Пикет 28.05 в Санкт-Петербурге в поддержку задержанных пикетирующих
@ferselПривет, меня зовут Илья Любимов, хочу поделиться своим опытом одиночного пикетирования 28.05.20 в Санкт-Петербурге.
Всё изложенное, разумеется, является исключительно моей точкой зрения. Текста относительно много, для желающих сэкономить время к прочтению рекомендуется отдельно глава «"Моральная" оценка».
Контекст
7 мая был задержан (картинно: в собственной квартире, с выпиливанием двери и влётом группы с крыши через балкон) Владимир Воронцов — администратора паблика «Омбудсмен полиции», бывший сотрудник правоохранительных органов, оказывавший правовую помощь коллегам. Формально Воронцову предъявлено обвинение в вымогательстве, однако сотрудники полиции, высказавшиеся в поддержку Воронцова, а также известные детали материалов дела указывают на его фабрикацию; реальной причиной преследования может являться критика Воронцовым руководства силовых структур.
26 мая активист Виктор Немытов и журналист Илья Азар вышли в одиночные пикеты в поддержку Владимира Воронцова. Они были задержаны, а 28 мая арестованы на 15 суток. Уже в их поддержку в Москве начали выходить другие активисты и журналисты. Их также начали задерживать. Очевидная незаконность (подробнее — в главе «"Правовая" оценка») этих задержаний побудила, в свою очередь, меня принять участие в одиночном пикете в поддержку всех задержанных за пикеты.
Пикетирование
Около 18:20 я встал в пикет у станции метро «Гостиный двор» с плакатом «Одиночный пикет — НЕ преступление» (с таким же стояла журналистка Татьяна Фельгенгауэр, за несколько часов до этого задержанная в Москве). Поскольку я был первым из тех, кто вышел в Санкт-Петербурге тем вечером, на месте даже не было привычного для таких событий наряда полиции. Проходящих людей также было мало, массовых — да и каких-либо — скоплений людей, которые позже мне вменят в вину, не образовывалось, что подтверждается фото- и видеосъёмкой с места.
Спустя некоторое время неладное заметил дежуривший неподалёку сотрудник ДПС ГИБДД, носивший маску в фирменном стиле «защитим от коронавируса наши подбородки» (на фото ниже, на лице — ниже, чем надо). На самом деле, я уже планировал уходить, но пообщаться с полицейскими (и потенциально услышать новые интересные трактовки старых законов) всегда в радость, поэтому решил их дождаться.
Прибывшие сотрудники пояснили мне, что согласно п. 2.1.3 постановления №121 Правительства Санкт-Петербурга запрещено «проведение <...> публичных мероприятий», к которым — удобно! — относятся и одиночные пикеты. Несмотря на то, что этот запрет является незаконным (подробнее — в главе «"Правовая" оценка»), я решил ради интереса послушаться сотрудников и убрал плакат, то есть прекратил пикет. Сотрудники оказались в хорошо заметном замешательстве: дело в том, что в подобных ситуациях разнарядка и указания о том, что делать с протестующими, спускается откуда-то «сверху», и им нужно было ждать сигнала, в это время удерживая меня на сомнительных основаниях.
Может показаться странным или даже необычным, что полицейские при работе руководствуются не столько законами и здравым смыслом, сколько указаниями вышестоящих сотрудников — однако это факт и обычное дело для «политических» мероприятий. К этому уже все привыкли, но нормой это, конечно, не является.
Вот и в этот раз сотрудники уделяли заметно мало внимания мне и много — продолжительным разговорам по телефонам. Чтобы прояснить ситуацию — и, как окажется впоследствии, доказать полицейским, что их слово ничего не стоит — я уточнил у них, «есть ли ко мне какие-то претензии и, если их нет, могу ли я быть свободен, либо почему меня удерживают». Оба сотрудника — впоследствии меня и задерживавших — сказали, что «ко мне нет претензий, я буду отпущен после проверки моих данных по "базе"».
Имелась в виду проверка паспортных данных, в ходе нужно якобы убедиться, что я действительно являюсь гражданином РФ и что у меня нет определённых нарушений за последнее время. (Гражданином я являюсь, и нарушений у меня нет). Это рутинная проверка, любой участвующий в пикетах подтвердит, что она занимает, может, одну минуту. В моём случае проверка длилась более 20 минут, а телефонные разговоры всё не утихали.
Спустя более чем 20 минут сотрудник заявил мне, что по «базе» у меня нарушений нет, но меня всё же задерживают. На мой многократно повторённый вопрос «Означает ли это, что вы нарушаете данное слово, ведь вы говорили, что претензий не имеете и обещали отпустить после пробития по базе?» сотрудник, ведя меня в автозак, отводил глаза. Думаю, это может быть связано с тем, что признаться в таком, да ещё и делая это из-за незаконной указки сверху, да ещё и получая напоминание от какого-то «протестующего», ему было крайне некомфортно и стыдно — впрочем, это единственная часть повествования, под достоверностью которой я не могу подписаться.
Меня усадили в автозак примерно в 19.15, после того, как обыскали (сотрудник без перчаток, а как ещё). Я сидел в заднем отсеке газели размером 1х1.5 метра без доступа света (то есть, при закрытой двери там абсолютно темно) более часа; в 20.52 машина тронулась — наш путь лежал в 28 отделение полиции (далее — ОП).
28 отделение полиции
На период пандемии коронавируса в ОП действуют определённые ограничения на количество присутствующих внутри единовременно. План сотрудников заключался в том, чтобы пускать и оформлять нас пачками по двое. Мне повезло быть задержанным первым, так как и в ОП меня ввели в первой «двойке», около 21:20; с этого момента начался отсчёт официального «времени задержания».
Согласно ст. 27.5 КоАП РФ, «срок административного задержания не должен превышать три часа», причём засекается он с «момента доставления». Фактически моя свобода была ограничена ещё до 7 вечера, и я полтора часа провёл в стоящем автозаке. Однако это никак в счёт времени задержания не шло, да и держать так могут сколько угодно, ведь «доставление должно быть осуществлено в возможно короткий срок» без его указания (ст. 27.2 КоАП РФ).
Первым делом в ОП я подал ходатайство о допуске Варвары Михайловой для оказания юридической помощи. Опущу подробности о том, сколько моих усилий ушло на его принятие, но в итоге я получил (только устный) ответ о том, что защитницу не допустят, потому что 1. «коронавирус» и 2. «статья такая, что рассмотрение не в суде, а значит и защитник не нужен».
Что касается первого аргумента: вышеуказанный план «обслуживать двойками» сотрудников в целом предсказуемо провалился, потому что процесс шёл слишком медленно. В результате новых задержанных пускали ещё до вывода старых, выделенная нам скамейка быстро забилась задержанными вперемешку с понятыми — о дистанцировании речи не шло — которые сидели вместе часами. Почему-то недопуск оказался крайне избирательным, коснувшись только одного человека.
Второй аргумент разбивается ст. 48 Конституции РФ и просто здравым смыслом: безотносительно «подотчётности» дела, задержанный должен иметь право на защиту, если он задержан (подробнее).
Из протоколов о доставлении и административном правонарушении (далее — АП) я с удивлением узнал, что участвовал в пикете «Против репрессивных мер государства, которые они вводят под прикрытием борьбы с коронавирусом». Реальная цель моего пикета описана в главе «Контекст» и к коронавирусу отношения не имеет. Кроме того, я обладаю способностью грамматически корректного описания своих целей и, в частности, знаю, что «государство» — это «оно» (хотя в первую очередь, конечно, «мы»), а не «они».
Отразив свою озадаченность в письменных объяснениях к протоколу АП, я запросил его копию. Это обычная практика, о получении копии протокола даже нужно ставить подпись в нём же, в отдельной графе, звучащей так:
«Копию протокола получил(а): ______ (подпись) ______ (фамилия, инициалы)»
Обратите внимание, что получение копии протокола указано в надписи в прошедшем времени, как если бы задержанный должен был сначала свою копию получить, а затем уже подтвердить этот факт своей подписью. Так и есть! Более того, этот порядок имеет важный практический смысл: некоторые нехорошие сотрудники предлагают задержанным получить копию после подписания этой графы, только копию затем уже не выдают — подпись есть, а значит копия получена, иди доказывай обратное.
Оформлявшая меня сотрудница также предложила мне неправильный вариант «утром подпись — вечером копия». Кстати, я даже не думаю, что она собиралась не выдавать копию (и прямо ей об этом сказал), но проблема гораздо глубже: сотрудница и иные поддерживающие её сотрудники действительно считали, что предлагаемая ими последовательность — верная. Во избежание укоренения этого некорректного представления, я продолжил настаивать на корректном варианте «утром копия — вечером подпись» и требовать копию. Но сотрудница решила эти требования проигнорировать и указать, что я вообще отказался её получать.
3 часа задержания, исчисляемые с «момента доставления», уже истекали, и около 00:20 меня выпустили из ОП. Любопытно, что рассмотрение моего дела будет происходить не в суде, а в Комитете по вопросам законности, правопорядка и безопасности — том самом, который регулярно на незаконных основаниях отказывает в организации различных публичных мероприятий; название легче запомнить по «народному» имени «Комитет по вопросам беззакония». Постараюсь держать вас в курсе!
«Правовая» оценка
Изложенное ниже — всё ещё только моя точка зрения. Я не являюсь юристом, но умею читать, в том числе законы, на которые я в своих рассуждениях ссылаюсь.
Одиночный пикет — форма публичного мероприятия, проводимого одним участником. Право на проведение подобных мероприятий обеспечено ст. 31 Конституции РФ; оно несколько ограничено Федеральным законом №54-ФЗ, но даже с приведёнными (кстати, спорными) ограничениями одиночные пикеты — полностью законное мероприятие, не требующее согласования.
Сотрудники полиции, а затем и протокол АП, ссылаются на нарушение моим пикетированием п. 2.1.3 постановления №121 Правительства Санкт-Петербурга, который запрещает «проведение <...> публичных мероприятий». Но в этой логике есть важная проблема: никакие постановления Правительства Санкт-Петербурга не могут ограничивать конституционных прав. В 2020 году это уже может показаться странным, но Конституция РФ — всё ещё основополагающий закон, и права, гарантируемые ею, не могут быть попраны иными законами/актами (см. ст. 4, 15), кроме случаев, предусмотренных самой Конституцией (ст. 56). Этот случай — а именно, введение чрезвычайного положения — не произошёл, а значит «ограничения прав и свобод», гарантируемых Конституцией, осуществляться не могут — на какой бы бумажке они не были написаны и чью бы подпись не содержали.
Пример: представьте, что к вам в квартиру стучится сотрудник полиции и заявляет, что это теперь его квартира, а вам необходимо покинуть помещение и сдать ключи. В качестве основания он приводит постановление ОП №228, в котором, действительно, так и говорится, к тому же стоит подпись начальника ОП. Скорее всего, покидать квартиру вы не будете, а может быть даже вспомните ст. 25 Конституции РФ, гарантирующую неприкосновенность жилища. Пример кажется сюрреалистичным, потому что к вам (пока) никто не стучится и не суёт подобные филькины грамоты, и вопиюще незаконным, однако это полная и корректная аналогия ситуации, описанной мною выше.
Более того, задержавшие меня сотрудники сами совершили преступление, нарушив мои конституционные права. Надеюсь, с этим тоже разберёмся!
«Моральная» оценка
В этой главе я хотел бы предложить оценить степень общественной опасности своего деяния и её соответствие принятым по отношению ко мне мерам.
Предположим в рамках эксперимента, что я действительно нарушил закон, всё как указано в протоколе АП. Это административное правонарушение, предусмотренное п. 2 ст. 8-6-1 Закона Санкт-Петербурга №273-70 (аналог КоАПа, только это не федеральный, а городской) и максимальное наказание за него — штраф 4000 рублей. Во-первых, действительно ли нужно было в принципе «засчитывать» это как нарушение, учитывая, что я убрал плакат (прекратил пикет), как только получил предупреждение. Это остаётся на усмотрение сотрудников; просто оцените, стоит ли оно того. Но главное, что после задержания я провёл более двух часов в автозаке (большую часть времени — в полной темноте), после чего почти три часа — в ОП, большую часть этого времени — в непосредственной близости и контакте с другими задержанными, понятыми, сотрудниками полиции. Для сравнения: мне могли выдать повестку или даже просто выписать штраф, ведь в моём задержании не было никакого смысла (я не продолжал противоправные действия, даже если предположить, что таковые имели место в принципе).
Пять часов жизни в достаточно стрессовой ситуации, невероятное количество человекочасов сотрудников полиции, а главное — шанс для десятков людей (а затем их родственников) всем вместе заразиться в тесном пространстве — на одной чаше весов. На другой — деяние, которое я прекратил по первому требованию, наказываемое штрафом до 4000 рублей.
Декларативно в стране и в городе идёт борьба с коронавирусом. Насколько эффективными в этом можно считать меры, описанные выше? Это вопрос риторический, а ответить я на всякий случай хочу на другой.
Вопрос: «Но ведь ты пошёл на пикет, мог сам заразиться и других заразить! Хорошо, в Конституции написано одно, и формально ты прав, но действительно же надо сидеть дома, постановление не дураки писали»
С самым последним утверждением можно поспорить (но не в рамках этого текста), а в целом это — перекладывание ответственности. Так выходит не я виноват, а писавшие законы, раз те оказались, в частности, противоречащими Конституции. Более того, я не пытаюсь «пикетировать ради пикетирования», и я не выходил до этого на пикеты 3 месяца, хотя поводы были. Однако этот конкретный повод оказался для меня слишком серьёзным, и я решил своё конституционное право реализовать.
Здесь можно привести хромающую параллель с событиями, происходящими сейчас в Америке: ситуация с коронавирусом там ещё хуже, чем в России, однако люди массово выходят на улицы, потому что не могут промолчать и поступить иначе. Наш повод не такой серьёзный (хотя и в России убийств и пыток полицейскими, покрываемых начальством, хватает), но мы и выходим не массово, а главное, в полном соответствии с законодательством.
Но самое главное: конкретно своими действиями, думаю, я не мог заразить никого. Дело даже не столько в том, что я был в маске и перчатках (на открытом воздухе!); за всё время пикетирования мимо (на отдалении!) прошло человек 100, из которых у половины по плакату взгляд скользнул, а задержался на нём — хорошо если у десятой части. Останавливались люди редко, далеко от меня, не кучкуясь, это можно видеть на фото и видео.
Кстати, в своём изначальном обращении ко мне сотрудник заявил, что я «своим мероприятием организую массовое скопление граждан». Мы тщетно пытались это скопление обнаружить, пока я не додумался, что речь, должно быть, идёт об окруживших меня вплотную четырёх сотрудниках полиции. (Но это уже не на моей совести, да и подходить могли бы по одному).
Смысл пикетов ведь не в том, что плакат «вживую» увидит тысяча человек. Смысл — в медийном освещении; пикеты попадают в новости, где о них узнают десятки и сотни тысяч людей. Видимо, в том числе с этим освещением пытались бороться чины, отдававшие приказ о задержании пикетирующих — но уж точно не с коронавирусом.
Почему? Возможно, Россия, пережившая и печенегов, и половцев, не смогла бы устоять, если бы в СМИ проникла информация о том, что кто-то считает, что одиночный пикет — не преступление.
Благодарности
- «Апологии протеста» и лично Варваре Михайловой и Александру Передруку — за то, что вызвались защищать и оказали информационную помощь при задержании
- движению «Весна» — за моральную и информационную поддержку
- участникам пикетов — за смелость и взаимовыручку
- неравнодушным гражданам — за поддержку и передачки
- Давиду Френкелю — за предоставленные фото.
По вопросам: @fersel