Плакальщица

https://mrakopedia.net/wiki/Плакальщица

Ночное небо блекнет и выцветает, проявляясь над кронами рассветной серостью. Ветер шумит молодой листвой, чирикает вдалеке ранняя пташка. Пропахший грибами и сыростью воздух кажется таким плотным, что заполняет легкие будто мутная вода.Гулко хрустит сухая ветка под ногой осторожно ступающей женщины. Теряясь в сумраке среди деревьев, она тщательно выбирает место для каждого шага. Длинные спутанные волосы спадают на лицо, губы тревожно кривятся. Бордовая кофта с короткими рукавами, свободные джинсы, перепачканные грязью кроссовки — ночная прохлада мая с легкостью проникает сквозь легкую одежду, холодя взмокшую спину. Ползут по затылку мурашки, дыхание вырывается изо рта зыбкими облачками пара.

Женщина бережно прижимает к груди сверток из одеяла и шепчет:

— Не бойся.

Древний лес неохотно принимает в объятия. Здесь нет тропинок, только мшистая земля, укрытая прошлогодней листвой и хвойным настилом. Машину пришлось оставить несколько часов назад, когда ехать стало совсем невозможно. Теперь, пробираясь глубже и глубже, женщина с каждой секундой все сильнее сомневается, что сможет найти дорогу назад.

— Не бойся, — повторяет она младенцу. — Не бойся.

Рассвет вытесняет тьму, обрисовывая детали. Необъятные стволы деревьев, корявые ветви, разросшиеся кусты. Подрагивают капли росы на паутине, цепляются за шнурки колючки сорняков. Здесь нет разбросанных бутылок и следов от костров, не попадаются указатели и расчищенные для ночлега полянки. Нетронутое, непорочное естество дикой глуши кажется неприветливым и озлобленным.

Подняв глаза, женщина невольно вздрагивает: на стволах вековых сосен вырезаны лица. Скорбные, вытянутые, с плотно сомкнутыми губами и опущенными веками, они угадываются на коре даже в потемках.

— Не бойся, — хрипло шепчет она, вцепившись в ребенка так, будто его пытаются отнять. — Хочешь, расскажу сказку?

Где-то далеко-далеко каркает ворон, и эхо разносится по округе оглушительной волной. Стараясь смотреть только под ноги, женщина говорит:

— Жила-была девочка.

Краем глаза она цепляет неясное движение в стороне, но не подает виду.

— Давным-давно, сотни и сотни лет назад. Тысячи лет назад. Так давно, что никто представить не может.

Теплое дуновение, похожее на дыхание, касается голой шеи, и сердце срывается в галоп, требуя осмотреться, различить опасность до того, как настигнет.

— Девочка вела обычную жизнь и радовалась каждому новому дню, — рассказывает женщина, не поднимая глаз. — Девочка хотела вырасти красивой девушкой и завести семью, чтобы жить долго и счастливо.

Нечто совсем уж явное маячит на границе обозримого, и она невольно вскидывает голову. Рассвет отпугнул тьму, но она не ушла совсем, а спряталась, съежившись у корней и под кустами. Плотная и текучая, она движется как живой туман, складываясь в тени, и тени насмешливо изображают сказку. Вот, то удаляясь, то приближаясь, меж стволов танцует хрупкая фигурка, сотканная из тающей темноты.

— Но девочке была уготована другая судьба, — шепчет женщина, завороженно наблюдая за театром теней. — Девочку ждала иная великая цель.

Вздрагивает задетая ветка, сбрасывая на голову брызги утренней влаги. Прохлада впитывается в кожу, устремляясь к костям, и пальцы, сжимающие ребенка, кажутся деревянными.

— Потому что девочка была внучкой одной из первых ведьм, — говорит женщина. — Девочке предстояло унаследовать огромную силу. Огромную и опасную.

Над танцующей тенью появляются другие — большие, бесформенные. Нависают как волки над добычей.

— И первые ведьмы нашли ей особое применение. Уже тогда они столкнулись с непониманием обычных людей. Обычные люди завидовали и боялись. Они были уверены, что чужая сила обязательно будет направлена против них, а потому старались истребить ее. Ведьм искали, мучили и убивали. Их было намного меньше, это не оставляло шансов на победу. И ведьмы поняли, что так будет всегда. Что нет способа, способного привести к миру. И что на протяжении всего своего существования им придется бежать и прятаться.

Тени вьются и мечутся меж стволов, придавливая девочку к земле. Она прикрывает голову руками и сутулится, стараясь стать незаметнее. Лица нет, только непрестанно перекатывающиеся клубы тумана, но воображение с готовностью рисует испуганно перекошенный рот и распахнутые глаза.

— И вот тогда первые ведьмы задумали месть. Их план был прост — извести всех людей, от которых исходила опасность. Для этого требовалась невероятная мощь, какой никто не обладал, но они придумали особенный способ. Они сделали девочку сосудом для мрака. Ей предстояло оплакать все человечество.

Маленькая фигурка падает, рассыпаясь черными завихрениями, и тени давят сверху. Жадная клокочущая темнота растекается по земле, скрываясь от света под ветками и листьями. Тонкими щупальцами она тянется к кроссовкам женщины. Не позволяя себе впасть в панику, та упорно продолжает:

— Девочку усыпили и наполнили самым темным, что было в душах ведьм — гневом и ненавистью. Дальше ей полагалось только спать как можно дольше вдали от всех, чтобы тьма внутри с каждым годом копилась и усиливалась. Чтобы потом, когда девочка проснется, это зло вырвалось и обрушилось на людской род, уничтожив всех обычных людей. Это очень долгий способ мести, но другого не дано.

Небо постепенно меняется с серого на голубое, воздух едва заметно теплеет. Ноги ломит от бесконечной ходьбы, но женщина улыбается, глядя на дитя.

— Не бойся, — говорит. — Нам ничего не будет, ведь мы не обычные люди. Наши предки были выбраны ведьмами среди людей, которые пытались их защищать. Нам доверили главную задачу — показать, где спрятана девочка. Когда придет время. Потому что место, где она спит, ведьмы стерли даже из собственной памяти. Они знали, что желание отомстить очень сильное, и это могло привести к тому, что девочку разбудят слишком рано, когда ее сил будет не достаточно. А потому хранить ее тайну полагалось не ведьмам.

Женщина останавливается перед небольшой поляной, заросшей сорной травой. Спящие лица на деревьях бесстрастны и неподвижны. Птицы перелетают с ветки на ветку, шуршат в листве суетливые белки.

— Но ведьмы также и не могли позволить, чтобы девочку вообще не разбудили. Ведь кто захочет брать на себя вину в гибели стольких людей? И тогда они добавили условие — тот, кто в свое время раскроет, где спит девочка, может просить о чем угодно, и это будет исполнено.

Запустив руку под ворот кофты, женщина выуживает висящую на шее деревянную флейту и дергает. Льняной шнурок лопается, оставляя на коже красноватую полоску. Флейта, тонкая и короткая, выполнена из дерева, давным-давно почерневшего от старости. Щербатые края похожи на растрескавшийся пергамент.

— Я услышала эту сказку, когда была совсем маленькой, — говорит женщина ребенку. — Больше, чем ты, но все равно маленькой. Всю жизнь я, как и все, кто был до меня, удивлялась. Всю жизнь я не понимала, какое желание может привести сюда? Ради какого желания можно пожертвовать столькими жизнями? Я была уверена, что никогда не сделаю этого. Думала, передам флейту по наследству, как получила ее сама, и что мои наследники передадут ее своим, и это никогда не прекратится.

Она долго молчит, прислушиваясь к звукам леса, словно ждет, что кто-то окликнет. Что кто-то помешает. Но минуты уходят одна за другой, а древний покой остается ненарушенным. Тогда женщина дрожащей рукой подносит флейту к губам и выдыхает.

Похожий звук бывает, когда дуешь в горлышко пустой бутылки — тихий, протяжный, напоминающий тоскливый вой.

Лица на деревьях с треском распахивают глаза. Опадает крошащаяся кора, отблескивают рубиновые зрачки. Ветер налетает безумным порывом, едва не сбивая с ног и ломая в вышине хлипкие ветви. Птицы рассыпаются по небу черными точками, клекоча и хлопая крыльями. Сгорбившись, женщина прижимает ребенка к груди.

Земля ходит ходуном. Поляна впереди бугрится, похожая на волнующуюся морскую поверхность. Выворачиваются спутанные корни, извиваются черви, в нос бьет затхлый запах влаги и прелой травы. Лица разевают бездонные черные провалы ртов, и все заполняет оглушительный стон множества голосов. Женщина кричит, но не слышит себя.

Поляна проваливается вниз, словно где-то в глубине образовалась большая пустота. Деревья вокруг кренятся, сыпля листьями и смыкаясь кронами. Из-под земли показывается дощатая крыша. Женщина невольно отступает. Крепкая приземистая изба вырастает перед ней, выкапывается снизу как оживший мертвец. Проходит меньше минуты, и она предстает во всей красе: закрытые ставнями окна, крыльцо с низкими ступенями, сложенные из толстых бревен стены, радушно приоткрытая дверь.

Ветер мгновенно утихает, уступая тишине. Лица снова засыпают, делаясь всего лишь узорами на древесной коре. Тяжело дыша, женщина подходит ближе. Колени дрожат, виски пульсируют.

— Не бойся, — говорит она то ли ребенку, то ли себе. — Мы сделали это. Она исполнит желание.

Поднявшись на крыльцо, она оглядывается, еще не уверенная, что все происходит взаправду. Все еще смутно ожидающая, что кто-нибудь остановит. Хотя поздно останавливать.

— Не бойся. Мы не будем ее будить. Мы бы не смогли, даже если бы захотели. И будет хорошо, если ее вообще никто никогда не разбудит.

Прикусив губу, женщина тянет за дверную ручку. Тихонько скрипят петли, дышит изнутри домашнее тепло.

Здесь всего одна комната, ярко освещенная желтоватым светом, хотя источников не видно — в избе нет ни свечей, ни ламп, ни фонарей. Пахнет свежей древесиной и натопленной печью, словно стены, когда-то чуявшие эти запахи, до сих пор их помнят. Посередине дубовая кровать с соломенной периной. Девочка лежит на спине, раскинув руки в стороны. Длинные русые волосы разметались по подушке, белое ситцевое платье расшито разноцветным бисером и украшено бархатными лентами.

Женщина приближается, не сводя глаз с бледного лица спящей. Опущенные веки едва заметно подрагивают, уголки губ опущены. Грудь мерно поднимается и опускается в такт дыханию. Кажется, достаточно одного лишь прикосновения, чтобы девочка проснулась.

Виновато сутулясь, женщина усаживается на краешек кровати и укладывает ребенка рядом.

— Скоро тебя найдут, — говорит. — Ведьмы тысячи лет тебя искали, но ты была скрыта. А теперь ты на виду, они почувствуют. Скорее всего, уже почувствовали. Я сделала, что от меня требовалось.

Девочка остается неподвижной.

— Это ведь значит, что я могу просить?

Ответа снова нет.

Трясущимися руками женщина медленно разворачивает одеяло. Показываются тонкие ручки, лиловые от трупных пятен, и посиневшее личико. На губах белесый налет, приоткрытые глаза высохли и запали. Женщина прижимает руку ко рту и кусает себя за пальцы. Впервые за долгое время она позволяет усталости взять верх и будто ломается изнутри пополам, мгновенно превращаясь в старую куклу.

— Я… я не виновата.

Слезы струятся по скривившемуся лицу, слюни пузырятся в уголках рта, сочатся по подбородку. Спина содрогается от рыданий.

— Я не хотела. Я бы все отдала, чтобы этого не случилась, я бы саму себя… я бы свою жизнь… только чтоб… Отвлеклась всего на минутку, разве я могла знать? Кто-то постучал в дверь, и я пошла открыть, а там никого. Я сразу почуяла… сразу поняла, что случилось… плохое… Сразу побежала в спальню, а он… он упал со стола… я положила его, чтобы запеленать… Меня меньше минуты не было… а он упал… я просто… я…

Она бьет себя кулаком в нос, и кровь тут же размазывается по губам вместе с соплями и слезами. И девочка, и ребенок лежат на кровати без единого движения.

— Я… я ведь могу просить? — всхлипывает женщина. — Я хочу попросить… Я прошу, чтобы т-ты… вернула… Я прошу, чтобы ты вернула его. Я прошу, чтобы ты вернула его. Я прошу, чтобы ты вернула. Пожалуйста. Пожалуйста. Обещаю, я больше глаз с него не спущу, ни на секунду одного не оставлю. Прошу, пожалуйста. Я обещаю, слышишь? Я клянусь, я все на свете отдам, только верни мне его! Я что угодно…

Она осекается, заметив, как дрогнул указательный пальчик младенца. Она закусывает кулак, различив, как расширяются его ноздри, втягивающие воздух. Она ревет в полный голос, когда синева на коже блекнет, уступая здоровой розовости. Она подхватывает ребенка на руки, когда он открывает ясные глаза.

Женщина кружится по комнате и хохочет до хрипа, прижимая к себе дитя. Нет больше утомления, сомнений и страха, весь пройденный путь кажется одной мимолетной секундой. Неважно, что было до и что будет после, важно только то, что сейчас.

Немного успокоившись, она склоняется над девочкой и целует ее в теплый лоб.

— Спасибо. Спасибо. Спасибо, — шепчет на ухо. — Я больше никогда его не оставлю.

Женщина выходит наружу и осторожно ступает прочь, оставляя избу позади. Лес залит солнцем, наливающейся весенней зеленью и птичьим пением, здесь не осталось и крупицы той живой тьмы, что царила еще час назад. Наверное, она вернется ночью, но это уже не имеет значения.

Свет в избе гаснет, но дверь остается распахнутой настежь — здесь ждут новых гостей.

Автор: Игорь Шанин