По выходным взрослые женщины выставляют напоказ большие буфера

🛑 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

По выходным взрослые женщины выставляют напоказ большие буфера


Фантастика
Детективы и Триллеры
Любовные романы
Приключения
Проза
Детское
Наука, Образование
Справочная литература
Документальная литература
Религия и духовность
Поэзия
Драматургия
Юмор
Домоводство
Компьютеры и Интернет
Деловая литература
Старинное
Фольклор
Техника
Прочее




Авторы

О проекте

Обратная связь


Топ-100

Сейчас читают

Мне повезет!





Главная


Приключения
Путешествия и география

« Англия. Портрет народа »




Рецензий к этой книге пока нет, будьте первым!


Популярные жанры

Фантастика
Детективы и Триллеры
Любовные романы
Приключения
Детское
Деловая литература



Меню

Авторы
О проекте
Топ-100
Сейчас читают
Мне повезет!



Информационная продукция сайта запрещена для детей (18+).
© 2010 - 2022 « Читалка.Ру - читать книги онлайн »



Джереми Диксон Паксман — известный английский журналист, писатель и телеведущий. С 1977 года он работает на Би-би-си, где прославился своим безжалостным и дотошным стилем интервьюирования.
"Англия: Портрет народа" — умная, хорошо написанная, информативная и забавная книга-исследование. В ней автор освещает историю англичан, их отношение к иностранцам, сексу, еде и спорту, описывает английские стереотипы, состояние языка и многое другое. Этот труд можно долго разбирать, даже нырнуть в него с головой, цитировать и использовать в качестве аргументов в споре, так как его переполняют разнообразнейшие любопытные сведения, тонкие аллюзии и суховатый — чисто английский — юмор.
Такого глубокого и в то же время остроумного описания английской нации вы не найдете нигде.
The Guardian

Раньше быть англичанином было так просто. Из всех народов на земле узнать англичан было легче всего — и по языку, манере вести себя и одеваться, и по тому, как они ведрами пили чай.
Теперь все намного сложнее. Если мы по воле случая встретим человека, твердо сжатые губы, в меру дорогая обувь и домашний вид которого будут выдавать в нем англичанина, нашей первой реакцией станет удивление: ведь условности, характерные для англичан, канули в Лету, и, похоже, страну больше представляют певцы или писатели, а не дипломаты или политики.
Англичане времен империи имели британские паспорта — как и шотландцы, валлийцы и часть ирландцев, — но им не было нужды задумываться над тем, одно и то же быть «англичанином» и «британцем» или нет: эти термины были, в сущности, взаимозаменяемы. Сегодня ничто так не выведет из себя шотландца, как неточное употребление этих двух понятий, потому что кельтские соседи Англии все больше выступают самостоятельно. Как этого и следовало ожидать, о выборах в мае 1999 года в новый Шотландский парламент и Национальное собрание Уэльса, которые якобы укрепляют союз, больше всего трубила лейбористская партия (которая придумала и саму идею делегирования прав национальным парламентам). Возможно, это и так. Однако все, безусловно, переменилось. По крайней мере, Шотландия всегда была отдельной нацией, сохранившей свою систему законов и образования, гражданские и интеллектуальные традиции. Теперь у нее собственное правительство, и трудно представить политическое образование, которое после предоставления ему власти не захочет большего. Эти изменившиеся отношения стали отражаться и в языке. Если год-два назад о событиях в Шотландии говорили как о региональных, сейчас о них все чаще упоминают как о «национальных». Би-би-си даже выпустила инструкцию для сотрудников о том, что больше недопустимо называть Уэльс княжеством.
К тому же существует проблема Европы. Кто знает, к чему приведут коллективные амбиции или заблуждения, охватившие европейскую политическую элиту? Если все закончится успешно, то при Соединенных Штатах Европы Соединенное Королевство станет чем-то лишним.
Существует и разъедающее понимание, что ни Британии, ни любой другой стране в одиночку не справиться с притоками и оттоками капитала, а ведь это определяет, будут ли отдельные граждане сыты, или им нечего будет есть. В каждой стране основной заботой правительства все в большей степени становится культурный уровень своих граждан.
Эти четыре составляющие — конец империи, так называемое Соединенное Королевство, которое трещит по швам, давление на англичан, чтобы заставить их окунуться в Европу, и бесконтрольность международного бизнеса — заставляют задуматься: а что значило раньше быть англичанином?
Хотя все эти вопросы связаны с политикой, данная книга не о политике в узком смысле слова. Я решил попробовать докопаться, в чем истоки сегодняшнего беспокойства англичан о самих себе, и с этой целью совершить экскурс в прошлое, к тому, что создало мгновенно узнаваемый образ идеального англичанина и англичанки, которые несли свой флаг по всему миру. А потом попытался выяснить, что с ними стало теперь.
Определить некоторые из этих воздействий оказалось относительно несложно. Очевидно, одно из них то, что англичане живут на острове, а не на материке. Они родом из страны, где протестантская реформация твердо определила место церкви. Они унаследовали твердое убеждение в индивидуальной свободе каждого.
Другие влияния представляются более трудно понимаемыми. Почему, например, англичанам, похоже, нравится чувствовать себя такими гонимыми? Что стоит за английским увлечением играми? Каким образом у них выработалось такое странное отношение к сексу и пище? Откуда эти их невероятные способности к лицемерию?
Я искал ответы на эти вопросы, разъезжая по стране, разговаривая с людьми и читая книги. Прошло несколько лет, я стал чуть мудрее, и у меня теперь другой набор вопросов.
И еще я только что заметил, что пишу об англичанах «они», хотя всегда считал себя одним из них. Эти англичане непостижимы до последнего!
Спросите любого человека, кем по национальности он предпочел бы быть, и девяносто из ста ответят — англичанами.
Когда-то англичане знали, кто они. Для этого всегда был наготове целый набор определений. Они вежливы, невозмутимы, сдержанны, и половую жизнь им заменяли бутыли с горячей водой: каким образом они заводили потомство, оставалось тайной для всего западного мира. Больше писатели, нежели художники, садовники, но никак не повара, они предпочитали действовать, а не размышлять. Их отличала классовая принадлежность и ограниченный кругозор, и они не могли выражать свои эмоции. Они выполняли долг. Их почти непостижимая стойкость вошла в пословицу. «Боже, у меня нет ноги!» — восклицает лорд Эксбридж под разрывы гранат на поле Ватерлоо. «Боже, что вы говорите!» — молвит в ответ герцог Веллингтон. Как гласит предание, от смертельно раненного солдата, лежащего в залитом водой окопе во время битвы при Сомме, можно было лишь услышать, что он «не должен жаловаться». Главное его достоинство — чувство чести. Они были надежны, и им можно было доверять. Слово английского джентльмена приравнивалось к документу, подписанному кровью.
1945 год. Война, которая, казалось, никогда не кончится, уже позади. Теперь все население Британии, просыпавшееся с мыслью о ней, может вздохнуть спокойно. В кварталах промышленных городов зияющие провалы рухнувших домов напоминают о рейдах «люфтваффе». В городках, оставшихся сравнительно незадетыми, на главной улице лепятся друг к другу, как в складной головоломке, витрины магазинчиков, большей частью мелкие частные предприятия, ведь англичане, по известному язвительному определению Наполеона, «une nation de boutiquiers» — нация лавочников. Работает обширная сеть розничной торговли, которая через несколько десятилетий вытеснит частных торговцев, но если вы зашли в одну из аптек фирмы «Бутс», то, вполне вероятно, чтобы купить продукцию для здоровья и красоты. Вечером можно сходить в кино.
Есть все основания согласиться с Черчиллем в том, что Вторая мировая война стала «блистательным часом» для его страны. Он вел речь о Британии и Британской империи, но ценности этой империи — это ценности, которые, по привычному представлению англичан, придумали они сами. Несомненно, во время войны и в первое послевоенное время англичане последний раз на памяти живущих имели четкое и положительное представление о том, кто они. Для них это отразилось в таких фильмах, как «Где мы служим», романизированном повествовании Ноэля Кауарда о гибели эсминца британских ВМС «Келли», потопленном немецкими пикирующими бомбардировщиками. Лежа в спасательном плотике, уцелевшие члены команды вспоминают историю своего корабля. На самом же деле они вызывают в памяти картину могущества Англии. Пусть капитана и личный состав разделяет акцент, с которым они говорят, объединяет их главное — вера в то, что представляет собой их страна. В ней все упорядочено и подчинено строгой иерархии, и война — это неудобство, как дождь в разгар сельской ярмарки, тут уж ничего не попишешь. Это страна, где люди строги и привыкли в чем-то себе отказывать, где женщины знают свое место, а дети, когда им говорят, что уже пора, покорно и тихо идут спать. «Успокойся, — говорит одна домохозяйка другой во время авианалета, — еще минута-другая, и выпьем чаю». Теща, провожающая унтер-офицера ВМС, спрашивает, когда он вернется.
— Все зависит от Гитлера, — отвечает он.
— Послушай, что он вообще о себе возомнил?
«Там, где мы служим» — беззастенчивая пропаганда для людей, стоящих на пороге возможного исчезновения своей культуры, и по этой причине фильм очень показателен: становится ясно, какими хотят видеть себя англичане. На основе этого и многих других подобных фильмов составляется картина стоически переносящего испытания, привязанного к родному очагу, спокойного, дисциплинированного, самоотверженного, доброго, великодушного и обладающего чувством собственного достоинства народа, который предпочел бы infinitely[1] (как антоним к definitely[2]?) ухаживать за своими садиками, а не защищать мир от фашистской тирании.
Я всю жизнь прожил в той Англии, что восстала из-под нависшей над ней тени Гитлера, и должен выразить восхищение перед тем, какой она, похоже, была в те годы, невзирая на всю ее ограниченность, лицемерие и предрассудки. Вступив в войну, в которой, как ей неоднократно обещалось, она не должна была участвовать, страна на целые десятилетия ускорила потерю своего выдающегося положения в мире. Те, кто пытается переписать историю, утверждают, что многое из того, что считается успешными действиями британцев, во время войны выглядело далеко не так. Конечно же, англичане яростно цепляются за выдумки о героизме на этой войне, самые любимые из которых «малый флот» при Дюнкерке, победа «немногих» в «битве за Англию», а также мужество жителей Лондона и других городов во время «блица». Хорошо, роль «малого флота» преувеличена, «битва за Англию» выиграна благодаря и просчету Гитлера, и героизму «немногих» — летчиков-истребителей, а во время «блица» нам помогли выстоять отчаянные и беспощадные ответные налеты английских бомбардировщиков на Германию. Пусть заведомо ложны заявления о том, что англичане выиграли войну в одиночку: чтобы убедиться в этом, достаточно почитать об отчаянных усилиях Черчилля добиться вступления в войну Америки. Но факт остается фактом: летом 1940 года страна действительно выстояла в одиночку, и если бы не она, нацисты подмяли бы под себя остальную Европу. Если бы не огромное преимущество географического расположения, то, возможно, как и в остальной Европе, от Франции до Балтийского моря, в стране нашлись бы те, кто готов был действовать по указке нацистов. Однако география штука немаловажная: характер людей зависит о того, где они живут.
Сколько раз предпринимались попытки объяснить, чем стала Вторая мировая война для Британии? Тысячу раз? Десять тысяч? Однако ни одна не сумела подорвать уверенность в том, что в этой титанической борьбе англичане прекрасно понимали, за что сражаются и, соответственно, что они за люди. В отличие от гордости Гитлера за свой фатерлянд, это чувство было не таким масштабным, что ли, более личным и, как мне кажется, не таким демонстративным, но более сильным. Возьмите «Короткую встречу» — рассказ Дэвида Лина 1945 года о запретной любви. Двое встречаются в привокзальном буфете, где она ждет пригородный поезд, чтобы вернуться домой после похода по магазинам. В глаз ей попадает частичка угольной пыли, и галантный местный доктор, даже не представившись, приходит ей на помощь и удаляет пылинку. Последующие восемьдесят минут прекрасного фильма — это рассказ о том, как они все больше влюбляются и какое чувство вины каждый при этом испытывает. Тревор Говард, высокий и худощавый, с крупным носом и выдающейся челюстью, курносая и ясноглазая Селия Джонсон, казалось бы, воплощают собой идеальных англичанина и англичанку. Они порождение бесконечно респектабельного среднего класса, и при узости заведенного в нем порядка вещей «прилесным девушкам» хочется лишь стать «диствитильно щисливыми».
Доктор начинает ее соблазнять в классическом английском гамбите — заговаривает о погоде. Чуть позже он уже говорит о музыке. «Мой муж не любитель музыки», — замечает она. «Ну и молодец», — отзывается доктор. Ну и молодец? Причем здесь «ну и молодец»? Звучит так, словно тому удалось побороть смертельную болезнь. «Ну и молодец», конечно же, потому, что так признается уготованное Богом право на мещанство и добродетель отдельных личностей, которые занимаются у себя дома чем им угодно. Так и развивается их знакомство на фоне звучащего то и дело Второго фортепьянного концерта Рахманинова, и время измеряется количеством чашек чая, выпитых в зале ожидания на вокзале в Милфорде. Муж Селии Джонсон из тех, кто называет жену старушкой, а свои чувства выражает приглашением разгадать вместе кроссворд в газете. «Наверное, живи мы в теплых и солнечных краях, все мы были бы другими, — задумывается она однажды про себя. — Мы не были бы такими замкнутыми, стеснительными и тяжелыми людьми». Как англичанка, она не испытывает неприязни к мужу, считая его «добрым и лишенным эмоций». В ловушку такого же брака без любви попал и Тревор Говард, который тоже относится к жене и детям без враждебности. Однако и он, и Селия Джонсон охвачены страстью такой силы, что еле сдерживаются. «Нам следует быть благоразумными, — таков их постоянный рефрен. — Если вести себя сдержанно, то еще есть время».
В конце концов, несмотря на все заверения в вечной преданности, их любовная история так ничем и не заканчивается. Он поступает здраво и уезжает в Южную Африку работать в больнице, а она возвращается к своему благопристойному, но скучному мужу. Конец фильма.
Что говорит об англичанах этот самый популярный английский фильм? Во-первых, как гласит бессмертное речение, «не для веселья мы на земле живем». Во-вторых, как важно для них чувство долга: в то или иное время военную форму носила большая часть взрослого населения. Тревор Говард был лейтенантом Королевских войск связи, и для паблисити киностудии приписывали ему целый ряд просто-напросто выдуманных актов героизма. Селия Джонсон служила во вспомогательном корпусе полиции: оба знали все о том, как удовольствия приносятся в жертву чему-то более высокому. Самое главное: эмоции даны, чтобы их контролировать. Дело было в 1945 году. Но это вполне могло произойти и в 1955 или даже в 1965 году. Могла измениться мода, но погода оставалась сырой, а полицейские — такими же добродушными. Несмотря на послевоенную политику «государства всеобщего благосостояния», в этой стране каждый знал свое место. Люди в форме все так же привозили на тележках и ставили у дверей молоко и хлеб. Что-то было принято делать, а что-то не принято.
Кто-то может предположить, что это были благопристойные люди, и трудились они, сколько было нужно для удовлетворения сравнительно скромных амбиций. Они же привыкли представлять, что на них напал враг, что они держатся под его огнем и храбро противостоят ему. Это картина сражения при Ватерлоо, когда британские войска отражают решительную атаку французов, или купол собора Святого Павла в дыму и пламени от взрывов немецких бомб. В них было глубоко заложено понимание своих прав, но в то же время они могли с гордостью сказать, что их «не очень-то волнует» политика. Полный провал как левых, так и правых экстремистов на выборах в Парламент свидетельствует о том, с каким глубоким скептицизмом они воспринимают обещания земли обетованной. И действительно, они были сдержанны и склонны к грусти. Но ни в одном имеющем значение смысле они не были людьми религиозными, потому что англиканская церковь — изобретение политическое, и из-за этого определение «добрый малый» стало чем-то вроде канонизации. Они допускали, что веруют, в случаях, когда это было необходимо по требованиям бюрократии, могли поставить в нужной графе «С of E», то есть англиканская церковь, зная, что их не будут беспокоить требованиями посещать церковь или отдавать все, что есть, бедным.
В 1951 году газета «Пипл» («Народ») организовала опрос читателей. За три года Джеффри Горер получил более 11 000 ответов. В итоге он сделал вывод, что за последние 150 лет национальный характер изменился ненамного. Поверхностных изменений наблюдалось множество: население, жившее в беззаконии, стало блюсти закон; страна, где обожали собачьи бои, травлю медведей и публичные казни через повешение, стала человеколюбивой и щепетильной; повальное взяточничество в общественной жизни сменилось высоким уровнем честности. Однако неизменным, похоже, остались глубокое возмущение надзором или контролем, любовь к свободе; сила духа; низкий по сравнению с большинством соседних стран, интерес к сексуальной жизни; прочная вера в значение образования для формирования характера; внимание и деликатность по отношению к чувствам других и весьма крепкая приверженность к браку и институту семьи… Англичане поистине единый народ, более единый, отважусь отметить, чем в любой предшествующий период своей истории. Когда со всем тщанием прочитывал первую пачку полученных опросников, оказалось, что я постоянно делаю одни и те же заметки: сначала — «Какую же скучную жизнь, похоже, ведет большинство этих людей!», а потом — «Какие прекрасные люди!». Таких же суждений мне, похоже, стоит придерживаться и сегодня.
Причины подобного единения достаточно очевидны — страна только прошла через ужасную войну, во время которой каждому пришлось чем-то жертвовать. Населению Англии, по-прежнему сравнительно единородному, стали привычными неудобства дисциплины, и его не охватила массовая иммиграция. Они оставались островитянами, и не только в физическом смысле, но и потому, что средствам массовой информации еще только предстояло создать «всемирную деревню».
Это мир сегодняшних дедушек и бабушек. Это мир королевы Елизаветы и ее супруга, герцога Эдинбургского. Юная принцесса Елизавета вышла замуж за лейтенанта Королевского военно-морского флота Филиппа Маунтбаттена в 1947 году. В те суровые времена (по карточкам на человека давали по три фунта картофеля и по одной унции бекона в неделю) эта свадьба привнесла в однообразную атмосф
Большие сиськи
Длинноногая шатенка показала мокрую киску перед камерой
Преподшу Carmella Bing трахают маленьким членом