Письма о. Василия Соколова из Бутырской тюрьмы (ч.1)

Письма о. Василия Соколова из Бутырской тюрьмы (ч.1)

Май 1922 года


19/V. Всем лю­бя­щим и пом­ня­щим ме­ня! На­си­лу про­жил эту бес­ко­неч­ную ночь. Во­ис­ти­ну эта бы­ла ночь под мно­го­стра­даль­но­го Иова. Нер­вы до то­го на­тя­ну­ты, что не мог уснуть ни од­ной ми­ну­ты. Каж­дые ша­ги за две­рью ка­за­лись по­хо­дом за мной, чтобы ве­сти на Гол­го­фу. И вот уже утро, а все-та­ки сна нет, нет и по­зы­вов к нему. Сре­ди но­чи при­ча­стил­ся. Это уте­ши­ло, конечно, ду­хов­но, но те­лес­но ни­че­го не из­ме­ни­лось. Сколь­ко раз я про­сил и Гос­по­да, и угод­ни­ков свя­тых по­слать мне есте­ствен­ную смерть. За­ви­дую Ро­за­но­ву, ко­то­рый за­бо­лел тяж­ко в тюрь­ме и умер до­ма. Да­же и та­ко­го, ка­жет­ся не очень боль­шо­го сча­стья, и то уже по­лу­чить нель­зя. Оста­ет­ся, вид­но, по­вто­рять од­но и то же: да бу­дет во­ля Твоя, яко на небе­си и на зем­ли!

Вспом­нил вче­раш­нюю за­пис­ку То­ни при по­сыл­ке про­дук­тов. Пи­шет: мно­гие участ­ву­ют в пе­ре­да­че и про­сят бла­го­сло­ве­ния. Шлю вам это мое пас­тыр­ское бла­го­сло­ве­ние, не мое, соб­ствен­но, а Бо­жие – через ме­ня, недо­стой­но­го. Как я рад был бы вас бла­го­сло­вить лич­но, усты ко устом по­бе­се­до­вать! Ан­на Ва­си­льев­на и Вла­ди­мир Ан­дре­евич, на­вер­ное, ис­стра­да­лись по мне, греш­но­му, и ты, Ан­на Ге­ор­ги­ев­на, на­вер­ное, ис­пла­ка­лась, ме­ня вспо­ми­на­ю­чи. Да и все вы: Ев­до­кия Ива­нов­на, Оля, Ка­тя, Па­ня, Ма­ня, Та­ня, Мат­ре­ша и дру­гие все – из­го­ре­ва­лись о сво­ем ба­тюш­ке, с ко­то­рым за­вя­за­лись, как на грех, та­кие теп­лые, дру­же­ские от­но­ше­ния. Глу­бо­ко скорб­лю я о вас в раз­лу­ке с ва­ми. Хоть глаз­ком бы взгля­нуть на вас, хоть где-ни­будь в ще­лоч­ку уви­деть вас! Но ни­че­го не вид­но из мо­ей ка­ме­ры, толь­ко небо да сте­ны тю­рем­ные. Уте­шим­ся тем, что вся­кое стра­да­ние на поль­зу че­ло­ве­ку, на поль­зу его бес­смерт­ной ду­ше, ко­то­рая толь­ко ведь и име­ет зна­че­ние. Для ме­ня стра­да­ние тем бо­лее необ­хо­ди­мо, что жизнь про­жи­та сре­ди по­сто­ян­но­го за­бве­ния о ду­шах, вве­рен­ных мо­е­му пас­тыр­ско­му по­пе­че­нию. Вре­мя бы­ло тра­че­но на вся­кие де­ла и мень­ше все­го на те, на ко­то­рые нуж­но бы­ло, – на пас­тыр­ский по­двиг. Жаль, что про­зре­вать все­гда при­хо­дит­ся по­сле то­го, как бе­да стря­сет­ся, как да­же и по­пра­вить ни­че­го нель­зя. И вот вам всем, кто хо­чет и бу­дет пом­нить ме­ня, урок от мо­ей тра­ги­че­ской судь­бы – огля­ды­вать­ся во­вре­мя и не до­жи­вать до та­ких непо­пра­ви­мых уда­ров, до ка­ких до­жил я. Имей­те му­же­ство со­знать непра­виль­ность пу­ти, ко­то­рым иде­те, и су­мей­те по­во­ро­тить ту­да, ку­да нуж­но. А ку­да нуж­но, об этом каж­до­му го­во­рит преж­де все­го со­весть его, а по­том Хри­стос в Его Свя­том Еван­ге­лии. Иди­те за со­ве­стью и за Хри­стом и ни­ко­гда ни в чем не по­тер­пи­те уро­на. Мо­жет быть, по­те­ря­е­те во мне­нии об­ще­ства, в ма­те­ри­аль­ном до­стат­ке, в слу­жеб­ных успе­хах – все это, в кон­це кон­цов, не боль­ше пу­ли. “Хва­тай­ся за веч­ную жизнь”[e], – пи­шет апо­стол Па­вел Ти­мо­фею. И вы преж­де все­го и боль­ше все­го пе­ки­тесь о веч­ной жиз­ни, о небе, о ду­ше, о слу­же­нии Хри­сту, о по­мо­щи бра­тьям мень­шим, о люб­ви к ближ­ним и т. п. – и то­гда про­жи­ве­те жизнь свою без по­тря­се­ний, без ка­та­строф.

Я ча­сто те­перь став­лю се­бе этот во­прос: для че­го стряс­лась на­до мной та­кая непо­пра­ви­мая бе­да? Преж­де все­го, ко­неч­но, для ме­ня са­мо­го, а за­тем и для вас, мо­их до­ро­гих ду­хов­ных де­тей, мо­их ми­лых са­ма­рян и са­ма­ря­нок, при­хо­жан и при­хо­жа­нок, для вас, бра­тьев и се­стер. Ведь все мы долж­ны сой­ти в мо­ги­лу в раз­ное вре­мя. Ва­ше­му пас­ты­рю суж­де­но и в смер­ти быть по­учи­тель­ным, и имен­но по­то­му, что он не умел быть по­учи­те­лен жиз­нью сво­ею. Ес­ли эта судь­ба моя про­из­ве­дет на вас до­ста­точ­ное об­ра­зум­ля­ю­щее впе­чат­ле­ние, ес­ли скор­би мои на­учат и вас при­ми­рять­ся с те­ми мно­ги­ми скор­бя­ми, без ко­их нель­зя вой­ти в Цар­ство Небес­ное, то­гда бу­дет оправ­да­на тя­же­лая участь моя и мне лег­ко и ве­се­ло бу­дет смот­реть с то­го све­та на бла­го­де­тель­ные пе­ре­ме­ны, ка­кие про­изой­дут в жиз­ни ва­шей. Ина­че мне и там неслад­ко бу­дет чув­ство­вать­ся, гля­дя на вас, не вы­нес­ших ни­че­го ду­хов­но по­лез­но­го из по­стиг­ше­го вас ис­пы­та­ния.

Бо­же мой, Бо­же мой! Как мно­го ро­ит­ся мыс­лей в го­ло­ве, чувств в серд­це, ко­то­рые хо­те­лось бы пе­ре­дать вам, мо­им до­ро­гим бра­тьям и сест­рам, мо­им ду­хов­ным ча­дам. Я знаю, что вы креп­ко мо­ли­тесь Бо­гу о мне, и я мо­лит­вен­но вспо­ми­наю всех вас. Не рас­слаб­ляй­тесь в мо­лит­ве из-за то­го, что не по-ва­ше­му хо­те­нию тво­рит Гос­подь, а по Сво­ей свя­той во­ле. Так и долж­но быть. На­ша во­ля слиш­ком недаль­но­вид­на и неустой­чи­ва, чтобы на нее по­ла­гать­ся. Во­ля Бо­жия од­на мо­жет при­ве­сти нас к ис­тин­но­му на­ше­му сча­стью. Устра­и­вай­те же се­бя так, как угод­но Бо­гу, и не роп­щи­те на то, что вы­хо­дит не по-ва­ше­му... То­гда Гос­подь ми­ра все­гда бу­дет с ва­ми.

Бла­го­слов­ляю всех вас. Об­ни­маю и лоб­заю лоб­за­ни­ем свя­тым.
Греш­ный про­то­и­е­рей Ва­си­лий


19/V. Немно­го уснул по­сле бес­сон­ной но­чи, и са­мо­чув­ствие ста­ло зна­чи­тель­но луч­ше. Прав­да, серд­це не пе­ре­ста­ет ныть, как бы в пред­чув­ствии на­вис­шей бе­ды, но со­сто­я­ние ор­га­низ­ма по­кой­ное, урав­но­ве­шен­ное. К то­му же слу­хи рас­пус­ка­ют (я ду­маю, что рас­пус­ка­ют для на­стро­е­ния) хо­ро­шие, буд­то пред­ре­ше­но во­об­ще от­ме­нить смерт­ные при­го­во­ры по на­ше­му де­лу, за­ме­нить дру­ги­ми на­ка­за­ни­я­ми. Ка­кие бы ни бы­ли эти на­ка­за­ния, несо­мнен­но, их пред­по­чтешь рас­стре­лу, но ве­рит­ся с тру­дом в та­кую бла­го­на­ме­рен­ность су­дей. По­че­му же ее не бы­ло у них рань­ше? Ско­ро все узна­ет­ся. Уже, на­вер­ное, де­ло пе­ре­смат­ри­ва­ет­ся, и окон­ча­тель­ный при­го­вор не за­мед­лит всту­пить в си­лу. Гос­по­ди! Что то­гда? Неуже­ли так и при­дет­ся рас­стать­ся с бе­лым све­том? Вот ко­гда ор­га­низм крепнет, то­гда и жаж­да жиз­ни уве­ли­чи­ва­ет­ся. По­то­му-то, я ду­маю, по­движ­ни­ки и из­ну­ря­ли и не ща­ди­ли те­ла, чтобы эту жиз­нен­ность в нем осла­бить, чтобы воз­бу­дить жаж­ду дру­гой, небес­ной, ду­хов­ной жиз­ни. Две эти жаж­ды од­новре­мен­но не мо­гут вме­стить­ся в на­стро­е­ние че­ло­ве­ка. И по­то­му муд­рый не да­ет воз­об­ла­дать жи­вот­но-те­лес­ной чув­ствен­ной жаж­де в сво­ем ор­га­низ­ме, а ста­ра­ет­ся о до­ми­нан­те ду­хов­ной.

В от­но­ше­нии се­бя дол­жен я ска­зать, что ду­хов­ная жаж­да не бы­ла мо­им по­сто­ян­ным и устой­чи­вым на­стро­е­ни­ем и в преж­нее вре­мя. Так оста­ет­ся и те­перь, да­же в эти един­ствен­ные в сво­ем ро­де дни, ко­гда во­прос о жиз­ни здесь и о жиз­ни там сто­ит на са­мой пер­вой оче­ре­ди, ко­гда на­деж­ды на здеш­нюю жизнь те­лес­ную по­чти утра­че­ны и пред­сто­ит неиз­беж­ная встре­ча с жиз­нью по­ту­сто­рон­ней, за­гроб­ной. Да­же и те­перь на­стро­е­ние оста­ет­ся ко­леб­лю­щим­ся, и вспыш­ки чув­ствен­ной, зем­ной жиз­ни ни­сколь­ко не осла­бе­ва­ют, а толь­ко раз­ве за­ми­ра­ют на вре­мя, чтобы немно­го по­го­дя дать о се­бе знать еще силь­нее.

Од­на­ко, ду­маю, не мо­жет прой­ти бес­след­но та­кое ду­шев­ное на­пря­же­ние в борь­бе за то, что же долж­но пред­по­честь – зем­ное или небес­ное, те­лес­ное или ду­шев­ное, на­сто­я­щее или бу­ду­щее. Во вся­ком слу­чае, ве­сы ре­ше­ния скло­ня­ют­ся в сто­ро­ну по­след­не­го вы­бо­ра. И этот ре­зуль­тат яв­ля­ет­ся са­мым важ­ным пло­дом пе­ре­жи­ва­е­мо­го вре­ме­ни. Что бы ни слу­чи­лось по­том, все-та­ки во­прос яв­ля­ет­ся ре­шен­ным окон­ча­тель­но: дер­жись за веч­ную жизнь, за небо, за ду­шу. Осталь­ное все – пре­хо­дит и не сто­ит се­рьез­но­го вни­ма­ния. Для ме­ня, как уже во­об­ще пе­ре­шед­ше­го во вто­рую по­ло­ви­ну жиз­ни, дав­но сле­до­ва­ло бы оста­но­вить­ся на та­ком вы­бо­ре и на­пра­вить все уси­лия к его про­ве­де­нию в жизнь. Это­го не бы­ло по доб­рой во­ле. Те­перь это при­хо­дит­ся при­знать и на­чать осу­ществ­лять по необ­хо­ди­мо­сти.

Да, тюрь­ма ве­ли­кая учи­тель­ни­ца и стро­гая на­став­ни­ца. Она не лю­бит шу­ток и по­ло­вин­ча­то­сти. Здесь на­до ре­шать­ся окон­ча­тель­но и бес­по­во­рот­но. В сво­бод­ной жиз­ни к это­му се­бя ни­как не при­ну­дишь, до это­го со­зна­ния ни­как не дой­дешь. Вот она – эта тюрь­ма, те­перь окон­ча­тель­но убе­ди­ла ме­ня, что от­да­вать­ся со всем жа­ром и ис­клю­чи­тель­но­стью мир­ской, жи­тей­ской су­е­те – чи­стое безу­мие, что на­сто­я­щее за­ня­тие для че­ло­ве­ка долж­но со­сто­ять в слу­же­нии Бо­гу и ближ­не­му и мень­ше все­го в за­бо­тах о се­бе. Что да­ла мне, в кон­це кон­цов, эта моя мно­го­по­пе­чи­тель­ность о зем­ных стя­жа­ни­ях, о че­сто­лю­би­вых, слу­жеб­ных и иных пре­иму­ще­ствах, о по­кое и до­воль­стве те­лес­ной жиз­ни? Я при­знаю, что эта непра­виль­ная по­ста­нов­ка жиз­ни и до­ве­ла ме­ня до тюрь­мы. Прав­да, я в по­след­нее вре­мя (и толь­ко в по­след­нее) стал по­доб­рее, по­за­бот­ли­вее в от­но­ше­нии к бед­ным и к ближ­ним во­об­ще, но имен­но толь­ко чуть-чуть. Нет, на­до в корне все это пе­ре­стро­ить и жить по-хри­сти­ан­ски, а не по-язы­че­ски, как это ве­лось до­се­ле. Но при­дет­ся ли, Гос­по­ди, при­дет­ся ли хоть по­про­бо­вать жить по-Бо­жьи? И смо­жешь ли жить по-Бо­жьи на сво­бо­де?! В тюрь­ме да в гря­ду­щем стра­хе смер­ти ре­ши­мость не про­па­да­ет и крепнет, а на сво­бо­де, сре­ди шу­ма жиз­ни и вся­ких со­блаз­нов – там, по­жа­луй, и не вы­дер­жишь та­ко­го бла­го­го ре­ше­ния.

Да, да, и во вся­ком зле есть свое доб­ро, и да­же боль­шое доб­ро. Так и в тюрь­ме мно­го доб­рых пе­ре­во­ро­тов со­вер­ша­ет­ся в ду­шах лю­дей. И они ухо­дят от­сю­да во мно­гом очи­щен­ны­ми от ста­рых пле­ве­лов, от преж­ней гря­зи. Уй­ду ли я та­ким, и во­об­ще уй­ду ли?!

Прот. В. Со­ко­лов


20/V. Как бес­ко­неч­но дли­нен и бес­ко­неч­но му­чи­те­лен этот тю­рем­ный день! Не зна­ешь, ко­гда вста­ешь, ко­гда что де­ла­ешь. Ча­сов не по­ла­га­ет­ся, и все счи­та­ет­ся толь­ко по оправ­кам: их три – утрен­няя, обе­ден­ная и ве­чер­няя. Ско­ро ли, дол­го ли до той или дру­гой оправ­ки узнать не по че­му, а ночь – так это чи­стая веч­ность, осо­бен­но для ме­ня, ча­сто про­сы­па­ю­ще­го­ся или во­все не за­сы­па­ю­ще­го. Неда­ром на сте­нах есть раз­ные от­мет­ки те­ней – тень обе­да, ужи­на и т. д. Но тут очень ма­ло точ­но­сти, а по­то­му так ча­сто и слы­шишь из окон пе­ре­клич­ки: сколь­ко вре­ме­ни, ско­ро ли то и то. Ле­том, ко­неч­но, мож­но пе­ре­клик­нуть­ся, а ка­ко­во зи­мой си­деть в та­ком по­ло­же­нии. Но­чью ог­ня то­же нет, и смот­ришь по­это­му с осо­бой ра­до­стью на све­ти­ла небес­ные. “Звез­да, про­сти, по­ра мне спать...” – каж­дый ве­чер зву­чат в ду­ше мо­ей эти сло­ва, до­ро­гая То­нич­ка[f]. Ду­ма­ла ли ты, ко­гда пе­ла, и ду­мал ли я, ко­гда слу­шал, что эти мыс­ли, эти чув­ства, ка­кие за­ло­же­ны в эту пес­ню, бу­дут ре­аль­но пе­ре­жи­вать­ся са­мим мною. От тюрь­мы, как от су­мы, не от­ре­кай­ся. По­сло­ви­ца оправ­да­лась с са­мой бес­по­щад­ной прав­ди­во­стью.

Се­го­дня встал, ду­маю, ча­сов в пять. Ка­кое-то дви­же­ние за две­рью, ка­кие-то то­роп­ли­вые ша­ги, ино­гда воз­гла­сы, а ведь ты за­перт, как в сун­ду­ке, и не мо­жешь про­ве­рить, что де­ла­ет­ся кру­гом те­бя. От­то­го-то так и на­пря­га­ют­ся нер­вы – от этой неиз­вест­но­сти про­ис­хо­дя­ще­го во­круг те­бя. Но нын­че я как буд­то спо­кой­нее от­но­шусь ко все­му, не по­то­му чтобы страх смерт­ный про­пал, а по­то­му, что, по све­де­ни­ям, де­ло на­ше еще сто­ит на мерт­вой точ­ке. Вот ко­гда сдви­нет­ся и пой­дет к кон­цу, то­гда уж при­дет­ся по­вол­но­вать­ся как сле­ду­ет. По­ка же жи­вешь ча­са­ми: то по­лег­че, то по­тя­же­лее. Ино­гда на­бе­жит та­кая мут­ная вол­на на со­зна­ние, что ни­че­му не рад и го­тов хоть на сте­ну лезть...

Пред­ла­га­ют чи­тать кни­ги: есть лю­ди, да­же вы­пи­сы­ва­ю­щие их из до­му и за­ни­ма­ю­щи­е­ся на­у­кой. У вся­ко­го свои нер­вы и свой ха­рак­тер. Но у ме­ня не та­кой, чтобы в ви­ду смер­ти ду­мать о ка­ких-то на­уч­ных ин­те­ре­сах.

Про­бую со­сре­до­то­чить­ся, чи­тать. И через каж­дые пять ми­нут от­ры­ва­юсь, чтобы ду­мать все об од­ном и том же – о сво­ей на­сто­я­щей и бу­ду­щей уча­сти. И ко­гда сно­ва об­ра­тишь­ся к кни­ге, то за­бы­ва­ешь, о чем чи­тал. Ка­кой же мо­жет быть толк из та­ко­го пре­ры­ви­сто­го чте­ния? Вот ес­ли бы бы­ла ка­кая-ни­будь физи­че­ская ра­бо­та, ка­кое-ни­будь ру­ко­де­лие, это бы­ло бы ис­тин­ным сча­стьем. За ним ско­ро­тал бы вре­мя и из­ба­вил­ся от до­ку­ча­ю­щих дум. Жаль, ни­че­го та­ко­го я не умею, да и ма­ло кто из нас уме­ет что-ни­будь в этом ро­де. Опять, нет ни­ка­ких ма­те­ри­а­лов, ни­ка­ких ору­дий. Го­лы­ми ру­ка­ми ни­че­го не по­де­ла­ешь.

Оста­ет­ся по­чти един­ствен­ное, но за­то и са­мое уте­ши­тель­ное за­ня­тие в на­сто­я­щем по­ло­же­нии – это мо­лит­ва. Ес­ли где, то здесь мож­но и долж­но, по Апо­сто­лу, непре­стан­но мо­лить­ся. В сло­вах мо­лит­вы, при углуб­ле­нии в их смысл и зна­че­ние, по­сте­пен­но от­кры­ва­ют­ся но­вые и но­вые ис­точ­ни­ки обод­ре­ния и ра­до­ва­ния. Ино­гда по­вер­га­ешь­ся в са­мо­осуж­де­ние, в со­зна­ние глу­би­ны сво­ей гре­хов­но­сти, в со­зна­ние сво­ей преж­ней немощ­но­сти. Но за­тем это на­стро­е­ние вы­тес­ня­ет­ся бо­лее власт­ны­ми сло­ва­ми на­деж­ды, уте­ше­ния. Для огор­чен­но­го, стра­да­ю­ще­го серд­ца мо­лит­ва не толь­ко да­ет от­дых и по­кой, но и вли­ва­ет в него струи жиз­ни, си­лы для при­ми­ре­ния с без­от­рад­ною дей­стви­тель­но­стью, для пе­ре­не­се­ния по­стиг­ших несча­стий. Без мо­лит­вы пря­мо мож­но бы­ло бы про­пасть, впасть в безыс­ход­ную тос­ку, в смерт­ную аго­нию.

По­ка дер­жу свое пра­ви­ло – вы­чи­ты­ваю все днев­ные служ­бы по мо­лит­во­сло­ву. Не ду­мал я, чтобы эта кни­га так мог­ла быть по­лез­ной мне в жиз­ни, как во­об­ще ведь не ду­мал и по­пасть в на­сто­я­щее пе­чаль­ное по­ло­же­ние. О, ес­ли бы эти мо­лит­вы бы­ли бла­го­при­ят­ны пред Спа­си­те­лем на­шим Бо­гом! Ес­ли бы до­ле­те­ли эти скорб­ные вздо­хи до небес­ных за нас мо­лит­вен­ни­ков и по­двиг­ли их на умо­ле­ние за нас! Но на свои мо­лит­вы на­деж­ды не толь­ко ма­ло, но и со­всем нет. Каж­дый, кто тонет, тот стонет и взы­ва­ет... Я боль­ше воз­ла­гаю на­деж­ды на ва­ши мо­лит­вы, мои близ­кие мо­е­му серд­цу – де­ти кров­ные и де­ти ду­хов­ные. Ва­ши мо­лит­вы доб­ро­воль­ные и са­мо­от­вер­жен­ные, они мо­гут боль­ше зна­чить для уми­ло­стив­ле­ния Вла­ды­ки Хри­ста. Неко­гда мо­лит­вы вер­ных из­ве­ли из тем­ни­цы Пет­ра апо­сто­ла. Не слу­чит­ся ли хоть что-ни­будь по­доб­ное с на­ми, греш­ны­ми, по ва­шим свя­тым мо­лит­вам?!

Прот. В. Со­ко­лов


21/V. День за днем все при­бав­ля­ет нам Гос­подь жиз­ни. Все мед­лит Гос­подь с при­зы­вом нас к Се­бе, ожи­дая на­ше­го по­ка­я­ния, на­шей ду­шев­ной под­го­тов­ки. И смот­ря по то­му, что мы из се­бя по­ка­жем в это кри­ти­че­ское вре­мя, ка­кие за­дат­ки, доб­рые или пло­хие, в се­бе об­на­ру­жим, то и бу­дет нам. Ибо у Пра­вед­но­го Мздо­воз­да­я­те­ля ни­че­го не де­ла­ет­ся не по за­слу­гам.

К со­жа­ле­нию, мы в на­стро­е­нии сво­ем рас­слаб­ля­ем­ся. По раз­ным при­чи­нам. И по­то­му, что гро­за смер­ти еще не вбли­зи, и по­то­му, что втор­га­ют­ся в на­ши мыс­ли и пе­ре­жи­ва­ния ост­рые во­про­сы зло­бо­днев­ной жиз­ни. Вот, на­при­мер, во­про­сы о пе­ре­устрой­стве Церк­ви. Ведь это та­кие до­ро­гие серд­цу на­ше­му во­про­сы, ко­то­рые не за­бу­дешь и в ми­ну­ту смер­ти. Да, что бу­дет с то­бой, род­ная на­ша Пра­во­слав­ная Цер­ковь?! Как буд­то на­роч­но имен­но этим су­дом над на­ми был по­став­лен та­кой ро­ко­вой во­прос. Ты­ся­чу лет не под­ни­ма­лось та­ких во­про­сов. Ку­да же, в ка­кую сто­ро­ну возь­мешь ты на­прав­ле­ние свое, ма­терь на­ша род­ная? Ве­рим в Бо­же­ствен­ный По­кров Небес­ной Гла­вы тво­ей, ве­рим во Хри­ста Гос­по­да, Ко­то­рый воз­лю­бил Цер­ковь Свою и пре­дал Се­бя за нас и не мо­жет оста­вить ее на про­из­вол судь­бы, ве­рим, что Он вы­ве­дет ее на ис­тин­ный и свет­лый путь. Но это – в кон­це кон­цов, а что пред­сто­ит ис­пы­тать ей до тех пор? Что го­то­вит­ся для чад Церк­ви, по­ка все это не об­ра­зу­ет­ся, не бла­го­устро­ит­ся?! Од­но­му Гос­по­ду из­вест­но это, но, су­дя по нам са­мим, мно­го скор­бей и стра­да­ний долж­но вы­пасть на до­лю хри­сти­ан пра­во­слав­ных, по­ка не до­стиг­нут они ти­хо­го при­ста­ни­ща.

И как жаль, как обид­но, что в та­кое важ­ное вре­мя ты от­стра­нен от вся­ко­го уча­стия в со­вер­ша­ю­щих­ся со­бы­ти­ях. Ко­неч­но, мо­жет быть, ни­че­го мы и не внес­ли бы в эти со­бы­тия от се­бя лич­но, но все же мы мог­ли бы по­мочь окру­жа­ю­щим нас разо­брать­ся в них, пе­ре­ва­рить их. В ду­ше вста­ет страх за свою паст­ву, остав­шу­ю­ся без ру­ко­вод­ства, без ду­хов­но­го при­смот­ра, что мо­жет по­влечь за со­бой ко­ле­ба­ние в ве­ре, па­де­ние в нрав­ствен­но­сти и от­чуж­де­ние от Церк­ви. А это вер­ный шаг к ду­хов­ной по­ги­бе­ли. Гос­по­ди! Не по­ставь нам еще и этих, мо­гу­щих быть тя­же­лы­ми, по­след­ствий для на­ших па­со­мых нам же, пас­ты­рям, в счет, не вме­ни нам же в от­вет и, яко благ, про­сти ра­ди на­шей соб­ствен­ной бес­по­мощ­но­сти, невоз­мож­но­сти не толь­ко дру­гим, но и се­бе ни­чем по­мочь в на­сто­я­щем бед­ствен­ном со­сто­я­нии!

Как бу­дешь су­ще­ство­вать и управ­лять­ся при дан­ных усло­ви­ях ты, на­ша Ни­ко­ло-Яв­лен­ская цер­ковь? Кто и как по­ве­дет те­бя в на­ше от­сут­ствие? Неволь­но при­хо­дят в го­ло­ву эти мыс­ли ныне, на­ка­нуне празд­ни­ка 9 мая. Что ста­нут пред­при­ни­мать вслед­ствие пас­тыр­ско­го кри­зи­са на­ши цер­ков­ные по­пе­чи­те­ли? Удо­вле­тво­рят­ся ли на­ем­ны­ми свя­щен­ни­ка­ми или ста­нут хло­по­тать о но­вом, по­сто­ян­ном свя­щен­ни­ке? Воз­мож­но то и дру­гое, и най­дут­ся, ду­маю, сто­рон­ни­ки и то­го, и это­го. Ме­ня ин­те­ре­су­ет это по­столь­ку, по­сколь­ку бу­дет на сво­ем ме­сте тот, кто явит­ся мо­им за­ме­сти­те­лем. Обид­но и груст­но бу­дет, ес­ли та­ким явит­ся непо­движ­ный или без­дар­ный че­ло­век, ко­то­рый не толь­ко не про­двинет даль­ше на­ми на­ча­то­го, но не под­дер­жит его и в на­сто­я­щей сте­пе­ни раз­ви­тия. То­гда за­чем мы тру­ди­лись, за­чем мы так всем рис­ко­ва­ли? Ко­неч­но, там оста­лись еще лю­ди со ста­рым за­ка­лом, с рев­но­стью о поль­зе и сла­ве хра­ма и при­хо­да. Но че­го не бы­ва­ет в ны­неш­нее вре­мя, ка­ких пре­вра­ще­ний и неожи­дан­но­стей! Так и тут. Ска­за­но: “По­ра­жу пас­ты­ря, и ра­зы­дут­ся ов­цы” [Мф.26,31].

До­ро­гая Ни­ко­ло-Яв­лен­ская паства! Как бы хо­те­лось ви­деть те­бя в эти от­вет­ствен­ные и чре­ва­тые вся­ки­ми со­бы­ти­я­ми дни на вы­со­те сво­их за­дач, в пол­ном со­зна­нии се­рьез­но­сти пе­ре­жи­ва­е­мо­го мо­мен­та. Как бы хо­те­лось, чтобы ты удер­жа­лась в преж­ней ро­ли хра­ни­тель­ни­цы чи­сто­го пра­во­сла­вия, за­вет­ных тра­ди­ций, стро­го­го уста­ва служб, на­стро­ен­но­сти бо­го­слу­жеб­ной по­ста­нов­ки! Как бы хо­те­лось, чтобы про­дол­жа­лось сре­ди те­бя ре­ли­ги­оз­ное про­све­ще­ние, раз­го­ра­лось мо­лит­вен­ное вдох­но­ве­ние, рас­ши­ря­лось бла­го­тво­ри­тель­ное де­ло! Хо­чет­ся ве­рить и на­де­ять­ся, что небес­ный хо­зя­ин хра­ма и ру­ко­во­ди­тель паст­вы – свя­ти­тель Хри­стов Ни­ко­лай не даст за­глох­нуть по­се­ян­ным се­ме­нам, не даст по­гиб­нуть уже об­на­ру­жив­шим­ся всхо­дам и по­шлет на ни­ву свою над­ле­жа­щих де­ла­те­лей, чтобы до­вер­шить на­ча­тое. Бу­ди сие, бу­ди!

Прот. В. Со­ко­лов


22/V. Ни­ко­лин день! Наш свет­лый хра­мо­вый празд­ник! Слы­шу дав­но – зво­нят к ран­ним. За серд­це хва­та­ет этот звон. Зво­нят и у нас ко­неч­но. Но те­бе нель­зя ни зво­на по­слу­шать, ни на служ­бу взгля­нуть. Вот до че­го мож­но до­жить! Знать, ве­ли­ки на­ши гре­хи, что ли­ши­ли нас все­го-все­го, да­же са­мо­го невин­но­го и для всех воз­мож­но­го. Это, несо­мнен­но, воз­да­я­ние за гре­хи соб­ствен­но пас­тыр­ские, за неуме­ние, за неже­ла­ние па­сти как сле­ду­ет ста­до Хри­сто­во. Нам ука­за­но па­сти – не гос­под­ствуя над на­сле­ди­ем Бо­жи­им, но ду­шу свою по­ла­гая за него, а мы, как раз на­обо­рот, все па­се­ние по­ла­га­ем во внеш­нем вла­ды­че­стве над па­со­мы­ми, в по­лу­че­нии с него сквер­ных при­быт­ков, в до­сти­же­нии се­бе по­че­та и сла­вы и проч., и проч. Од­ним сло­вом, мы из­вра­ти­ли са­мый смысл ду­хов­но­го пас­тыр­ства и пре­вра­ти­ли его во вла­ды­че­ство мир­ское. За это, несо­мнен­но, и каз­нить­ся при­хо­дит­ся. Ду­ма­ешь, что ведь не один я та­кой – и все та­ко­вы, – но раз­ве это оправ­да­ние? Вор не мо­жет оправ­дать­ся тем, что мно­гие дру­гие во­ру­ют, и да­же боль­ше его, а по­пал­ся – так тер­пи за­слу­жен­ное. Так вот и я – по­пал­ся, и на пу­стя­ках, мож­но ска­зать, по­пал­ся, все­го на од­ной про­по­ве­ди, и вот неси эту страш­ную ка­ру. А ка­ра дей­стви­тель­но ужас­на, для ме­ня по край­ней ме­ре. При­хо­дит­ся каж­дый день уми­рать, ибо каж­дый день ждешь, что те­бя по­зо­вут на рас­стрел. Не зна­ешь, в ка­кой ста­дии на­хо­дит­ся су­деб­ный про­цесс – вот, мо­жет быть, при­го­вор под­пи­сан и срок его ис­тек. Сей­час при­дут при­во­дить в ис­пол­не­ние. И ме­чешь­ся в этом ожи­да­нии на­вис­шей над то­бой ка­ры, и не зна­ешь, че­го да­же про­сить у Гос­по­да: то­го ли, чтобы про­дли­лась еще жизнь, или чтобы ско­рее она кон­чи­лась и пре­кра­ти­лись эти му­че­ния, эти еже­днев­ные уми­ра­ния. Пред­став­ля­ешь се­бе, как те­бя по­ста­вят к стен­ке, как объ­явят при­го­вор, как на­ве­дут на те­бя ру­жья, как по­чув­ству­ешь смер­тель­ный удар, – все это уже по несколь­ку раз пе­ре­жи­ва­ешь в сво­ем во­об­ра­же­нии, а серд­це все дро­жит, все но­ет, и нет ему ни ми­ну­ты по­коя. Раз­ве это жизнь?!

Встал, по обы­чаю, ра­но. Уже по­мо­лил­ся и при­ча­стил­ся. Вспо­ми­наю, что те­перь слу­жил бы в церк­ви сво­ей, те­перь учил бы сво­их при­хо­жан, го­во­рил бы им о свя­ти­те­ле Ни­ко­лае – и сам бы уте­шил­ся, и дру­гих уте­шил и обод­рил. А там стал бы хо­дить по при­хо­ду и де­лить­ся со все­ми сво­и­ми мыс­ля­ми и чув­ства­ми. В свою се­мью, сво­им дет­кам при­нес бы празд­нич­ную ра­дость и уте­ше­ние. Те­перь без ме­ня им и празд­ник не в празд­ник. Хоть и не умер их па­па, но его нет с ни­ми, а мо­жет быть, он уже и умер, мо­гут они ду­мать и от это­го еще боль­ше омра­чать­ся и рас­стра­и­вать­ся. Да, сколь­ко вся­ких стра­да­ний и ли­ше­ний на­де­лал я этой сво­ей ис­то­ри­ей и ближ­ним, и даль­ним. Раз­ве нель­зя бы­ло за­ра­нее учесть все­го это­го? Так нет, как бы на­роч­но все это бы­ло иг­но­ри­ро­ва­но и сде­ла­но так имен­но, как не на­до бы­ло де­лать. Позд­нее рас­ка­я­ние! Сколь­ко бы­ло та­ких рас­ка­я­ний и ка­кой был прок от них! Ес­ли ино­гда эти рас­ка­я­ния и при­во­ди­ли к воз­вра­ту преж­не­го бла­го­по­лу­чия и по­ло­же­ния, то мно­го ли слу­жи­ли они де­лу нрав­ствен­но­го ис­прав­ле­ния и об­нов­ле­ния? – Немно­го, а по­то­му и ис­то­щи­лось Бо­жие дол­го­тер­пе­ние и на­вис над го­ло­вой этот страш­ный и ро­ко­вой удар. Та­ким об­ра­зом, те­перь по­став­лен во­прос о том, мо­гу ли я быть ис­тин­ным пас­ты­рем, в со­сто­я­нии ли осу­ще­ствить, хо­тя от­но­си­тель­но, пас­тыр­ский иде­ал или уже без­на­де­жен. От это­го и бу­дет за­ви­сеть судь­ба мо­ей жиз­ни. Гос­подь со­хра­нит и про­дол­жит ее, ес­ли по все­ве­де­нию Сво­е­му зна­ет, что еще мо­гу я ис­пра­вить­ся, мо­гу быть доб­рым пас­ты­рем. Ес­ли нет, то Он пре­рвет эту жизнь, чтобы ни се­бе не при­но­си­ла, ни дру­гим не де­ла­ла лиш­не­го зла и вре­да. Тво­ри же, Гос­по­ди Серд­це­вед­че, во­лю Свою! У ме­ня же ныне на ду­ше од­но: умо­ли, угод­ни­че Бо­жий Ни­ко­лае, за ме­ня, недо­стой­но­го, Гос­по­да Бо­га, дабы мне скон­чать жизнь на служ­бе при свя­том хра­ме тво­ем, дабы не по­гиб­нуть злою, на­силь­ствен­ною смер­тью, а спо­до­бить­ся хри­сти­ан­ской без­бо­лез­нен­ной, непо­стыд­ной и мир­ной кон­чи­ны. На­де­ясь на мо­лит­вы, ве­руя в пред­ста­тель­ство твое, с тер­пе­ни­ем бу­ду ждать кон­ца этой му­чи­тель­ной тра­ге­дии, это­го еже­днев­но­го уми­ра­ния.

Прот. В. Со­ко­лов


23/V. По­ви­дал­ся с ва­ми, дет­ки мои до­ро­гие. Сла­ва Бо­гу! Как буд­то про­свет­ле­ло на ду­ше. А те­перь опять уже по­шли пе­чаль­ные ду­мы: не в по­след­ний ли раз я по­ви­дал­ся с ва­ми? Жизнь ви­сит на во­лос­ке. Тя­же­ло, невы­но­си­мо тя­же­ло жить в та­ком по­ло­же­нии…

Ни­ко­гда не па­дал так ду­хом, как в эти дни, по­то­му ли, что над­ло­ми­лись нер­вы, что эта на­пря­жен­ная в ду­мах и чув­ствах жизнь ста­ла уби­вать вся­кую бод­рость в ду­ше, или по­то­му, что дей­стви­тель­но чув­ству­ет­ся боль­шая опас­ность в от­но­ше­нии мо­ей жиз­ни. По­жа­луй, и то и дру­гое. Удру­ча­ю­ще по­вли­я­ло на на­стро­е­ние со­об­ще­ние о при­суж­де­нии к смер­ти шуй­ских свя­щен­ни­ков, участ­ни­ков та­мош­не­го воз­му­ще­ния. Та­кой пре­це­дент ни­че­го хо­ро­ше­го не су­лит. За­тем об­ра­зо­ва­ние но­во­го цер­ков­но­го управ­ле­ния с от­став­кой Пат­ри­ар­ха – то­же небла­го­при­ят­ный мо­мент. Мы то­же со­при­част­ны ста­ро­му на­прав­ле­нию, и яс­но, что за нас сре­ди но­вых не най­дет­ся за­щит­ни­ков. Ско­рее в ли­це их мы встре­тим се­бе недоб­ро­же­ла­те­лей, и это, ко­неч­но, мо­жет от­ра­зить­ся на ре­ше­нии су­дей по на­ше­му де­лу.

Есть лю­ди и сре­ди нас неуны­ва­ю­щие и жи­ву­щие так, как бы им ни­че­го не гро­зи­ло. Ко­неч­но, боль­шин­ству из нас и дей­стви­тель­но ни­че­го не гро­зит, кро­ме за­клю­че­ния, по­то­му что об­ви­не­ния со­всем не тяж­ки. Но я ду­маю, что, да­же и при­над­ле­жа и к та­ким, я чув­ство­вал бы се­бя очень дур­но. Как бы то ни бы­ло, все‑та­ки ты – смерт­ник, как здесь нас зо­вут, а это клей­мо – тя­же­лое, несмы­ва­е­мое.

Утро все-та­ки при­но­сит неко­то­рую бод­рость ду­ха и рож­да­ет оп­ти­мизм во взгля­дах. Хо­чет­ся смот­реть на бу­ду­щее в ро­зо­вые оч­ки, хо­чет­ся по­ве­рить, что все обой­дет­ся без край­ней жерт­вы. О, ес­ли бы так и устро­ил Гос­подь! Век бы сла­вил Его бо­га­тую ми­лость! Век бы вос­пе­вал пред пре­сто­лом Его снис­хож­де­ние! Все­гда про­слав­лял бы и твое за­ступ­ле­ние, свя­ти­те­лю Ни­ко­лае, ибо те­бе в осо­бен­но­сти свой­ствен­но ока­зы­вать по­мощь в тем­ни­це су­щим и из­бав­лять от смер­ти на­прас­но осуж­ден­ных.

Прот. В. Со­ко­лов


24/V. Ночь под свя­тых Ки­рил­ла и Ме­фо­дия, от­да­ние Пас­хи. Ото­всю­ду несет­ся звон цер­ков­ный. Вез­де празд­ну­ют, мо­лят­ся, ра­ду­ют­ся. А ты си­дишь и ду­ма­ешь толь­ко од­ну свою ду­му – ско­ро ли при­дут по твою ду­шу. Гос­по­ди, ка­кая без­от­рад­ная до­ля! Труд­но удер­жать­ся, чтобы не про­сить, не мо­лить: “Из­ве­ди из тем­ни­цы ду­шу мою, внем­ли гла­су мо­ле­ния мо­е­го”. Ис­то­ми­лось, из­бо­ле­лось серд­це в этом му­чи­тель­ном ожи­да­нии. И я не знаю, ес­ли да­же “ми­мо идет ме­ня ча­ша сия” [Мф.26,39], бу­ду ли я ко­гда-ни­будь на что-ни­будь го­ден. Я пре­вра­щусь в бо­лез­нен­но­го ин­ва­ли­да. Те­перь я же­лаю од­но­го, чтобы ме­ня со­сла­ли ку­да-ни­будь. Это неволь­ное пу­те­ше­ствие, оно, мо­жет быть, ожи­ви­ло бы ме­ня, под­ня­ло бы мой дух, укре­пи­ло бы мои си­лы. А без это­го все рав­но ед­ва ли я бу­ду в со­сто­я­нии пе­ре­не­сти этот тя­же­лый удар.

Бо­юсь и за вас, мои до­ро­гие дет­ки, бо­юсь, как бы и вы с го­ря да слез не на­жи­ли се­бе че­го-ни­будь. Пе­чаль для дум­чи­во­го че­ло­ве­ка вещь очень опас­ная. Хо­ро­шо то, и это по­мо­жет вам, что у вас мно­го за­бот и тру­дов, и все раз­но­об­раз­ных. За ни­ми все‑та­ки рас­се­е­тесь, раз­вле­че­тесь. А по­том, око­ло вас лю­ди, ко­то­рые все-та­ки от­вле­ка­ют ва­ше вни­ма­ние от боль­но­го ме­ста и да­ют пе­ре­дыш­ку. Вот в этом от­но­ше­нии на­ше по­ло­же­ние здесь – са­мое ужас­ное. Си­ди день и ночь один-оди­не­ше­нек. По­не­во­ле в го­ло­ве как клин вбит – од­на толь­ко эта ужас­ная мысль о пред­сто­я­щей те­бе смер­ти и о без­на­деж­но­сти тво­е­го по­ло­же­ния. Как рад бы­ва­ешь, ко­гда кто-ни­будь в вол­чок (ма­лень­кое от­вер­стие в две­ри для кон­тро­ля на­чаль­ством) спро­сит или ска­жет что-ни­будь. И это уже го­тов счи­тать ве­ли­ким со­бы­ти­ем и сча­сти­ем. А как мед­лен­но пол­зет здесь вре­мя! День, на­чи­на­ю­щий­ся с 6 ча­сов, ка­жет­ся пря­мо бес­ко­неч­ным. А ночь для ме­ня, ма­ло спя­ще­го, и еще длин­нее. Я да­же бо­юсь этих но­чей, по­то­му что по но­чам здесь при­ез­жа­ют и за­би­ра­ют для от­прав­ле­ния к пра­от­цам.

От­слу­жил по­след­нюю служ­бу пас­халь­ную. При­ча­стил­ся. При­дет­ся ли еще петь Пас­ху на зем­ле? Ты Один ве­си, Гос­по­ди! Но ес­ли нет – то удо­стой ме­ня при­ча­стить­ся веч­ной Тво­ей Пас­хи в неве­чер­нем дне Цар­ствия Тво­е­го.

Прот. В. Со­ко­лов


25/V. Вот и Воз­не­се­ние Гос­подне, чу­дес­ный ко­нец чу­дес­ней­ше­го на­ча­ла (Вос­кре­се­ния). Эти­ми чу­де­са­ми сто­ит вся ве­ра на­ша, на них она зи­ждет­ся, как на сво­ем гра­нит­ном фун­да­мен­те. Что бы ни из­мыш­ля­ло неве­рие про­тив хри­сти­ан­ства, оно все­гда бу­дет силь­но и устой­чи­во на этом непо­ко­ле­би­мом ос­но­ва­нии, ка­кое да­но в вос­кре­се­нии и воз­не­се­нии Хри­сто­вом. Для ме­ня, сей­час в осо­бен­но­сти, яв­ля­ет­ся от­рад­ным и пол­ным на­деж­ды этот празд­ник Воз­не­се­ния Гос­под­ня. За­чем Он воз­нес­ся? – Иду, ска­зал Он, чтобы при­го­то­вить ме­сто вам. Ста­ло быть, и мне, греш­но­му, Ты, Гос­по­ди, при­го­то­вишь ме­стеч­ко, хо­тя са­мое по­след­нее ме­стеч­ко в Цар­ствии Тво­ем. Ста­ло быть, не без­на­деж­на на­ша участь при этом пе­ре­се­ле­нии в ту за­гроб­ную жизнь, ста­ло быть, смерть не есть уни­что­же­ние, не есть на­ча­ло но­во­го му­чи­тель­но­го су­ще­ство­ва­ния – она есть на­ча­ло но­вой, луч­шей жиз­ни, есть пе­ре­ме­на от пе­ча­ли на сла­дость, по вы­ра­же­нию цер­ков­ной мо­лит­вы. Ес­ли бы так, то и не сле­ду­ет ту­жить о пре­кра­ще­нии этой зем­ной жиз­ни, ту­жить о при­бли­жа­ю­щей­ся смер­ти: для ве­ру­ю­ще­го хри­сти­а­ни­на это пе­ре­ход в луч­шую жизнь, это на­ча­ло его бла­жен­ства со Хри­стом. Эти мыс­ли да­ют мне ныне ве­ли­кое успо­ко­е­ние, и я ны­неш­нюю ночь про­вел мно­го лег­че, чем все пред­ше­ству­ю­щие. Но вот утро опять при­нес­ло рас­слаб­ле­ние ду­ха. Несет­ся с Моск­вы ра­дост­ный звон. Мыс­лен­но ви­жу наш храм, те­ку­щую в него лен­ту на­ряд­ных бо­го­моль­цев. Ви­жу на­пол­нен­ный храм внут­ри, мно­гих чад сво­их, сто­я­щих по сво­им из­люб­лен­ным ме­стам. И горь­ко ста­но­вит­ся, что те­бя там нет, что ты не толь­ко не мо­жешь там слу­жить, го­во­рить, но да­же и при­сут­ство­вать в чис­ле бо­го­моль­цев. Пе­ре­жи­ва­ния тя­же­лые, но ко­гда вспом­нишь, что, жи­вя на сво­бо­де и поль­зу­ясь все­ми бла­га­ми ее, преж­де ты со­вер­шен­но не це­нил их, ни во что не ста­вил, а при­ни­мал как долж­ное, как обыч­ное, то пой­мешь, что эти пе­ре­жи­ва­ния вполне за­слу­же­ны и для бу­ду­ще­го очень по­учи­тель­ны. Во­об­ще, это за­клю­че­ние за­став­ля­ет неволь­но на мно­гое смот­реть ины­ми, чем то­гда, гла­за­ми, пе­ре­оце­нить ста­рые цен­но­сти и мно­гое по­вы­сить, а иное и по­ни­зить в зна­че­нии, по­вы­сить все ду­хов­ное, иде­аль­ное, и по­ни­зить все ма­те­ри­аль­ное, чув­ствен­ное, ибо пер­вое все­гда жи­вет и дей­ству­ет, а вто­рое толь­ко до из­вест­но­го пре­де­ла.

Прот. В. Со­ко­лов»[33].



Report Page