Почему Ада не существует? Из живописи взгляд

Не только Христос — весь мир исчезнет,  если не станет ни очертимости, ни образа. Патриарх Никифор, Антирретики. IX век

Образ явленный в картине, становится сильнейшим инструментом в руках виртуозного живописца. Виртуозность высочайшего качества — не только вопрос техники, но и этики, глубокого осознания нравственной необходимости создаваемого образа.

Осмелюсь сказать, что смерть как таковая для христианина — и не “новость”, и не самый страшный этап земной жизни, куда страшнее — путешествие грешной души, путь завершения опыта: а что, если после смерти — ад?

Взглянем на картину Странник над морем тумана глубоко религиозного художника и христианина Каспара Давида Фридриха. Слово “странник” — метафорическое, герой картины не находится в странствовании, это видно по одежде юноши, она подчеркнуто будничная и городская, он просто поднялся в гору на прогулку из условного Грайфсвальда. Однако это не простая прогулка. Фридрих — художник-романтик, главная категория романтизма — двоемирие. Герой картины знает, что где-то есть прекрасный мир, там идеалы совпадают с реальностью, но до этого мира принципиально не добраться, он — далеко-далеко за горами, а реальность — бесконечно уродлива и страшно далека от идеальных устремлений.

Что же делать? Быть может, стать частью огромного природного абсолюта? Прервать жизнь? Или спуститься обратно в город, волоча далекое от идеала существование? Так перед нами разворачивается не путешествие в буквальном выражении, но размышление о путешествии неприкаянной души. Смерть для Фридриха в его христианско-романтическом мироощущении — надежда.

Тем не менее, мы совсем не можем сказать, что взгляд Фридриха —   общехристианский. Где же такой взгляд найти? Быть может, в иконе? 

Икона в христианской традиции двумерна, это плоское сплющенное пространство. Икона не отображает реальность, она — проводник божественного. Время и пространство текут в ней во все стороны: и сверху вниз, и снизу вверх, бог присутствует везде и всегда, поэтому в иконе нет традиционного для живописи источника света и тени. Отсюда можно сделать вывод, что “событие”, изображенное на иконе, разворачивается во времени и пространстве всегда, то есть — бесконечно повторяясь.

Иконы показывают, что однажды Христос спустился во Ад. Христос, как пишет шведский богослов Росениус, —  ходатай человечества перед богом, мы “отчитываемся” не перед богом, а верим, что наше спасение сможет вымолить Христос, однажды отправившись на крест во имя каждого человека. Однако если Христос когда-то спустился в Ад и, взяв за руки Адама и Еву, стал высвобождать людей из Ада, то, с иконописной точки зрения, это спасение из Ада происходит всегда. А значит и Ада не существует. Икона, как и картина Фридриха, становится для нас не только проводником божественного, но проводником света надежды.

Такое прочтение несуществования Ада в иконе (если Христос уже спустился в Ад, а событие это повторяется всегда, то можно решить, что души спасаются, даже не успев в Ад попасть) кажется вольным, поэтому сопоставления с одной картиной Фридриха недостаточно.

В начале XIV века Джотто, этот мастер Треченто, пишет работу Страшный суд, в которой он придумывает потрясающий ход: посмотрите наверх, там — чёрное алтарное окно и никакого намека на свет. Это апокалиптические пророчества? Кажется, совсем нет: он пишет самого Христа на полотне, значит никакого света надежды в окнах храма можно не изображать, ведь странно оставаться внутри храма, точно зная, что бог только что явил себя на другой стороне улицы. Так Джотто пишет надежду на то, что однажды и надежда не пригодиться, ведь вечна — только любовь. Бесконечная христианская любовь, способная даже Ад разрушить до основания.

На картине Джотто Ад не пустует, но обитают там страшные инфернальные сущности, едва ли похожие на людей. В попытке смягчить наш радикальный тезис о том, что христианское мироощущение выраженное в живописи отменяет Ад как таковой, можно сказать так: сошествие Христа в Ад множество раз повторяется до тех пор, пока оттуда не будет освобожден последний узник.

Здесь стоит вспомнить слова немецкого поэта Ангелуса Силезиуса: “Христос мог бы тысячу раз рождаться в Вифлееме —  ты всё равно погиб, если он не родился в твоей душе”.

В 1930-х годах Николай Рерих пишет картину Мадонна Лаборис (Труды Богоматери), на ней изображен Рай как церковь христова, одновременно похожий и на прекрасный дворец, и на корабль. Богоматерь спускает в пространство Ада спасительную “лестницу”, напоминающую длинную ризу. По ней к стенам Рая поднимаются души прямиком из Ада. Эти дела Богоматери замечают апостолы, помещенные Рерихом в левой части полотна, но они не мешают ей. Задает ли Мадонна какие-то вопросы людям, поднимающимся по спасительной ризе, или руки Матери Христа принимают каждую душу? Имеет ли милосердие Богоматери конечность?

На вопрос о том, где же находится Ад, поэтесса Ольга Седакова, большой знаток мира Данте, отвечает, что прежде всего Ад —  это состояние, создающееся человеком вокруг себя, быть ли в Аду —  выбор, выражаясь словами Блаженного Августина, происходящий на территории сердца каждого человека.

Артём Гозбенко
Об искусстве и прочих бесах