Письма о.Варлаама (Сацердотского) с Беломорканала
1 * * *
Дорогая О., был очень обрадован получением твоего первого письма с нового места жительства (открытка, написанная тобой из Ленинграда, о которой ты упоминаешь, до меня не дошла). Радуюсь за тебя, что ты сможешь хоть несколько отдохнуть, впрочем, видно, легкости, слабости и спокойствия жизни нигде теперь нет. Пользуйся тем немногим, что еще дается, и не медли восполнить то недостающее, без чего, нет сомнения, нельзя и жить. Не критикуй, не осуждай, а покорно и смиренно прими то, что еще осталось. Будь мудрой, чтобы потом не жалеть и не печалиться об утраченном и трудно вознаградимом.
В моей жизни нет никаких перемен — все по-старому. Изредка получаю открытки от В. Жалко только, что теперь мы не имеем возможности иметь то малое общение, которое было в этом году. Вероятно, скоро она будет у вас. И как рад я за всех вас, что опять, хоть на некоторое время, вы сможете отвести душу одна с другой. И как только жалко, что мне-то не придется быть вместе с вами. Зато в мыслях своих ни с кем, кажется, не бываю так часто, как с вами тремя — самыми близкими и дорогими мне. От души желаю вам полного единодушия и взаимной любви, в чем, правда, не приходится сомневаться, хоть и бывают расхождения в незначительном и маловажном — без этого не обойтись. Как бы хотелось мне побыть в другой обстановке, подышать другим воздухом, по душам поговорить с близкими и дорогими!
Здесь я в полном одиночестве. Мои собеседники — книги, мое общение с близкими — мысли, мечтания. Но благодарю Бога — нет у меня уныния, нет тоски, нет печали — спокойно и бодро, но едва ли достойно, несу свой крест. Надеждой лучшего будущего живу, хотя и не считаю себя достойным лучшей участи. Тебе желаю бодрости и мира, неослабевающей верности и твердости. Да осуществится желание сердца твоего! О тебе храню всегдашнюю память. Прошу меня не забывать. Слава Богу, нужды ни в чем не испытываю. Да благословит и сохранит тебя Господь! Привет твоей сестре.
1934 г. а. В.
——
2 * * *
Приближается великий праздник, наступают Святые дни. Поздравляю всех вас... «Бог мира и Отец щедрот», пославший к нам Своего Сына спасти нас падших, да исполнит души радости истинной, святой, небесной... Как в далеком детстве чистом и святом непередаваемой радости наполнились наши души, так пусть и теперь после долгих дней брани, искушений и невзгод свет небесный снова да озарит нас.
Уже совсем стариком себя чувствую. Все хочется пристальнее вглядеться в то бесконечно далекое и вместе с тем необычайно близкое, о чем иногда вспоминаем, но часто забываем, хочется хоть одним глазком посмотреть на жизнь иного мира. Но сокрыта она от нашего взора. Знаем только, что этот земной мир — искаженное испорченное отражение того, небесного, святого.
Теперешняя земная жизнь представляется мне сплошною юдолью горя и печали, нет места, где мог бы отдохнуть наш немощный дух, все полно смятения, борьбы, горя и слез.
И каким светозарным, полным красоты и радости является небесный мир! Там нет печали и воздыхания, там нет греха, нет брани ужасной, утомительной, нескончаемой; там свет, там радость, там полнота жизни, там покой истинный, там жизнь с Господом. Хочу пристальнее вглядеться в конечную цель своего долгого бедственного странствования, но нет нужной сосредоточенности, нет среды помогающей, наоборот, все служит к тому, чтобы забыть, потерять единственное сокровище.
Если Господь Милосердый продлит дни земного странствования, чтобы хоть напоследок очистить себя и приготовиться к переходу в иную жизнь, если даст возможность переменить обстановку, то как бы хотелось все от начала до конца отдать Ему — Милосердому Отцу, Спасителю и Промыслителю. О, Христе, снисшедший к немощи нашей, «пощади души наша»!
а. В.
30. ХII. [1934?]
—
3 * * *
Дорогая О., сегодня получил твое коротенькое письмо. Совсем уже заждался, потерял надежду, хотя ни одной минуты не сомневался в добрых твоих отношениях ко мне. Да, не всегда ведь можно писать письма — надо хоть немного иметь доброго, мирного настроения. А в серый сумрачный день трудно бывает и два слова связать. И сам-то я давно уже не писал тебе. Конечно, ты не можешь сомневаться в неизменности моих исключительно добрых отношений к тебе. У тебя есть надежда на встречу когда-нибудь, на встречу и возможное устройство своей жизни. И у меня теплится эта же надежда. А осуществление в воле Иной!
Но все же следовало бы тебя и В. побранить. Если бы не Е., которая регулярно пишет мне, что бы я должен был думать про вас, когда вы целыми месяцами не присылаете ни строчки. В. почти три месяца не пишет. Не нужно забывать, что я с вами все же в неравных положениях, и как бы ни было вам тяжело, а отсюда и плохо настроение, скорее вы должны снизойти к моей слабости, чем вам дожидаться моего снисхождения...
Прошла почти неделя. Сегодня наш престольный праздник св. бл. Александра Невского. Ты писала в канун Успения, а я отвечаю в другой день, так же дорогой и близкий нам.
Поистине «переходит образ мира сего». Ведь если бы наши идеалы покоились только в пределах сего мира, а этот мир на наших глазах разрушается, то какая беспредельная неисцельная тоска должна бы покрыть нашу душу при разрушении наших надежд и чаяний! И теперь ведь многое нелегко перенести, ибо все же сердце наше хоть частично да привязано к смердящему трупу мира сего. Но слава Господу, давшему нам познать свет Истины! Если немного и печалимся, то только по немощи своей человеческой природы.
«Наша жизнь на небесах», благовествует божественный Павел. Не только отвлеченные идеалы будущей жизни должны вдохновлять и укреплять нас — отвлеченное имеет очень слабую способность влиять на жизнь — а сама жизнь, пронизанная небесным светом, обвеваемая воздухом нетленных обителей, именно жизнь, хотя и сокровенная, незримая, — она только имеет власть, давая душе радость и блаженство среди скорбей мира сего. О, как хотелось бы мне вновь соприкоснуться с живущими по духу, и самому хоть немного воспрянуть, поднять очи горе! Сейчас в скудости духовной обретаю себя нищим, обнаженным какого-либо одеяния брачна. Но есть одно упование — неизреченная милость Владыки жизни нашей. Может быть. Он еще даст ощутить сладость блаженной жизни в общении с Ним!
На это уповаю, этим живу, без этого был бы самым несчастным из всех живущих на земле. А теперь бодр и крепок, хотя и нищ и немощен.
Дорогая О., все же время от времени пиши, как писала когда-то раньше.
А вести церковные не могут порадовать. Грустно.
Привет Е. и В. и Н. Будь здорова. Храни вас Господь и благослови.
а. В.
12.IX.1936 г.
——
4 * * *
Дорогие О. и Е., только что получил вашу посылочку и сейчас имею возможность написать вам несколько строк. Вы помните меня — и за эту память, вашу любовь, внимание ко мне приношу вам искреннюю признательность. Только очень-то о мне не беспокойтесь; в одном только можете быть чрезмерными — ваших молитвах к Господу. Теперь как раз наступает очень тревожное, чреватое серьезными последствиями время. Хоть в моей жизни не произошло никаких перемен — пока здоров и благополучен, но настроение тревожное, неспокойное. Прошу теперь особо усердных молитв ваших.
Беспросветно-серая, уныло-однообразная жизнь. Нет никакого просвета... Но нужно сознаться — корень зла в себе самом: скудость внешней жизни не преодолевается высотой и интенсивностью внутренней жизни. Внутренняя жизнь едва-едва теплится. Умом не сделал ни одной самомалейшей уступки, полнота и крепость веры неизменно те же самые, какими были на заре сознательной духовной жизни. А сердце... Как далеко оно ушло от тех небесно-прекрасных, чудесных переживаний, какими было полно в дни юности духовной и потом в последующие — уже в более зрелом возрасте. Как далеко оно теперь от истоков благодати, как осуетилось, опустилось, огрубело, отяжелело, развратилось!
А ведь в сердце текут истоки жизни, от него весь тон, все направление жизни человека. Все же живешь надеждой исправления, улучшения, очищения, возврата к утраченной чистоте, близко ощущаемой святыни.
И надежда это — единственное, что бодрит, крепит часто изнемогающий наш немощный дух.
Но какое великое лишение — отсутствие храма, святых книг, духовного общения, беседы. Мы слишком оказываемся слабыми, чтобы без всего этого преодолеть косность окружающей среды, рассеять всюду лежащий мрак. В борьбе изнемогает дух и падает. Но надежда Воскресения светозарного не покидает бедное сердце, в нем она живет, а с нею живет и грешный человек. Даже намеренно отгоняю воспоминания святых небесных дней и переживаний, отгоняю не потому, что не ценю их или не люблю, а потому, что среди этого мрака как-то неловко быть в мыслях со светлым прошлым, — можно расплакаться совсем. Правда, это не всегда так. Иногда и здесь все же размышляю о грядущем, вспоминаю прошлое, святыней освежаю опустошенную душу свою.
Правда, ведь я имею возможность величайшего утешения — общения с Господом в Его Святом Таинстве Тела и Крови. О, как светозарна поистине небесна вера наша! И как бы ни было мрачно и темно кругом, с верой Христовой можно жить спокойно, не боясь никаких превратностей судьбы.
Есть ли какие-либо вести от аввы Гурия, Льва, — как они живут? Нередко вспоминаю Макария и Петергоф — там много было пережито светлых, святых дней. Жив ли авва Варсонофий, как его здоровье?
Привет М.А.
Храни вас Господь и благослови и утеши.
Любящий вас а. В.
15/28.III.1937 г.
——
5***
+ Христос Воскресе!
Вот и «священная и всепразднственная спасительная нощь, светозарная, светоносного дне восстания суши провозвестнице» пришла.
Не в храме, среди восторженных и ликующих песнопений, преисполняющих сердце неизъяснимой радостью, пришлось и на сей раз встречать этот единственный светоносный день — «праздников праздник и торжество из торжеств», а в обстановке исключающей все духовное, среди людей или забывших этот день, или скрывающих празднование его, или вовсе не знавших и не хотящих знать его.
В постели пропел Пасхальную Заутреню, мысленно похристосовался со всеми друзьями и заснул. Утром рано (в 6 ч.) встал, снова пропел Пасхальное песнопение и принял Небесный Дар — величайшее утешение и подкрепление для всех живущих на земле.
Не могу не вспомнить ту величественную песнь, которая воспевается однажды в год — вчера: «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом и ничтоже земное в себе да помышляет, се бо Царь Царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным». Неизъяснимое, непостижимое таинство, когда человек питается Божественною Плотию! Это для укрепления нашей немощи, это высшее питание духовное, это залог теснейший общения со Христом в будущем веке.
И торжество Пасхальной ночи, единственное из всех торжеств на земле есть предвестие всеобщего воскресения и блаженной жизни со Христом. К этой будущей жизни в небесных обителях все время устремляю свой взор, и в надежде грядущего освобождения от греха и страстей, мучающих и тиранящих душу, черпаю силы для здешней жизни, полной непрестающей брани, искушений, соблазнов, преткновений, падений и восстаний.
Сейчас полная и совершенная тишина на сердце — Господь приходит в тихом веянии «хлада тонка». И Он — Сладчайший, радости исполнивший учеников, эту же радость подает и нам, хотя и недостойным, но все же ученикам Его.
«О, Божественного, о, сладчайшего Твоего гласа! С нами бо неложно обещался еси быти до скончания века». И верен Господь слову Своему. На протяжении всех веков все верные Христу были неизменно Им охраняемы, подкрепляемы, утешаемы; реально ощущали близость Господа, некоторым же в исключительных случаях Он являлся в чувственном образе. И всех верных питал Он и доселе питает Своею Божественною Плотию, и всякий вкушающий тело Господне знает и реально ощущает, что это действительно есть Плоть Господа.
Слава Господу всемилостивому, премудро устрояющему нашу жизнь.
Да будет милость Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами, да благословит Он вас и утешит!
С любовью, многогрешный
а.В.
19.IV. — 2. V. 1937 г.
Светлое Христово Воскресение.
P.S. Сейчас бытовые условия изменились, несколько ухудшились; перед праздником нас всех перевели на лагпункт, где живем не в отдельных комнатах, как это было раньше, а в общем бараке, правда, нар нет, только койки, состав — только ИТР, помещение чистое, хорошо отделанное, но вот горе для меня — нет плиты, придется свою кухню прикрыть и идти в столовую, в которую не ходил месяцев пять. Пишите. а.В.
----
Последнее письмо
Дорогая О.,
как только что написал В., повторяю тебе — в праздник св. вмч. Пантелеймона был обрадован получением сразу пяти писем, в том числе и от тебя. Спасибо, что не забываете. Так, положение Леон.Мих. [архим. Лев (Егоров) находился в лагере под Кузнецком. — Публ.] ухудшилось, это мне очень понятно, ведь и сам все время нахожусь под угрозой этого ухудшения. Вчера провожали многих из своих товарищей, отправившихся в путь далекий — Колыму. Про себя ничего сказать определенного не могу — временно оставлен на своем месте, но, по-видимому, нас всех отсюда отправят, только в разные места и в разное время. Это хотя и не слишком сильно беспокоит, однако все же вносит некоторую тревогу.
Но, оказывается, тревога и беспокойство посещает сейчас и многих других. Ты пишешь о тревожной жизни В.М. [архим. Гурий после лагеря находился в Средней Азии. — Публ.], да и брат Насти [игум. Иоасаф Череменецкого монастыря находился в ссылке, откуда не вернулся. — Публ.] тоже отправился странствовать. Все это на грустные мысли настраивает. Это время еще очень беспокоюсь за своего отца, но пока он, слава Богу, здоров и благополучен. Сейчас работа у меня увеличилась — во-первых, прибавили один час к рабочему дню, уничтожив завтрак, так что теперь работаем без перерыва с 9 до 6, а затем нагрузка из-за отъезда товарищей. На работе чувствую себя иногда утомленным.
Ты на свою судьбу сетуешь — успехи родных и друзей, их матерьяльное преимущество рождают как бы некоторую зависть, а главное недовольство своим положением и разочарованием в правильности избранного пути. Конечно, это минутное искушение, так как ты прекрасно знаешь, что в той области, в которой ты работаешь, можно приобрести ценности безмерно большие, чем новый учебник, научная диссертация и пр. другие ценности жизни этой. Ты говоришь, что вот в своей-то специальности усовершение идет очень медленно, не заметно явно ощутимых плодов. Что ж, в меру трудов и по степени смирения Господь посылает Свою благодать, которая и преображает нашу душу и возносит ее на высоту. И нередко плоды сокровенными остаются в душе до времени, ибо не всем и во всякое время полезно бывает узреть себя в ином облагодатствованном виде. Здесь особенно нужно помнить слова Господа: «в терпении стяжите души ваша». Великое прилежание и терпение нужны всякому подвизающемуся.
О К.В. Если раньше при обстановке, ограждающей от многих соблазнов, а главное — побуждающей к некоторой духовной деятельности, ей все же было трудно, то представляю, как тяжело ей теперь в условиях менее благоприятных. Хорошо еще, что она живет вблизи вас, а то могла бы совсем споткнуться. Надо ей помочь, снисходя к ее способностям, помогая нести лежащую на душе тяготу, главное же — оказывать молитвенную помощь. Да поможет ей Господь!
Так, прежде всего не озирайся по сторонам, не смотри назад. Избранный путь жизни — верен. Большая половина жизни уже прожита. Устремим свои очи духовные к Единому Безгрешному. Конец жизни этой и начало будущей вечной — вот о чем больше всего мы должны размышлять.
Оглядываясь назад, удивляешься быстротечности человеческой жизни — она одно мгновение, по-видимому, это же чувство, еще более усиленное, будет в момент расставания с землей. Теперь сумрачно, грустно кругом, нет места покою и уже в буквальном смысле ничто не привязывает к этой временной жизни. Надо только молить Господа, да даст силы перенести все испытания без ропота, и в вере несомненной, в совести чистой отойти к Небесному Отцу.
Вспоминаю часто Петергоф, его авву больного и благостного [игум. Варсонофий. — Публ.], сестер, усердствующих в подвиге. Там очень хорошо было служить в храме. Некоторые службы были неповторимыми в жизни моей. Да благословит Господь этот святой уголок.
Еще чаще мысли устремляются к Макарьевской пустыни и обитателям ее. Это была настоящая обитель, полная благодати... Как хорошо там было теперь в августе, в дни перед Успеньем.
Передай мой привет Ел.Ос., племянницам и всем друзьям.
Храни вас Господь и благослови!
Не печалься, а понемногу трудись и войдешь в радость Господа!
С любовью, многогрешный
а. В.
11.VIII. 1937 г.