По ком звонит колокол

16

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

— Эль Сордо был здесь, — сказала Пилар Роберту Джордану.
Они вошли с холода в дымное тепло пещеры, и женщина кивком подозвала Роберта Джордана к себе.
— Он пошел насчет лошадей.
— Хорошо. А мне он ничего не просил передать?
— Вот только то, что пойдет насчет лошадей.
— А как дела у нас?
— No se
[50]
, — сказала она. — Полюбуйся на него.

Роберт Джордан увидел Пабло сразу, как только вошел, и Пабло ухмыльнулся ему. Сейчас Роберт Джордан опять посмотрел на Пабло, сидевшего за столом, и с улыбкой помахал ему рукой.
— Ingles! — крикнул Пабло. — А снег-то все еще идет, Ingles.
Роберт Джордан кивнул.
— Сними сандалии, я их посушу, — сказала Мария. — Повешу вот тут, перед очагом.

— Смотри не сожги, — сказал ей Роберт Джордан. — Я босиком не хочу расхаживать. В чем дело? — повернулся он к Пилар. — Что это у вас — собрание? А разве часовых не выставили?
— В такую метель? Que va!
За столом, прислонясь к стене, сидели шестеро мужчин. Ансельмо и Фернандо все еще стряхивали снег с курток и штанов и постукивали ногами о стену у входа в пещеру.
— Сними куртку, — сказала Мария. — А то снег растает, и она намокнет.

Роберт Джордан стащил с себя куртку, стряхнул снег с брюк и развязал шнурки своих альпаргат.
— Намочишь тут все кругом, — сказала Пилар.
— Ты же сама меня позвала.
— Ну и что же? Вернись ко входу и стряхни снег там.
— Прошу прощения, — сказал Роберт Джордан, становясь босыми ногами на земляной пол. — Разыщи-ка мне носки, Мария.
— Господин и повелитель, — сказала Пилар и сунула полено в огонь.

— Hay que aprovechar el tiempo, — ответил ей Роберт Джордан. — Надо пользоваться тем временем, которое еще есть.
— Тут заперто, — сказала Мария.
— Возьми ключ. — И он бросил ключ Марии.
— К этому замку не подходит.
— Не в этом мешке, в другом. Они там наверху, сбоку.
Девушка вынула носки, затянула завязки у рюкзака, заперла замок и подала Роберту Джордану носки вместе с ключом.
— Садись, надень носки и разотри ноги как следует, — сказала она.
Роберт Джордан усмехнулся, глядя на нее.

— Может, ты мне их волосами осушишь? — спросил он специально для Пилар.
— Вот свинья, — сказала Пилар. — Сначала корчил из себя властелина, теперь на место самого бывшего господа бога метит. Стукни его поленом, Мария.
— Не надо, — сказал ей Роберт Джордан. — Я шучу, потому что я доволен.
— Ты доволен?
— Да, — сказал он. — По-моему, все идет прекрасно.
— Роберто, — сказала Мария. — Садись вот сюда, посуши ноги, а я дам тебе чего-нибудь выпить, чтобы ты согрелся.

— Можно подумать, что до него никому не случалось промочить ноги, — сказала Пилар. — Что с неба ни разу ни одной снежинки не упало.
Мария принесла овчину и бросила ее на земляной пол.
— Вот, — сказала она. — Подложи себе под ноги, пока сандалии не просохнут.
Овчина была недавно высушенная и недубленая, и когда Роберт Джордан стал на нее, она захрустела, как пергамент.
Очаг дымил, и Пилар крикнула Марии:
— Раздуй огонь, дрянная девчонка. Что тут, коптильня, что ли?

— Сама раздуй, — сказала Мария. — Я ищу бутылку, которую принес Эль Сордо.
— Вон она, за мешками, — сказала Пилар. — Что ты с ним нянчишься, как с грудным младенцем?

— Вовсе нет, — сказала Мария. — Не как с младенцем, а как с мужчиной, который озяб и промок. И который пришел к себе домой. Вот, нашла. — Она протянула бутылку Роберту Джордану. — Это то, что ты пил днем. Из такой бутылки можно сделать хорошую лампу. Когда мы опять будем жить при электричестве, какая из нее лампа получится! — Она с восхищением посмотрела на плоскую бутылку. — Это как пьют, Роберто?
— Разве я не Ingles? — сказал ей Роберт Джордан.

— На людях я называю тебя Роберто, — тихо сказала она и покраснела. — Как ты будешь пить, Роберто?
— Роберто, — хриплым голосом проговорил Пабло и мотнул головой в сторону Роберта Джордана. — Как ты будешь пить, дон Роберто?
— А ты хочешь? — спросил Роберт Джордан.
Пабло покачал головой.
— Я напиваюсь вином, — с достоинством ответил он.
— Ну и ступай к своему Бахусу, — сказал по-испански Роберт Джордан.
— Первый раз про такого слышу, — с трудом выговорил Пабло. — Здесь, в горах, такого нет.

— Налей Ансельмо, — сказал Роберт Джордан Марии. — Вот кто действительно прозяб.
Он надевал сухие носки, ощущая во рту чистый и чуть обжигающий вкус виски с водой. Но это не то что абсент, это не обволакивает все внутри, думал он. Лучше абсента ничего нет.

Кто бы мог представить себе, что здесь найдется виски, думал он. Но если уж на то пошло, так единственное место во всей Испании, где можно рассчитывать на виски, — это Ла-Гранха. Но каков Эль Сордо — мало того что расстарался достать бутылку виски для гостя-динамитчика, он еще не забыл захватить ее с собой и оставил здесь. Это у них не простая любезность! Любезность — это выставить бутылку и церемонно выпить с гостем. Так и сделал бы француз и приберег бы оставшееся для другого случая. Но проявить неподдельное внимание к гостю, в своей предупредительности не только достать то, что ему может быть приятно, но принести и оставить, в то время как сам занят чем-то таким, что дает все основания думать лишь о самом себе и о своем деле, — на это способны только испанцы. Лучшие из них. Не забывают захватить с собой виски — вот одна из тех особенностей, за которые ты любишь этот народ. Не надо романтизировать их, подумал он. Испанцы бывают разные, так же как и американцы. Но все-таки захватить с собой виски — это просто великолепно.

— Ну как, нравится? — спросил он Ансельмо.
Старик сидел у очага и улыбался, держа кружку своими большими руками. Он покачал головой.
— Нет? — спросил его Роберт Джордан.
— Девочка налила сюда воды, — сказал Ансельмо.
— Роберто так пьет, — сказала Мария. — Ты что, какой-нибудь особенный, что тебе надо по-другому?
— Нет, — ответил ей Ансельмо. — Я не особенный. Но я люблю, когда оно жжет.
— Дай это мне, — сказал Роберт Джордан девушке, — а ему налей так, чтобы жгло.

Он слил оставшееся у Ансельмо виски себе и вернул пустую кружку девушке, а она осторожно налила в нее из бутылки.
— А-а. — Ансельмо взял кружку, запрокинул голову и залпом выпил все. Потом посмотрел на Марию, которая стояла возле него с бутылкой, и подмигнул ей заслезившимися глазами. — Вот, — сказал он. — Вот это так. — Потом облизнул губы. — Вот чем надо убивать червячка, который нас точит.
— Роберто, — сказала Мария и подошла к нему, все еще держа бутылку. — Теперь можно тебе подавать?

— А готово?
— Готово, дело за тобой.
— Все уже поели?
— Все, кроме тебя, Ансельмо и Фернандо.
— Что ж, будем ужинать, — сказал он ей. — А ты?
— Потом, вместе с Пилар.
— Садись с нами.
— Нет. Это нехорошо.
— Садись и ешь. В моей стране муж не станет есть прежде жены.
— Это в твоей стране. А здесь лучше потом.
— Ешь с ним, — сказал Пабло, взглянув на нее. — Ешь с ним. Пей с ним. Спи с ним. Умирай с ним. Делай все, как делают в его стране.
— Ты пьян? — сказал Роберт Джордан, подойдя к столу.

Пабло, грязный, небритый, с блаженным видом уставился на него.
— Да, — сказал Пабло. — А из какой ты страны, Ingles? Где это женщины едят вместе с мужчинами?
— В Estados Unidos
[51]
, штат Монтана.
— Это у вас мужчины ходят в юбках, как женщины?
— Нет. Это в Шотландии.
— Послушай, Ingles, — сказал Пабло. — Когда ты ходишь в юбке…
— Я не хожу в юбке, — сказал Роберт Джордан.
— Когда ты ходишь в юбке, — продолжал Пабло, — что у тебя надето под низом?

— Я не знаю, что шотландцы носят под юбкой, — сказал Роберт Джордан. — Меня самого это всегда интересовало.
— При чем тут Escoceses?
[52]
— сказал Пабло. — Кому какое дело до Escoceses? Кому какое дело до людей, которые так чудно называются. Мне на них наплевать. Я спрашиваю про тебя, Ingles. Про тебя. Что ты носишь под низом, когда ходишь в юбке.
— Я тебе уже два раза сказал, что у нас в юбках не ходят, — ответил ему Роберт Джордан. — Ни спьяну, ни для смеха.

— Нет, а под юбкой-то что? — твердил свое Пабло. — Ведь все знают, что у вас ходят в юбках. Даже солдаты. Я видел на картинках и в цирке Прайса тоже видал. Что у тебя под юбкой, Ingles?
— Все, что нужно, — сказал Роберт Джордан.
Ансельмо рассмеялся, и остальные, прислушивавшиеся к разговору, тоже рассмеялись — все, кроме Фернандо. Ему было неприятно, что такой грубый разговор завели при женщинах.

— Ну что ж, так и должно быть, — сказал Пабло. — Но у кого все, что нужно, на месте, тот, мне кажется, юбку не надевает.
— Не связывайся с ним, Ingles, — сказал плосколицый, со сломанным носом, которого звали Примитиво. — Он пьян. Лучше расскажи, что у вас разводят, в вашей стране.
— Рогатый скот и овец, — сказал Роберт Джордан. — Хлеба и бобов у нас тоже много. И сахарная свекла есть.

Роберт Джордан, Ансельмо и Фернандо теперь сидели за столом, и остальные придвинулись к ним — все, кроме Пабло, который сидел один перед миской с вином. Подали тушеное мясо, такое же, как накануне, и Роберт Джордан с жадностью накинулся на еду.
— А горы у вас есть? Судя по названию, в такой стране должны быть горы, — вежливо сказал Примитиво, стараясь поддержать разговор. Ему было стыдно за пьяного Пабло.
— Гор много, и есть очень высокие.
— А пастбища хорошие?

— Замечательные! Летние высокогорные пастбища, которые принадлежат государству. А осенью скот перегоняют с гор вниз.
— А земля у вас кому принадлежит — крестьянам?
— Земля большей частью принадлежит тем, кто ее обрабатывает. Сначала она принадлежала государству, но если человек выбирал себе участок и делал заявку, что он будет его обрабатывать, ему давалось право владения на сто пятьдесят гектаров.
— Расскажи, как это делалось, — попросил Агустин. — Такая аграрная реформа мне нравится.

Роберт Джордан объяснил сущность гомстед-акта. Ему никогда не приходило в голову, что это можно счесть аграрной реформой.
— Здорово! — сказал Примитиво. — Значит, у вас в стране коммунизм.
— Нет. У нас республика.
— Я считаю, — сказал Агустин, — что при республике всего можно добиться. По-моему, никакого другого правительства и не надо.
— А крупных собственников у вас нет? — спросил Андрес.
— Есть, и очень много.
— Значит, несправедливости тоже есть.
— Ну, еще бы! Несправедливостей много.

— Но вы с ними боретесь?
— Стараемся, все больше и больше. Но все-таки несправедливостей много.
— А есть у вас большие поместья, которые надо разделить на части?
— Да. Но есть люди, которые думают, что такие поместья сами по себе разобьются на части, если облагать их высоким налогом.
— Как же это?
Подбирая хлебом соус, Роберт Джордан объяснил систему подоходных налогов и налогов на наследство.

— Впрочем, крупные поместья стоят как ни в чем не бывало, — сказал он, — хотя у нас есть еще и поземельный налог.
— Но ведь когда-нибудь крупные собственники и богачи восстанут против таких налогов? По-моему, такие налоги могут вызвать переворот. Недовольные восстанут против правительства, когда поймут, чем это грозит им, вот как у нас сделали фашисты, — сказал Примитиво.
— Очень возможно.
— Тогда вам придется воевать, так же как нам.
— Да, нам придется воевать.

— А много в вашей стране фашистов?
— Много таких, которые еще сами не знают, что они фашисты, но придет время, и им станет это ясно.
— А разве нельзя расправиться с ними, пока они еще не подняли мятеж?
— Нет, — сказал Роберт Джордан. — Расправиться с ними нельзя. Но можно воспитывать людей так, чтобы они боялись фашизма и сумели распознать его, когда он проявится, и выступить на борьбу с ним.
— А знаешь, где нет ни одного фашиста? — спросил Андрес.
— Где?

— В том городе, откуда Пабло, — сказал Андрес и усмехнулся.
— Ты знаешь, что у них там было? — спросил Роберта Джордана Примитиво.
— Да. Я слышал об этом.
— Тебе Пилар рассказывала?
— Да.
— Всего она не могла тебе рассказать, — тяжело выговорил Пабло.
— Тогда ты сам расскажи, — сказала Пилар. — Если я ничего не знаю, расскажи сам.
— Нет, — сказал Пабло. — Я никому об этом не рассказывал.
— Да, — сказала Пилар. — И никогда не расскажешь. И ты дорого бы дал, чтобы этого не было.

— Нет, — сказал Пабло. — Неправда. Если бы повсюду расправились с фашистами, как я расправился, война бы у нас не началась. Но я бы хотел, чтобы все это было сделано по-другому.
— Почему ты так говоришь? — спросил его Примитиво. — Разве ты теперь иначе смотришь на политику?
— Нет. Но там было много зверства, — сказал Пабло. — В те дни я был злой, как зверь.
— А сейчас ты пьяный, — сказала Пилар.
— Да, — сказал Пабло. — С вашего разрешения, я пьяный.

— Зверем ты мне больше нравился, — сказала женщина. — Пьяница — это гаже всего. Вор, когда он не ворует, — человек как человек. Мошенник не станет обманывать своих. Убийца придет домой и вымоет руки. Но пьяница смердит и блюет в собственной постели и сжигает себе все нутро спиртом.
— Ты женщина, и ты ничего не понимаешь, — спокойно сказал Пабло. — Я пьян от вина, и у меня было бы хорошо на душе, если б не люди, которых я убил. Мне горько о них думать. — Он мрачно покачал головой.

— Дайте ему того, что Эль Сордо принес, — сказала Пилар. — Дайте ему, пусть приободрится хоть немного. А то так загрустил, что мочи нет смотреть.
— Если бы я мог вернуть им жизнь, я бы вернул, — сказал Пабло.
— Иди ты, так тебя и так, — сказал Агустин. — Ты где это говоришь?
— Я бы их всех-воскресил, — грустно сказал Пабло. — Всех до единого!
— Заткни глотку! — заорал на него Агустин. — Заткни глотку или убирайся отсюда вон. Ведь ты фашистов убивал!

— Ты меня слышал, — сказал Пабло. — Я бы воскресил их всех.
— А потом пошел бы по водам, как посуху, — сказала Пилар. — В жизни не видела другого такого человека! Вчера в тебе еще было немного мужества. А сегодня ничего не осталось, и на полудохлого котенка не хватит. И он еще радуется собственной мерзости.
— Надо было или всех убить, или никого не убивать. — Пабло мотнул головой. — Всех или никого.

— Слушай, Ingles, — сказал Агустин. — Как это случилось, что ты приехал в Испанию? Не обращай внимания на Пабло. Он пьян.
— Первый раз я приехал двенадцать лет тому назад, хотел изучить страну и язык, — сказал Роберт Джордан. — Я преподаю испанский в университете.
— А ты ничуть не похож на профессора, — сказал Примитиво.
— У него нет бороды, — сказал Пабло. — Вы смотрите, у него нет бороды.
— Ты правда профессор?
— Преподаватель.
— Но ты учишь кого-то?
— Да.

— Но почему испанскому языку? — спросил Андрес. — Ведь ты англичанин, тебе было бы проще учить английскому.
— Он говорит по-испански не хуже нас, — сказал Ансельмо. — Почему же ему не учить других испанскому языку.
— Да. Но все-таки не много ли на себя берет тот иностранец, который учит испанскому языку? — сказал Фернандо. — Я тебя ничем не хочу обидеть, дон Роберто.
— Он не настоящий профессор, — сказал Пабло, очень довольный собой. — У него нет бороды.

— Ведь английский язык ты знаешь лучше, — продолжал Фернандо. — По-моему, учить по-английски тебе было бы и легче и проще.
— Ведь он не испанцев учит, — перебила его Пилар.
— Надеюсь, что не испанцев, — сказал Фернандо.
— Дай договорить, упрямый мул, — сказала ему Пилар. — Он учит испанскому языку американцев. Северных американцев.
— Разве они не говорят по-испански? — спросил Фернандо. — Южные американцы говорят.

— Упрямый мул, — сказала Пилар. — Она учит испанскому языку северных американцев, которые говорят по-английски.
— А все-таки ему легче было бы учить английскому языку, раз он сам говорит по-английски, — сказал Фернандо.
— Разве ты не слышишь, что он говорит по-испански? — Пилар посмотрела на Роберта Джордана и с безнадежным видом покачала головой.
— Да, говорит. Но с акцентом.
— С каким? — спросил Роберт Джордан.
— С эстремадурским, — чопорно ответил Фернандо.

— Ох, мать родимая! — сказала Пилар. — Что за народ!
— Очень возможно, — сказал Роберт Джордан. — Я как раз оттуда и приехал.
— И он это знает, — сказала Пилар. — Эй, ты, старая дева. — Она повернулась к Фернандо. — Наелся? Хватило тебе?
— Я бы ел еще, если бы знал, что еды у нас достаточно, — ответил ей Фернандо. — А ты, пожалуйста, не думай, дон Роберто, я против тебя ничего не имею.

— Так тебя, — коротко сказал Агустин. — И еще раз так тебя. — Для того ли мы делали революцию, чтобы называть товарища доном Роберто?
— По-моему, теперь, после революции, мы все можем называть друг друга «дон», — сказал Фернандо. — Так оно и должно быть при Республике.
— Так тебя, — сказал Агустин. — Так и так!
— И я стою на своем: дону Роберто было бы гораздо легче и проще учить английскому языку.
— У дона Роберто нет бороды, — сказал Пабло. — Он не настоящий профессор.

— То есть как так нет бороды? — сказал Роберт Джордан. — А это что? — Он погладил себя по щекам и подбородку, покрытым трехдневной светлой щетиной.
— Какая же это борода? — сказал Пабло. — Это не борода. — Пабло почти развеселился. — Он дутый профессор.
— Так и так вас всех, — сказал Агустин. — Тут прямо какой-то сумасшедший дом.
— А ты выпей, — сказал ему Пабло. — Мне, например, кажется, что все так, как оно и должно быть. Вот только у дона Роберто нет бороды.

Мария провела ладонью по щеке Роберта Джордана.
— У него есть борода, — сказала она Пабло.
— Тебе лучше знать, — сказал Пабло, и Роберт Джордан взглянул на него.
Я не верю, что он так уж пьян, подумал Роберт Джордан. Нет, он не пьян. И с ним надо быть начеку.
— Слушай, ты, Пабло, — сказал он. — Как по-твоему, снег долго будет идти?
— А по-твоему как?
— Я тебя спрашиваю.

— Спрашивай других, — ответил ему Пабло. — Я тебе не разведка. У тебя ведь бумажка от вашей разведки. Спрашивай женщину. Теперь она командует.
— Я спрашиваю тебя.
— Иди ты, так тебя и так, — ответил ему Пабло. — И тебя, и женщину, и девчонку.
— Он пьян, — сказал Примитиво. — Не обращай на него внимания, Ingles.
— По-моему, он не так уж пьян, — сказал Роберт Джордан.

Мария стояла позади Роберта Джордана, и он видел, что Пабло смотрит на нее через его плечо. Маленькие кабаньи глазки смотрели на нее с круглого, заросшего щетиной лица, и Роберт Джордан подумал: многих убийц приходилось мне видеть и за эту войну, и раньше, и все они разные — один на другого не похож. Нет каких-то общих признаков или особенностей, и преступный тип — это тоже выдумка. Но Пабло, да, Пабло, конечно, не красавец!

— Я не верю, что ты умеешь пить, — сказал он Пабло. — И не верю, что ты пьян.
— Я пьян, — с достоинством сказал Пабло. — Пить — это пустяки. Все дело в том, чтобы уметь напиваться. Estoy muy borracho
[53]
.
— Сомневаюсь, — ответил ему Роберт Джордан. — Трус ты — вот это верно.

В пещере вдруг стало так тихо, что он услышал, как шипят дрова в очаге, около которого возилась Пилар. Он слышал, как захрустела овчина, когда он стал на нее всей своей тяжестью. Ему казалось, что он даже слышит, как падает снег. Этого не могло быть, но тишину там, где падал снег, он слышал.

Надо убить его и покончить со всем этим, думал Роберт Джордан. Не знаю, что у него на уме, но ничего хорошего я от него не жду. Послезавтра мост, а этот человек ненадежен, и он может сорвать мне все дело. Нечего тянуть. Надо покончить с этим!
Пабло ухмыльнулся, поднял указательный палец и провел им себе по горлу. Потом покачал головой, еле-еле поворачивавшейся на его короткой, толстой шее.
— Нет, Ingles, — сказал он. — Я на эту удочку не попадусь.
Он посмотрел на Пилар и сказал ей:

— Так от меня не отделаешься.
— Sinverguenza
[54]
, — сказал ему Роберт Джордан, уже окончательно решивший действовать. — Cabarde
[55]
.
— Что ж, может быть, — сказал Пабло. — А все-таки я на эту удочку не попадусь. Выпей, Ingles, и мигни женщине, что, мол, ничего у нее не вышло.
— Заткнись, — сказал Роберт Джордан. — Она тут ни при чем. Я сам хочу тебя раззадорить.
— Не стоит трудиться, — ответил ему Пабло. — Я не поддамся.
— Ты bicho raro
[56]

, — сказал ему Роберт Джордан, не желая упускать случай, не желая дать маху во второй раз; ему казалось, что все это когда-то уже было, что круг замкнулся, что он будто повторяет на память то ли вычитанное из книг, то ли приснившееся во сне.
— Да, я подлый, — сказал Пабло. — Очень подлый и очень пьяный. За твое здоровье, Ingles. — Он зачерпнул вина из миски и поднял кружку. — Salud!

Да, ты подлый, думал Роберт Джордан, и хитрый, и далеко не простой. Он дышал так громко, что уже не слышал шипенья дров в очаге.
— За твое здоровье, — сказал Роберт Джордан и зачерпнул вина из миски. Без тостов и предательство не предательство, подумал он. Не отставай и ты. — Salud, — сказал он. — Salud и еще раз salud. — Ах ты, salud, подумал он. Вот тебе, salud, получай!
— Дон Роберто, — тяжело выговорил Пабло.
— Дон Пабло, — сказал Роберт Джордан.