«Пишите письма!»: активист Илья Миронов из Гомеля вышел из ИВС после 25 суток ареста

Сегодня в 9:40 из Гомельского ИВС освободился общественный активист Илья Миронов. В изоляторе по решению суда он провел 25 суток: Илью признали виновным в проведении несанкционированного одиночного пикета около СИЗО. Причиной этому стала его футболка с изображением котиков и принтом «Пишите письма!», которую он носил уже не один месяц. Адвокат Ильи пыталась обжаловать это решение, но областной суд оставил постановление районного суда в силе.

Мама Ильи Миронова, Валентина Ивановна, уже с половины девятого утра ждала сына около изолятора. Встретить пришли и друзья.

— Я думал, что сегодня на свободу не выйду, — говорит Илья. — Утром во время проверки говорили о каких-то двух дополнительных сутках. Но всё-таки обошлось.

Из 25 суток, назначенных судом, 18 Илья провел в одиночной камере.

— Мои временные соседи по камере вообще не понимали, почему я тут нахожусь и почему такой срок. Один из них отбывал трое суток за кражу бутылки спиртного из магазина, а другого покарали семью сутками за похищенную палку колбасы, — рассказывает Илья.

Условия содержания в ИВС для Ильи были не новостью: в июле он подавал заявление на имя начальника областного УВД, где объяснял, что такие условия приравниваются к пыткам. Тогда он получил ответ, что никаких нарушений в работе ИВС не выявлено.

Илья Миронов на протяжении всех 25 суток не получил ни матраса, ни подушки, ни постельного белья. Спал на втором ярусе кровати на голых металлических прутьях. Дважды за ночь его будили для проверки. За все время пребывания в изоляторе он смог принять душ всего дважды. На прогулку Илью не выводили ни разу.

— Камеры, где я находился, совсем крохотные. Буквально несколько шагов можно сделать от стены до стены, да и то боком. Когда ты 24 на 7 находишься один в этом каменном мешке, нервы начинают сдавать, — признается Илья. — Когда человеку только и остаётся, что сутками смотреть в стену, мозг, не получая информацию для работы, начинает выдавать странные вещи: начинаешь видеть, как из шероховатостей на стене складываются картинки, как они начинают двигаться. Очень неприятное чувство.

Илья рассказывает, что пел в камере песни любимых групп: NRM, Ляписов, Кино; сам с собой вслух играл в города: Минск — Каунас — Стокгольм...

Текст двух документов, постановления суда и обжалования этого решения, Илья запомнил практически наизусть — столько раз он их перечитал, пытаясь хоть чем-то заполнить бесконечно тянущееся время в одиночной камере.

— А самыми счастливыми были те 30 минут в день, когда на выбор можно было получить книгу или письмо, — говорит Илья. — Некоторых арестованных из ИВС вывозят на общественные работы. Но на меня это не распространялось. Из камеры я практически не выходил, только во время проверок — 4 раза в день.

Хотя, как сказать, не выходил. Илью Миронова постоянно переводили из одной камеры в другую.

— Не могу точно сказать, чем объясняются эти перемещения. Но то, что после каждого такого перевода испытываешь сильный дискомфорт, — это точно.

Илья рассказывает, что самые тяжёлые дни наступили, когда в Гомеле внезапно сильно похолодало.

— Металлические прутья кровати словно притягивают холод и становятся просто ледяными. Я надевал на себя всю одежду, которую мне передали, создавал многослойность: три майки, куртка, двое носков. Под голову подкладывал рулоны туалетной бумаги, целлофановые пакеты — словом, все, что было. Но холод от металла все равно пронизывал просто до костей. В те холодные ночи я мог поспать от силы минут по 30-40, потом просыпался от холода.

Илья приседал, качал пресс, ходил, чтобы хоть немного согреться.

Валентина Ивановна постоянно приносила сыну передачи. Правда, принимали у нее не многое: колбаса, сало, печенье, пряники. Как ей поясняли: шоколад может растаять, леденцы слипнутся, фрукты испортятся.

— Главное, что специи пропустили. С их помощью блюда местной кухни можно превратить в кулинарные шедевры, — шутит Илья. — А если серьезно, очень важно передавать находящимся в таких местах лук и чеснок. Может, благодаря этому я и не заболел в этих условиях.

Незадолго до истечения срока ареста в камеру к Илье Миронову пришел представитель прокуратуры. Мать Ильи обратилась в этот орган и потребовала провести проверку условий содержания ее сына в ИВС.

— Я подтвердил, что все это время у меня не было матраса, подушки, постельного белья, — говорит Илья. — Представитель прокуратуры мог в этом лично убедиться. Он выслушал меня, ушёл, но все в моей камере осталось по-прежнему.

Когда Илья Миронов выходил из ИВС, ему отдали письма, которые пришли на его имя за это время. На почте его тоже ожидала корреспонденция. Всего Илья получил 115 писем.

— Я даже не ожидал, что столько людей откликнется! Мне было настолько приятна такая поддержка. Я очень благодарен всем, кто мне писал, всем, кто за меня переживал. Солидарность — это сила!

Илье вернули и те написанные им двадцать писем, которые изъяли при задержании: он не успел их отправить.

Первое, что сделал Илья, когда сегодня оказался на свободе, — опустил эти конверты в почтовый ящик.

— Простите за задержку, — обращается он к своим адресатам. — Письма для того и пишут, чтобы они доходили до адресатов и дарили им частицу тепла того человека, который их написал.