"Закрой рот, будешь рыпаться – убью! Потому, что сегодня можно"

"Радыё Свабода" собирает свидетельские показания жертв жестокого обращения со стороны милиции на улицах, в отделениях милиции и тюрьмах Беларуси в августе-декабре 2020 года. Вчера был опубликован рассказ бобруйской журналистки Марины Молчановой.

10 августа я и оператор пришли к местному ИВС (Изолятору временного содержания), чтобы снять сюжет. Там находились бобруйчане, задержанные во время предварительного голосования и в день выборов. Их судили в следственном изоляторе. Родственники задержанных собрались у калитки в ожидании приговоров. Дежурный сказал, что решение будет объявлено около 18:00, но люди не возражали. Оператор снял материал и ушел. Я осталась.

Несмотря на бушевавшее накануне в центре города насилие, рядом с ИВС царила спокойная атмосфера. Не было и мысли, что скоро произойдет что-то экстраординарное. И вдруг налетел ОМОН в балаклавах, масках, с дубинками. Мужчин положили на землю и избили. Мать одного из них громко кричала: "Что вы делаете? Для чего?"

Я в замешательстве наблюдала за происходящим. К изолятору прибыло около десятка силовиков. Их неожиданное появление создало хаос. Это было ужасно. Они не говорили по человечески, а только ругались. Трудно было представить, чтобы милиция вела себя подобным образом.

Инстинктивно я хотела снимать. Но не успела разблокировать телефон, как один из ОМОНовцев схватил меня за руку, толкнул к забору. Потом мне сказали, что он воткнул мне между лопатками дубинку. Я этого не чувствовала, не помню. Я видела, как омоновец замахнулся на меня дубинкой. Он потребовал, чтобы я отдала ему телефон. Я же пыталась сказать, что ничего не успела снять. У него были сумасшедшие глаза. Он пугал, что отобьёт мне руки. Приказал удалить фотографии. Я притворилась, что подчиняюсь, удалила старые снимки, чтобы он от меня отстал. Убедившись, что я почистила телефон, он оставил меня в покое.

Тем временем, схваченных мужчин перевели на другую сторону улицы и поставили лицом к забору. Их били по ногам, некоторых по спине. Женщины кричали. Тогда у меня возникла ассоциация с фильмами о войне.

На помощь ОМОНу приехал еще десяток милиционеров в полной амуниции, которых теперь в народе называют "космонавтами". Мужчин затолкали в автобус и увезли.

Казалось, что все кончено. Я уже уходила, когда увидела, что мне на встречу едет тот же автобус с силовиками. Несколько сотрудников выбежали из него на ходу и бросились ко мне. Они схватили меня за руки и затащили в автобус. Когда я поднималась по ступенькам, омоновец ударил меня дубинкой между ног. Я была испугана. Думала, что меня побьют. Я начала кричать: "Какое вы имеете право меня бить?" Меня толкнули на сиденье. Взяли телефон, рюкзак и стали в нём лазить. Они смеялись. Один из них, глядя мне в глаза, сказал: "Закрой рот, будешь рыпаться – убью! Потому, что сегодня можно".

Эта фраза настолько поразила меня, что я не могу ее забыть. Он точно передает, то что произошло в последующие месяцы. Милиционеры почувствовали полную безнаказанность и вседозволенность. Омоновцы всё делали с ухмылкой. Мне показалось, что они не понимали всей ненормальности ситуации.

Меня привезли на территорию изолятора, где я просидела в автобусе в компании омоновцев минут сорок. Пыталась с ними разговаривать. Они заявили, что я организовала массовое мероприятие и, похоже, удивились, узнав, что рядом с ИВС собрались родственники задержанных, чтобы узнать о судьбах своих близких, а митинга не было. Меня убеждали, что готовится штурм ИВС, говорили, что сначала собралось всего 15 человек, а через час было бы 50 и 100 человек. Они спросили, почему "мы их ненавидим, хотя они защищали страну от развала и Майдана 9 августа".

Я готовилась к тому, что меня оставят в изоляторе. Чувствовала, что за моим задержанием стоит чья-то личная месть и ненависть. Меня узнали. Думаю, это был бобруйский ОМОН, потому что, когда меня затащили в автобус, один из них сказал: "Это та Молчанова, которая плохо пишет о милиции". Никто из них не представился.

Я не знаю, что они имели в виду под "плохо пишет о милиции" -- я всегда писала, о том что происходило; если бы это была клевета, то меня давно бы уже вызвали в суд. Видимо, плохо для них – правда.

С изолятора меня доставили в РОВД и составили протокол. Со мной работала женщина. Я попросила ее прекратить цирк с моим задержанием и отпустить потому, что у меня дома маленький ребенок. Она спокойно ответила: "Не волнуйтесь, у нас есть социальные приюты для таких случаев". Я замолчала, потому что было ясно, что теперь они могут сделать что-то плохое с ребенком.

Вдруг случилось чудо. Пришел начальник РОВД и сказал: что они установили, что я журналистка, и не собираются больше задерживать. Он пообещал, что против меня не будет возбуждено дело, и приказал сотруднику уничтожить бумаги. Извинился.

Я обратилась в Следственный комитет с просьбой возбудить уголовное дело по фактам незаконного лишения свободы, задержания, применения силы и угрозы убийством. Могилевские следователи три месяца делали вид, что пытаются разобраться в ситуации, но результат был предсказуем. Писали, что оснований для возбуждения дела нет, так как нарушений в действиях сотрудников милиции выявлено не было.

После насилия возле следственного изолятора у меня до сих пор чувство страха перед милицией. Даже если они просто идут по улице, внутри все напряжено, потому что они представляют собой угрозу, и я не знаю, чего от них ожидать.

Каждый день я выхожу из дома с чувством, что за дверью за мной наблюдают, могут задерживать и обыскивать. В таких условиях жить сложно. В августе милиция несколько раз стояла у моей двери, когда я возвращалась с ребенком. Мы спрятались в другом дворе и долго не могли добраться до дома.

Стараюсь не поддаваться тревоге, продолжаю жить и работать. Я не нарушаю закон, и справедливость всегда побеждает.

 
Был короткий период, когда мне позволяли работать более или менее свободно. На митингах и шествиях участников задерживали, но журналистов не трогали. 4 октября все изменилось. На марше из двух десятков человек силовики схватили репортёров.

На этот раз против меня не было применено никакой физической силы, но, погрузив автозак в тесную камеру, они выключили свет. Это была пытка. По дороге в ИВС мы поддерживали себя песнями. В тюрьме мне стало плохо, меня доставили в больницу и госпитализировали. Впервые в жизни врачи зафиксировали у меня повышенное давление. Ценой своего здоровья мне удалось бежать из плена.

Однако протокол о "нарушении порядка организации и проведения массового мероприятия" остался, и я ожидаю суда. Сейчас я нахожусь на больничном и меня уже спрашивали, когда он закончится. Жду "подарка" на Рождество.

Меня вызвали в качестве свидетеля к сотруднику уголовного розыска по поводу надписей "против президента". Они объяснили, что интересуются мной, потому что "где-то я попала в поле зрения милиции". Меня обыскивали по делу о поджоге, хотя я даже не знала, где он был. Тогда всех задержанных 4 октября журналистов заподозрили в поджоге опорного пункта.

Все это запугивание для того, что бы я замолчала. Допускаю, что таким образом меня вынуждают покинуть город…

Источник: Радыё Свабода

-------------------------------------------
Напомним, что разгоном родственников задержанных у бобруйского ИВС 10 августа лично руководил заместитель начальника УВД Бобруйского горисполкома подполковник милиции Малахов Андрей Николаевич.

Рассказ Марины будет не полным без фотографии бобруйского ОМОНа сделанной 3 августа 2020 года.

Если вы сможете узнать персонажей на фото. Пишите сюда: @bobruisk_online_bot