Периодическая система влюбленностей Менделеева
- Да оставь ты, Митя эту затею! Что право, за мальчишество – носиться из города в город, по следу легкомысленной мадам. Ведь вся лаборатория в недоумении, - пытался наставить молодого Менделеева его русский коллега. – Не понимают немцы таких страстей! Да и не за той надобностью мы сюда пожаловали. Не за певичками гоняться, а ради науки.
- Не смей говорить об Агнессе в таком тоне! И не тебе судить о ней, - горячился Дмитрий Иванович, наспех пакуя саквояж.
Его ветреная возлюбленная, отправлялась с выступлением в очередной городок, и данное событие, как и все, связанное с Агнессой Фойгман, лишало молодого русского ученого рассудка. Окружающие не могли взять в толк, чем именно третьесортная певичка, могла околдовать серьезного и талантливого химика, однако их роман, отчаянно выходивший за рамки приличий, был известен всему Гейдельбергу. Менделеев вел себя, как «дикийрусский медведь», устраивая страстные сцены ревности в самых неподходящих местах, тогда как Агнесса со змеиной хитростью тянула из него деньги, не гнушаясь крутить «амуры» с любым, охочим до ее прелестей, немецким буржуа.
Целый год, Дмитрий Иванович умудрялся сочетать изучение капиллярных явлений со страстным романом, и даже совершить серьёзное научное открытие, обнаружив температуру абсолютного кипения. Однако после того, как Агнесса «осчастливила» его рождением младенца и затребовала фантастическое содержание, Менделееву пришлось срочно отбыть на родину, в поисках дополнительного заработка…
Сегодня для большинства образ Дмитрия Ивановича неотделим от периодической таблицы из кабинета химии, однако современники, с большей охотой обсуждали «периодическую систему» его влюбленностей.
Более того! Самого Менделеева долго не желали признать серьезным ученым. В общественном представлении, человек со столь неусидчивым темпераментом и «непостоянными интересами» никак не вписывался в привычные клише. Его таланты, познания и устремления были настолько разносторонними, что подобный феномен просто не укладывался в обыденные рамки, а бурный любвеобильный нрав, не слишком способствовал благообразию репутации.
Да, Дмитрий Иванович действительно не любил заниматься чем-то одним на протяжении долгих лет. И если вникнуть, то его труды, по «чистой» химии, составляют не более десятой части всего научного наследия.
Физик, исследователь в области метрологии, гидродинамики, геологии, глубокий знаток промышленности, приборостроитель, экономист, воздухоплаватель, педагог, общественный деятель – далеко не полный список наук, в которых преуспел Менделеев, не желающий связывать себя одним направлением. Однако современники считали это чудачеством, а кто-то и вовсе не воспринимал всерьез.
Когда ученому предложили место в лаборатории по исследованию пороха с окладом в 30 тысяч годовых, Дмитрий Иванович отказался.
- Соглашусь работать, если станете платить две тысячи! Тридцать тысяч — это кабала, а две тысячи — тьфу! Захочу и в любой момент уйду.
И действительно покинул лабораторию через несколько лет, но только после того, как изобрел уникальный бездымный порох.
Кстати, самое великое детище — периодический закон и таблицу элементов, серьезные химики долго не признавали, считая надуманной бессвязной ерундой. И только открытие новых элементов, предсказанных Менделеевым, посредством данного закона, подтвердило безусловную его гениальность.
Всякая новая идея и направление захватывало Дмитрия Ивановича, принося удовольствие и радость. Сам он любил рассуждать о невероятном везении, которого хватало на все, за исключением семейной жизни, где вечно что-то не ладилось.
Едва оправившись от изматывающих отношений с Агнессой, которой Менделеев, выплачивал щедрые алименты, он попадает в очередной капкан.
…Какими благостными и уютными казались Дмитрию Ивановичу тихие вечера в доме старого учителя - Петра Павловича Ершова (автора «Конька-Горбунка»). После утомительного и такого чужого Гейдельберга, все здесь виделось милым и родным: метель за окном, неспешные беседы и робкие звуки вальса, который выводила на фортепьяно бледненькая падчерица Ершова. Да и сама эта тихая, если не сказать унылая, да не особо умная барышня, вдруг показалась ему ангелом.
«Милая, право, эта Физа. Если б не деньги, которых нет, женился бы на ней!» - имел неосторожность сообщить старшей сестрице Ольге Менделеев, подчинившись сиюминутному порыву, а после и опомниться, не успел, как сделался женихом.
Возможно, Ольга слишком серьезно отнеслась к импульсивному признанию, а скорее всего, решила определить судьбу изрядно беспокойного и увлекающегося брата. По ее мнению, благоразумная супруга, обладающая столь скромным и размеренным нравом, сумеет обуздать бурный темперамент слишком уж эмоционального Митеньки. Ко всему прочему, Феозва Никитична была старше на целых шесть лет, что само по себе предполагало наличие некой «мудрости».
- Пойми ты, Оленька! Я не желаю и не могу, соединить свою жизнь с Физой. Как ты не понимаешь? Она никогда не была любима мною, да и потом, эта барышня невероятно скучна, - пытался убедить сестру Менделеев.
- Но ты объявлен женихом! В каком положении будет она, если ты теперь откажешься. Да и в какой роли предстанешь перед почтеннейшим Петром Павловичем?
Осознав тот факт, что решение о свадьбе было буквально «состряпано» за его спиной, Дмитрий Иванович впал в ярость. Он колотил посуду, уничтожал рукописи и отыгрывался на нежеланной невесте. И ему, и Феозве, было совершенно очевидно, что из этого союза не выйдет ничего путного. Однако, будущая супруга, опираясь на опыт слащавых романов, надеялась на «целебные свойства» собственной любви, в то время, как Менделеев, даже стоя у алтаря, проклинал сей нелепый шаг.
Львиную долю времени, ученый проводил в лабораториях, а в усадьбе Боблово соорудил подобие летнего кабинета в дупле огромного дуба, где свободно умещались стул и небольшой столик, сообщив о том, что это необходимо для наблюдения за движением воздуха в нижних слоях атмосферы.
Глядя на это, Феозва Никитична, рыдала. Она была убеждена, что подобное «сидение на дубу» было придумано только затем, чтобы реже видеть ее саму и эти горестные слезы.Справедливости ради стоит сказать, что она была не далека от истины…
Произведя на свет троих детей, госпожа Менделеева окончательно утратила всякую привлекательность. Фигура ее расплылась, лицо обрюзгло, волосы поседели, в то время как Дмитрий Иванович полностью сохранил прежние свойства горячей и страстной натуры, и только характер его год от году становился все тяжелее. Впрочем, как и семейная жизнь. А уж после того, как ученый увлекся гувернанткой собственной дочери, да так отчаянно, что решился сделать ей предложение, в доме окончательно воцарился ад.
К величайшему облегчению ФеозныНикитичны, гувернантка отказала Менделееву, и тотчас взяла расчет, однако сей факт мало что изменил в «загубленной жизни» нелюбимой супруги. «Мучитель» же мечтал об одном – получить возможность заниматься любимой наукой, не отвлекаясь на стоны, всхлипывания и бесконечные претензии.
- Была бы воля, и вовсе бы не вылезал из своего драгоценного дупла, ведь это, пожалуй, единственное место, где можно поработать всласть, не раздражаясь на людей, - говорил Дмитрий Иванович, своему старому университетскому товарищу.
- Да ты со своим дубом скоро совсем, как Соловей-разбойник станешь, - посмеивался тот. – Вон бороду уже какую знатную отрастил! Да и волосы, словно у лешего.
И действительно. Стригся Менделеев два раза в год, да и платье носил довольно странное. Всем фасонам он предпочитал наистраннейшую блузу, которую изначально выкроил сам, а потом уже годами заказывал у портного. Щегольское пальто носил с валенками, как у извозчика. Мог по рассеянности надеть фрак с домашними штанами и явиться в таком виде на высочайшую аудиенцию, а по столичным улицам разгуливал с чемоданом, который смастерил сам. Было у Дмитрия Ивановича, почетного члена полусотни международных академий, и такое увлечение.
Кстати, чемоданы из его рук выходили на редкость удачные!
Менделеева знали все, и не только в научной среде. Для людей «попроще» он ассоциировался исключительно с любимым напитком, став в народном сознании чуть ли не «водочным изобретателем», который «напоил всю Россию», да и сам, безусловно, «пития не гнушался».
Данное мифотворчество, не имеющее ни малейшего отношения к действительности, расцвело после того, как ученый защитил диссертацию «О соединении спирта с водой». В этом научном труде слово «водка», либо еще какие-то упоминания горячительных напитков не встречались вообще. Да и сама работа была направлена исключительно на установление максимального взаимного растворения жидкостей, однако людям нужны легенды…
Доходило до того, что бобловские крестьяне приходили к усадьбе с ведрами, наполненными водой и с поклоном просили:
- Соедини ты, ради Христа их, батюшка барин! Водицу ключевую, и этого. Которого, сам знаешь. Ведь какой талан у тебя, ваше благородие…
Слухи о том, что Менделеев ставит эксперименты на добровольцах, угощая их водкой, привлекали к дверям лаборатории толпы. Кто-то шептался о том, что ученый заработал миллионы на подделке французских вин для Елисеева, другие записали его, чуть ли не в алхимики…
Словом, фигура таинственная! А тут еще и двоеженец…
- Голубушка, ну что же вы застыли. Извольте предложить Дмитрию Ивановичу чаю, - подбадривала Екатерина Ивановна свою юную подопечную - подругу дочери, что при виде взрослого и такого серьезного Менделеева терялась и краснела.
- А вы, милостивый государь, уже извольте составить нам компанию. И не держитесь букой, а лучше познакомьтесь с милой Анечкой. Она нынче прибыла в Петербург и станет поступать в Академию художеств.
Улыбчивая Екатерина Ивановна продолжала щебетать, обращаясь к брату, однако тот уже не слушал. Неловко присев на краешек стула, Менделеев смотрел на юную Анну Ивановну с той нежностью, на которую способен сорокатрехлетний мужчина по отношению к семнадцатилетнему прелестному созданию.
«Создание», вместе с шумным семейством Екатерины Ивановны поселилось в казенной квартире ученого. Изящная и нежная блондинка с половиной шведской крови в первый же вечер покорила сердце Дмитрия Ивановича, страстная натура которого истосковалась по любви. К тому времени, когда сестра заметила, что в доме творится неладное и поспешила перебраться в съемные комнаты – было уже поздно!
Дальнейшие события напоминали повествование о муках романтического героя. Менделеев метался, переезжал из города в город… Париж, Биарриц, Берлин… Два года скитаний и страданий, которые не сумели избавить его от наваждения, а лишь укрепили любовь к юной художнице, о чем он незамедлительно сообщил Анне Ивановне, по возвращении в Петербург.
Яркий роман, вспыхнул с новой силой. В столице охотно обсуждали очередное чудачество Менделеева, который и не думал скрывать новых отношений. Одни восхищались «экстравагантной смелостью» подобного поведения, другие «поджимали губы», третьи «жалели бедняжку» ФеозвуНикитичну, которая согласилась на развод, только получив известие о беременностисоперницы.
Однако судачить о человеке, которому абсолютно безразлично стороннее мнение, оказалось не слишком интересно. Дмитрий Иванович, поглощенный наукой и новой любовью, в придачу к разводу получил епитимью, запрещающую вступление в брак на семь лет. Однако и в этом случае, ученый принял решение, далекое от привычных стандартов.
Гонорар в десять тысяч рублей, полученный за книгу, он истратил на подкуп священника, обвенчавшего незаконных супругов… Дело по тем временам неслыханное! Да и кто же признает такой брак, однако Менделеев и на это имел собственное мнение. Сам он считал венчание состоявшимся и перед богом, и перед Анной Ивановной. А люди? Так на то они и люди, чтобы осуждать. Особенно тех, кто выше их разумения.
Казалось, что уже теперь наступил долгожданный покой и счастье… Но, может быть действительно, коли судьба чем-то одаривает, то в другом непременно обирает?
«Тема для романа. – писал Александр Блок, как никто более знакомый с семьей Дмитрия Ивановича. - Гениальный учёный влюбился буйно в хорошенькую, женственную и пустую шведку. Она, и влюбившись в его темперамент, и не любя его — по подлой, свойственной бабам двойственности, — родила ему дочь Любу, упрямого сына Ивана и двух близнецов. Чухонка, которой был доставлен комфорт и средства к жизни, стала порхать в свете, связи мужа доставили ей положение и знакомства. Она и картины мажет, и с Репиным дружит…. Она пустая бабенка, хотя и не без характера, ей не по силам ни гениальный муж, ни четверо детей, из которых каждый по-своему незауряден».
Возможно, что и так… Но только разлад между ученым и молоденькой супругой начался тотчас после венчания. «Нежная и воздушная» дотоле Анечка, стала демонстрировать отнюдь не «акварельную» хватку в отношении денег. То есть ни в коем случае не желала, чтобы Дмитрий Иванович тратил средства на прежнюю семью. И если прежде рыдания Феозвы вызывались недостатком внимания со стороны мужа, то нынешняя супруга оплакивала каждую копейку, уплывшую в карман «отвратительной старухи».
Старый дуб, снова стал для Менделеева единственным спасителем, товарищем и прибежищем. Он все чаще приставлял к исполинскому стволу лесенку и скрывался в любимом дупле, теперь уже от этой женщины.
«К несчастью, они убеждены, что все на свете должно делаться только для них, для их радости, счастья, спокойствия. Детей сдаст нянькам и боннам, и ладно, а сама в Гостиный Двор, в театр. Как противны эти женщины-шалопаи! - в отчаянии писал Дмитрий Иванович любимому первенцу, Владимиру. - Женитесь и выходите замуж по сердцу и разуму вместе. Если сердце претит — дальше, если разум не велит — тоже бегите. Отец ваш был слаб, был уродлив в этом отношении».
Так уж вышло, что Володю Дмитрий Иванович любил пуще остальных детей. Талантливый умница, упорный, принципиальный и честный, он был надеждой русского флота. Подобная натура обещала очень много, но, к сожалению, надеждам не дано было сбыться.
По нелепой случайности, объезжая мореходные училища Владимир простудился и слег. Обнаружив у сына великого ученого серьезное воспаление легких, доктора поспешили сообщить об этом Дмитрию Ивановичу.
Письмо попало в руки Анне, вызвав непомерную досаду. Ну, неужели снова эти назойливые люди будут тянут деньги, которые и ей самой необходимы! Когда-нибудь они оставят мужа в покое? Она изорвала бумагу в клочья и словом не обмолвилась Дмитрию Ивановичу об этих «пустяках».
Через несколько дней, в честь съезда учёных вМариинском театре давался грандиозный спектакль.
Лучшая ложа была предназначена для девятикратного номинанта Нобелевской премии, гордости российской науки - Дмитрия Ивановича Менделеева. Однако, после сообщения в утренних газетах о смерти его сына Владимира, было очевидно, что место останется пустым.
И когда ученый, одетый во фрак в сопровождении сверкающей камнями супруги вошел, публика замерла в оторопи и осуждающем молчании. Ведь никому и в голову не могло прийти, что газету со скорбным известием прочли все, кроме того, кому это было важнее всех.
Рассеянный гений не придал значение тому, что ежедневный листок не был подан. Его уничтожила Анна Ивановна с той же раздражительной досадой, что и письмо о болезни его сына. Еще бы! Она не для того так долго готовилась к этому выходу, чтобы отменить столь прекрасный вечер…
О том времени, как Дмитрий Иванович стал дряхлеть и слепнуть, и как на ощупь клеил любимые чемоданы, я писать не стану. Это слишком печально… Да и не к чему.
Напоследок лучше расскажу другое.
Когда Александр III пригласил великого Менделеева на прием, это вызвало определенное неприятие.
- Ваше императорское величество, нельзя давать аудиенцию такому человеку, — убеждали царя. — Женившись во второй раз при живой жене, он лишился права бывать в приличном обществе.
- Это верно, у Менделеева две жены, ноМенделеев-то у меня один! - ответил Государь….