Пьер Бурдье, который всегда под рукой. Часть первая

Меня всегда удивляло, почему The Rolling Stones так мало (точнее сказать, поверхностно) популярны в России по сравнению с другими мастодонтами британского рока типа The Beatles и Queen. Вроде бы все знают, что такая группа до сих пор существует, что она считается культовой, но вряд ли кто-то назовет песни кроме пары хитов, подслушанных в саундтреках к голливудскому кино. Спасибо, если еще не перепутают (I Can't Get No) Satisfaction с прилипчивой песней Бенни Беннаси, а Кита Ричардса – с бомжом у метро «Парк Победы».

Кажется, что Пьер Бурдье обладает у нас в чем-то сопоставимым статусом. Несмотря на старания Натальи Шматко, Александра Бикбова и многих других переводчиков и комментаторов, в русскоязычной социологии тяжело встретить использование ключевых бурдьевистских концепций дальше жонглирования во введении статьи или диссертации. Новые альбомы «Роллингов», возможно, уже не выйдут, а кто-то вообще скажет, что у них нечего слушать после 60-70-х. Бурдье же оставил после себя целые отрасли социологии, которые с каждым годом и месяцем пополняются все новыми и новыми исследованиями. К проблеме интерпретации самого француза добавляется проблема интерпретации его интерпретаторов.

Впредь на этом канале я время от времени буду осуществлять посильный вклад в ознакомление читателей с последними тенденциями в социологических дискуссиях вокруг Бурдье и главным образом его теории социальных полей. Мой подход будет отличаться от более привычных тем, что я попытаюсь представить социолога и его последователей в качестве наследников французской позитивистской традиции «иерархии наук» Конта и «социальных фактов» Дюркгейма. Помимо всего прочего это будет означать примат эмпирических исследований, теоретических представлений об обществе как объективной реальности и стремления эмансипировать социальные науки от политики, экономики, религии etc. Да, все эти вещи понимались и понимаются бурдьевистами куда более тонко по сравнению с теми, кто обычно ассоциируется с лейблом позитивизма. Но в этом и заключается главный вызов: направить аргументы, восходящие к феноменологии или марксизму, на защиту позитивного научного метода.

Думаю, лучшим стартом для новой рубрики станет обзор недавно вышедшего «Oxford Handbook of Pierre Bourdieu», созданного большой группой социологов самых разных направлений из Франции, США, Британии и других стран. Я не смогу здесь подробно пройтись по содержанию более чем тридцати работ, поэтому рекомендую полистать и найти в нем что-то свое: кому-то покажется интересным обсуждение рефлексивной социологии в контексте постколониальной теории, а кому-то – исследования социально-экономического неравенства в странах Скандинавии. Я же остановлюсь лишь на том, что стало особенно полезным для моего аспирантского проекта. 

Известно, что Бурдье сформировался как исследователь, наблюдая за бытом жителей колониального Алжира. Однако, статья Джеффри Саласа выдвигает целых три группы критических аргументов против этнографического наблюдения как ведущего или единственного метода в социологии, вытекающих из принципов социологии полей зрелого Бурдье. Во-первых, развитие и становление этнографии были возможны только в рамках постепенного разделения научного труда. Сегодня специализация только на одном методе не позволяет практически понять его специфику, достоинства и ограничения по сравнению с другими способами сбора данных. Тот, кто умеет только в этнографию, в известном смысле даже и в нее толком не умеет. Во-вторых, этнографическое наблюдение не позволяет зафиксировать структурные эффекты общества на макроуровне. Конечно, можно пойти в микросоциологический ва-банк и притвориться, что глобальных потоков миграции или финансовых рынков как бы не существует. Удачи с этим! В-третьих, этнографический взгляд рискует выдать за истину идеологию, скрывающие интересы или наблюдаемых агентов, или самого исследователя, занимающего достаточно привилегированное положение в обществе. Салас размышляет над тем, как преодолеть перечисленные ограничения этнографических методов, чтобы поддерживать esprit combatif социологии Бурдье. Например, использовать только лонгитюдные или сравнительные наблюдения, тщательно операционализировать понятия перед выходом в поле вопреки советам сторонников grounded theory и т.п.

Фредерик Лебарон и Бриджит Ле Руа в одном эссе, а Жюльен Дюваль в другом затрагивают вопрос тесной связи теории социального поля Бурдье с конкретным методом обработки данных – множественным корреспондентным анализом (также «множественный анализ соответствий» в русскоязычной литературе). Этот вопрос часто обходят при обсуждении интеллектуальных влияний современного классика. Если вы открывали «Различения» или «Homo Academicus», то, возможно, помните все эти графики с осями, плюсиками и минусиками. Вот это все как раз про то самое. В отличие от наиболее популярных в социологии различных версий регрессионного анализа данный метод можно назвать более мягким количественным методом. Он предназначен в первую очередь для работы с категориальными переменными и не ставит целью установление строгих каузальных связей между ними. Лежащая в его основе логика – это поиск наиболее похожих и наиболее непохожих единиц наблюдения, исходя из пересечений их атрибутов. Такая же логика лежит за пониманием Бурдье социального пространства как пространства различий между агентами, выраженных в объеме, композиции и траектории капиталов. Таким образом, этот метод прямо напрашивается для дизайна исследования à la Бурдье. По мнению авторов, освоение множественного корреспондентного анализа позволит по меньшей мере куда лучше понять принципы проекта рефлексивной социологии, а в перспективе укрепить престиж социологии полей как научной парадигмы.

Продолжение следует, а вы пока можете опробовать новую функцию – комментарии!