, но сойдёт, Мила всё равно не собиралась часто находиться дома — в большом городе нужно много работать, чтобы выжить. А молодость требует много развлекаться, чтобы жить.

— Ну, сначала сделаем уборку, а там посмотрим. — бодро заявила она четырём стенам, хватая специально купленную по дороге швабру.

И сразу все закипело, зашевелилось, воздух наполнился запахами моющего средства и девичьего пота. Она тёрла паркет изо всех сил, причитала на предыдущих хозяев, размашистыми движениями, до блеска, отмывала серые стены и причитала вновь. Черная вода выходила из щелей на полу, комната будто вздрогнула от такого напора, затхлый воздух спешил убраться через открытые окна, электрический чайник на трельяже надрывно бурлил, и вскоре Мила довольно вдохнула горячий пар свежего чая. Самым сложным было отмыть тот угол, который находился возле дальнего окна, потому что, несмотря на теплую погоду, из него дуло так, что мерзли пальцы. Комната на первом этаже, так что не удивительно, скорее всего, несло из подвала.

Сосед стоял в углу, и, казалось, не обращал внимания на нового жильца. Он продолжал покачиваться, отстукивая лбом какой-то одному ему известный ритм. Бум. Бум. Бум. Его окружала спокойная, зыбкая темнота и смертельный холод, когда вдруг затылок опалил жар человеческого тела, который лишь на мгновение показался теплым прикосновением и тут же угас в глубокой тишине. Что это? Сосед с трудом оторвал лоб от стены и дёрнул головой, улавливая движения. Ему чудились шаги. Ему чудилось тепло. Мягкое и влажное, как банное полотенце. Снова! С другой стороны.

Мила закончила перерыв на чай и носилась по комнате, теперь уже насухо вытирая злосчастный паркет. Она довольно шлепала босыми ногами и мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Сосед дёргался, поворачивая голову вслед ее силуэту, как будто старался уловить мимолетное и размытое движение человеческого тела. Он спиной чувствовал, спиной чувствовал, что… Всё прекратилось. Девушка уселась на диван и устало огляделась. Надо было ещё сходить за продуктами, купить посуду и предметы первой необходимости, потому что завтра уже на работу. Она быстро допила чай из пластикового стаканчика, и, одев старые сандалии, выскочила за дверь.

Показалось… откуда здесь взяться теплу? Он какое-то время ещё подрагивал от неприятного ощущения разочарования, хрустел длинными фалангами пальцев, пока снова не прислонился лбом к холодной стене. Бум. Бум. Бум.

Слух.

Часы тикали, время неумолимо текло вперед, отсчитав неделю. За окном серебрился пасмурный Питерский вечер, Мила залетела в комнату, и, раскрыв новый крохотный нетбук, купленный в кредит, включила музыку. По коммуналке разлилась веселая попсовая песня, пока девушка переодевалась в домашний халат. Она чувствовала ту самую эйфорию, которую ощущают все приезжие из маленьких городов. Мир кажется им очень большим, а люди — такими разными до тех пор, пока мегаполис не сжимается после каких-то пяти, шести лет до такого же обычного города, из которого перебрались они сами.

Сосед остановился. Он был в замешательстве, через ступни в тело проникали невиданные доселе вибрации, наполняли хрупкие кости и отдавались в ушах странным звоном. Он машинально прикоснулся к гладкой голове, к тому месту, где у людей обычно находятся уши, и провёл пальцем по ровной коже. Снова тепло. Теперь неотступное, настойчивое, приятное.

Мила улеглась на диван, закинув ноги на стенку. Она звонила лучшей подруге Соньке, чтобы рассказать, как устроилась, и уговорить покинуть бесперспективный Орёл.

— Да, всё круто, комната шикарная, такие потолки высокие. — звенел девичий голос.

— Ну хорошо, что тебя не кинули с такой то ценой. — донеслось из трубки.

— Я же тебе говорила, везение есть. Правда, жильцов еще не видела. Тут четыре комнаты, из двух других люди в отпуске до зимы, а в последней тусит какой-то мужик. Видела его пару раз. Риэлтор сказала, что он нормальный. Ты приезжай, Питер тебе покажу.

Звуки. Обрывки каких-то фраз. Обрывки интонаций. Эмоций. Реальность слышится словно сквозь землю, и холод отступает, боится и ёжится в углах крохотной комнаты, согретой долгожданным теплом. Сосед ещё раз проводит пальцами по голове и обнаруживает два небольших отверстия, в которые залетают куски человеческого разговора. Он конвульсивно дёргается, будто в припадке, мычит, зажимая дырки в голове руками, и бьётся об стену, ломая закоченевшие суставы. Все чётче и чётче становится чужая речь, пока наконец не превращается в осмысленный разговор. Теперь он слышит. Слышит эти чудные звуки, с упованием пьет каждую гласную, словно голодный зверь, с вожделением смакует обыденные фразы.

— Да, завтра работаю. И послезавтра. И после. — Мила беззаботно хохочет. — Я тебе звякну ещё на днях, расскажу, что здесь и как. Сонька, если ты переедешь, это будет просто зашибенски!

— Хорошо, давай, удачи на работе.

— Окей.

Девушка вышла на кухню, намереваясь принять душ. Коммуналка, в которую она вселилась, была образцовым строением далёких времён Советского союза. Грязная и пыльная, со звенящими, еще деревянными ставнями, она состояла из четырёх комнат, соединённых длинным, тёмным коридором с антресолями, на которых, за крошечными скрипучими дверцами, хранился всякий хлам. Освещала коридор одна-единственная лампочка без абажура, по границе потолка и стены тянулись пожелтевшие провода старинной электропроводки, казалось, тронь их пальцем, и они рассыпятся мелким крошевом. В общем, квартира создавала гнетущее впечатление заброшенного помещения, которое время навязчиво обходило стороной, пока снаружи люди покупали айфоны и ездили на блестящих иномарках.

На кухне девушку позабавила душевая кабина, которая примостилась между мойкой и видавшей всякое стиральной машинкой. Её мать не могла понять, почему дочь переехала из огромной двухкомнатной квартиры в Орле в грязную Питерскую коммуналку, и, наверное, никогда не поймёт. Мила запахнула халат на влажном теле и включила конфорку. На кухне стояли три газовые плиты, но использовалась только одна — на остальных виднелся толстый слой жирной пыли, а прямо над ними, на пожелтевших газетах и журналах, громоздились какие-то старые кастрюли и плошки. Девушка обернулась на звук чьих-то шагов в коридоре и вздрогнула, столкнувшись взглядом с соседом.

Это был обычный мужичок лет тридцати, в грязных спортивных штанах с растянутыми коленками и шлепанцами на носки.

— Ой. — вскрикнула она. — Здрасте.

— Привет. Недавно заехала? — из его рта пахнуло древним перегаром.

— Сегодня утром.

— Меня Лёха зовут, если чо.

— Мила.

Лёха прошёл к окну, и, выудив из рваного кармана смятую пачку сигарет, смачно затянулся. Девушке он сразу не понравился, сутулый и худой, с синеватыми пятнами на небритом лице и побитыми костяшками, на которых виднелись поблекшие наколки, мужчина имел недобрый бегающий взгляд и кривую усмешку.

— Чо, откуда ты?

— Из Орла.

— Уууу, далеко. — протянул он. — Родственники, знакомые тут есть?

Последний вопрос заставил Милу легонько вздрогнуть, она обернулась и обнаружила, что сосед пристально разглядывает её фигуру, скрытую коротким домашним халатом. Девушка машинально затянула пояс еще туже. От этого человека пахло сигаретами и перегаром, под его взглядом моментально возникало какое-то тошнотворное давление, сердце начинало биться быстрее, как случается, когда идёшь одна поздно ночью по тёмному переулку.

— Есть парень и друзей куча. — выпалила она быстрее чем следовало.

— Понятно. — кривая усмешка. — А синяк откуда? Лупит ухажёр тебя?

— Нет, это я о столешницу ударилась, когда поднос несла.

— Официантка что ли?

— Да.

Мила выдавила последнюю фразу, натянуто улыбнулась, и, схватив недоваренную гречку, отправилась в комнату, бросив отрывистое «мне пора». Она чувствовала себя неуютно, колко, как будто снаружи стоял густой мороз, и больше всего ее бесило то, что синяк находился высоко на бедре, а этот мерзавец его сразу же заметил. Разве прилично вот так осматривать человека, будто кусок говядины? В этом доме она будет носить только штаны.

∗ ∗ ∗

Мила резко села на кровати, и за её спиной, отражаясь в многочисленных окнах многоэтажек, сверкнула размашистая молния. Удар! Гром пронёсся над серыми крышами, затихая, а затем вновь накатывая откуда-то издалека. Пасмурный вечер превратился в многогласную бурю, и девушка потёрла холодный от пота лоб, соображая, что же её разбудило. Воздух в комнате, казалось, был недвижим, несмотря на открытое окно. Мила натянула одеяло повыше, до самого подбородка, и принялась тереть одну ладонь о другую. Это не помогало, температура опустилась очень сильно, заставляя всё тело подрагивать от зыбкого ощущения и сырости. Чай, пожалуй, мог бы помочь, всё равно не удастья заснуть в таких условиях.

Закрыв дребезжащие ставни, девушка направилась к трельяжу, и вскоре вода в чайнике надрывно зашипела, пошёл пар. Кипяток мгновенно согрел руки, стало казаться, что буря за окном притихла, и хотя слышались ещё раскаты грома и крупные капли барабанили по крышам, отдавая в воздух металлический звон, горячая жидкость согревала тело и унимала мелкую дрожь. Мила аккуратно поднесла чашку ко рту и застыла. В воздухе повисло напряжение, какое ощущается, когда тёмные тучи только собираются на небе и закрывают солнце. Наступает внезапная темнота, даже посреди дня. Вся реальность замирает на несколько минут, птицы прячутся по своим гнездам, ветер боязливо прижимается к траве и дышать становится тяжело, а в следующую секунду...

Удар! Огромная молния блеснула высоко в небе, наливая пространство в комнате яркой вспышкой и выхватывая на поверхности чёрного старого зеркала чужое бледное лицо. Лицо с натянутой кожей без следов носа или глаз лишь на секунду появилось в зеркале и исчезло.

Мила вскрикнула, от испуга выронив чашку. Даже не почувствовав ожог от кипятка, она подскочила к выключателю и со всей силы ударила по нему ладонью. Никого. Тот угол, в котором должен был стоять незнакомец, пустовал.

— Что за чёрт... — пробормотала она.

В дверь настойчиво постучали, на пороге стоял сосед.

— Ты чего орёшь? — грубо спросил он, бесцеремонно проходя в комнату.

Девушка пыталась преградить дорогу, но он грубо оттолкнул её и сделал шаг вперед.

— Какого хрена ты делаешь? — возмутилась она.

— Смотрю, может, гости тут у тебя. Нехрен по ночам таскать кого попало. То музыку врубишь, то носишься ночами.

— Я работаю допоздна, а теперь вали из моей комнаты.

Он ещё какое-то время потоптался, выискивая взглядом несуществующих друзей своей соседки. Когда Леха, наконец, ушёл, запах немытого тела и перегара надолго остался в комнате, даже пришлось открыть окно, несмотря на лютый холод, к которому девушка уже начинала привыкать.

Запах.

Жизнь девушки являла собой весёлую, но повседневную рутину, состоящую из работы на износ по пятнадцать часов и частых загулов с друзьями по местным барам. Ночной Петербург притягивал её светлыми ночами и горящими набережными, отбрасывающими свет на чёрное зеркало Невы. Мила приходила домой поздно и сразу же падала в объятия мягкого дивана в те редкие моменты, когда не было сил уже выходить на улицу. Что это было за чувство — протирая большим пальцем запотевшую бутылку пива, гулять по городу до самого утра, смотреть на памятники и красивые здания, освещенные разноцветными прожекторами. Большие города хранят много секретов, и Мила непременно хотела познать их все.

Он ждал её прихода. Сначала настороженно, тревожные мысли о том, что девушка может не вернуться никогда, сводили его с ума. Затем ожидание стало привычным и в какой-то мере даже приятным. Вот она заходит в комнату, устало снимает обувь и плюхается на постель, бормоча что-то себе под нос. Сосед поворачивает голову, чтобы лучше слышать звук шагов, размеренное дыхание и трепетное биение сердца. Его начинает трясти от нетерпения, он бьётся в своем углу, но нестерпимый холод всё ещё сковывает его движения, всё ещё держит дрожащие ноги, так, что невозможно сделать даже шаг. Хорошо было бы, если бы она вообще не уходила из комнаты, а осталась вместе с ним навсегда. Хорошо было бы…

Прошло около двух недель беззаботной, но трудной жизни в новой комнате, когда до Милы донёсся тихий скрип половиц где-то в коридоре. Затем ещё и ещё, это продолжалось несколько минут. Она напряглась, кажется, даже задержала дыхание, и, аккуратно подойдя к двери, резким движением толкнула её от себя. Послышался удар, а затем громкое ругательство. В коридоре стоял Лёха, потирая ушибленную голову.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула она, широко раскрывая глаза от возмущения.

— А чо, нельзя по коридору ходить? Комната-то твоя, а коридор глядишь общий.

И тут на неё напал ступор. Не было никаких сомнений, что этот мужик, этот небритый уголовник, топтался возле её двери. Что он делал там? Подслушивал? Она в свои девятнадцать лет ещё не сталкивалась с подобным и не имела представления, как надо себя вести с такими представителями человечества. Девушка мотнула головой и попыталась изобразить ледяную уверенность.

— Коридор общий, а дверь моя! Так что не ошивайся возле неё.

— Ты мне тут не зубоскаль. — рыкнул мужчина. — Не гони волну, нужна мне твоя дверь, я мимо проходил.

С этими словами Лёха сунул мозолистые ладони в карманы спортивок и направился в кухню. Девушка захлопнула дверь и опустилась на кровать.

Риэлтор говорила, что соседи хорошие, а этот ведет себя как засранец, стоит с ним встретиться, сразу же начинает её рассматривать, как будто женщины ни разу не видел. А может точно — не видел! Из тюряги только откинулся, и теперь ходит, приглядывается. Эта мысль заставила Милу сглотнуть слюну. И не скажешь ничего, договора-то не было на квартиру, а так, на словах решили, а тётка за это скидку в два раза сделала.

Внезапно, у девушки защипало в носу. Лицо стало красным, из глаз покатились горячие слёзы. Ей стало казаться, что она совсем одна, абсолютно беззащитная и ни человеческая сила, ни законы этой страны не смогут защитить её от навязчивого внимания уголовника. Сколько в этом городе таких, как она? Таких, которые приезжают в поисках лучшей жизни с чемоданами и без гроша за душой, пропадая затем бесследно, словно их и не было никогда?

Сосед стоял в углу, замерев, словно каменное изваяние. Он слышал этот странный разговор, когда в комнате повис и остался навсегда человеческий страх. Старые выцветшие обои впитывали его как губка, набухали от этой новой, потрясающей эмоции. Сосед прикоснулся к стене пальцами, а затем и гладким лицом, чтобы лучше ощущать её. Внезапно, в голове помутнело, потрясающее чувство закружило его, проникая в каждую клеточку тела. Он набрал вовнутрь спёртого воздуха и уронил голову на грудь, втягивая вновь и вновь чудесный запах девичьих слез вперемешку с дешевыми духами. Невероятно. Аромат пьянил, вызывал зверский аппетит и колючую истому где-то в середине груди. Воздух со свистом и скрипом выходил из новых, только что появившихся отверстий на гладком, как яичная скорлупа, лице.

Мила вздрогнула и замолчала, прислушиваясь. Ей показалось, что где-то возле окна она уловила чужое дыхание. Быстрое, надрывистое, как будто незнакомец дышал сквозь бумажную салфетку. Оно появилось на несколько секунд и затихло. Может, это сосед стоит под дверью и дышит? Ей тут же представилось, как этот самый Лёха скорчился там, в темном коридоре, и, запустив грязную лапу в штаны, хрипит от удовольствия.

— Фу ты. — сморщилась она. — Почудится же такое.

Несмотря на всё произошедшее, вскоре усталость взяла своё, и сон сморил её. Постоянно ворочаясь в кровати, кутаясь в большое одеяло, как будто это могло уберечь девушку от холода, она краем уха улавливала прерывистое дыхание и просыпалась, сонно оглядывала пустую комнату, чтобы вновь погрузится в беспокойные грёзы о доме и каких-то далёких людях.

Сосед слушает её внимательно до тех пор, пока молодая грудь не перестаёт судорожно сжиматься при каждом вдохе. Он ждёт ещё какое-то время, словно надеясь, что беспокойство девушки возобновится, заставит её вертеться и просыпаться от мимолетного страха, но тщетно. В комнате повисает глухая тишина, темнота сгущается вокруг него, обволакивает словно пушистая вата. Он шевелит пальцами, как будто желает прикоснуться к прохладной коже, но вскоре замирает в своём холодном углу.

Бум. Бум. Бум. Мила дергает бровью, поворачивается на другой бок и открывает глаза. Она прислушивается какое-то время, затем садится на кровати, потирая припухшее ото сна лицо. Прямо перед её диваном, нервно дергая руками, стоит высокий мужчина и бьется лбом о стену. Бум. Бум. Бум. Звучит устрашающий ритм в ночной тишине. Девушка зажимает рот руками, мыщцы напрягаются, когда невероятный страх парализует её тело. Высокая худая фигура незнакомца выглядит размытым пятном в пасмурном свете Питерских белых ночей. Бум. Бум. Бум. Ударяется лысая голова с серой, пересеченной крупными венами, кожей. Мила не шевелится, застыла, словно статуя, а на щеки текут солёные слёзы, голова кружится от боли. Девушка медленно откидывает одеяло и поднимается на ноги. Скрип паркета. Бум. Бум…Человек останавливается, поворачивает и наклоняет голову, стараясь уловить мимолетное движение. Больше она не выдержит! Мила бросается к двери, к выключателю, спотыкается, больно падает на колени, но быстро вскакивает, и свет лампы заливает комнату от пола до потолка. В последнюю секунду она видит, как сосед стоит, повернув безглазое лицо в её сторону.

Всю ночь девушка просидела на кухне, облокотившись о какую-то грязную тумбу. Она всё проворачивала в голове ночное происшествие и плакала. Что это? И не скажешь уже, что показалось. И не спишешь на ночные шорохи и страхи или на покровы темноты. Он, этот человек, стоял там и смотрел на неё, он знал, где она находится.

— Что же мне делать? — шептала она, строча сообщение подруге.

— Ты хули тут делаешь посреди ночи?!

Лёха стоит, как всегда, в проходе, сложив руки на груди, его маленькие глазки раздраженно ощупывают фигуру девушки.

— Нехрен на кухне сидеть, у тебя своя комната есть.

У неё нет сил отвечать, но внутри скопилось столько страха, столько боли и отчаяния, что ей хочется бросится к этому убогому человеку и, вдыхая запах старой одежды, разревется у него на плече. Но взгляд Лехи холодный и колкий, он не позволяет совершить такое, а стоит и ждёт, когда она уйдёт в свою комнату к страшному человеку в углу. Мила ничего не говорит. Она поднимается, уходит, одевается, и всю ночь проводит на улице, раскупоривая бутылку за бутылкой.

Продолжение>