Пелевин написал очередной роман

«Милочка, – сказал я, – писатели, чтоб ты знала, бывают двух видов. Те, кто всю жизнь пишет одну книгу – и те, кто всю жизнь пишет ни одной. Именно вторые сочиняют рецензии на первых, а не наоборот. И упрекают их в однообразии. Но разные части одной и той же книги всегда будут чем-то похожи. В них обязательно будут сквозные темы.»

Пелевин, IPhuck 10

1.

Понятно, что Пелевин уже иной, я думаю, что это более или менее очевидно любому его читателю. С силой ранних работ автора работы центрального, основного по продуктивности периода, рядом на полке не лежат. Но это в целом нормальный процесс. Старички, тот же Жаринов, плюются от Виктор Олегыча, говорят, что это не постмодерн, а говно. Позиция понятная. Но книги Пелевина очень филологически плотные, там действительно много именно постмодернистского, отсылок незаметных и неочевидных, переосмыслений тонких и стройных, а ещё идей, в общем-то простых, но интересно проиллюстрированных и сочно сформулированных. Но речь о постмодернизьме в целом заходить должна лишь во вторую очередь, главное какая это литература, а не какая это литература постмодернизьма. И литература, ранний Пелевин, отличная. Ещё. Многие говорят, что Пелевин пишет одну и ту же книгу. Друзья, одну и ту же книгу пишет любой автор. Если вам кажется иначе, значит, что автор очень сложный и книга очень сложная, многоуровневая, многотомная, многогранная. Но одна. Любовь Белозёрская как-то сказала Булгакову, в ответ на его просьбу быть потише: «Ничего, ты не Достоевский!». Но Булгаков был больше Достоевского. Пелевин, конечно, меньше. Поэтому «одна книга» Пелевина с годами действительно исчерпывает себя. Почти всё интересно   е кончилось где-то на рубеже нулевых и десятых, точную границу можно провести, а можно и не проводить. Дальше всё было скучнее. Мазки становились всё более общими, мир тускнел. Но на рубеже десятых и двадцатых случилось нечто другого порядка. Не знаю, может Виктор Олегович указал на себя мизинцем и исчез, может его попросили, может он попросил сам… Но после слабого “Солнца” начался бесконечный трансгуманизм.

2.

Хоть “у-ва-жа-е-мый” издатель ЭКСМО, который почему-то продаёт ТОЛЬКО Пелевина, утверждает, что читать новую главу истории Маркуса можно без ознакомления с предыдущими книгами серии, читатель поступивший так потеряет много лора и предыстории. Хотя о ценности недополученных знаний можно спорить, и я в будущем обязательно буду, внутри этого дискурса’ они всё-таки нужны, и я буду говорить с вами, как с людьми в контексте. Потому что да, Пелевин пишет одну и ту же книгу, и в этом нет абсолютно ничего для литературы неправильного. Вокруг одной идеи можно выстроить множество оптик, идею можно преломлять об контекст как свет о линзу. Но нам будет интересно, насколько получилось у автора обыграть Пелевинские идеи по-новому. И относительно всей библиографии Виктора Олеговича, и относительно Трансгуманизмовской пентологии. Хотелось бы, чтобы идея, нащупанная ещё где-то в юношестве, росла и жила, пока жил автор, усложнялась и улучшалась, проверялась на прочность. Платформер “Принц Персии” вышел в 89 году для компьютера Apple 2, об этой игре в 91 году у Пелевина вышла повесть “Принц Госплана”. И посмотрите на платформеры сейчас. Да, в общем, странно писать такое в 5 раз. когда мир, очень скудно наполненный деталями для фантастического произведения, обрисован в первой книге, там же описана и его метафизическая основа, при этом первая книга очень интересно и тонко привязана к “Ампиру В” и “Бэтмену Аполло”, политические реалии даны по большей части во второй книге, к которой можно питать симпатию наверное только по этой причине:

«KGBT+» — это козырная вбойка

Самурай перед смертью обязан зачитать пару обоссанных хокку

Слава КПСС, Сезонное 2

Третью книгу сложно уже даже вспомнить, но она цепляет нас к очень важному для всей серии “IPhuck 10”, вводит Маркуса и приводит его туда, где мы сейчас, а уже вызывающий дебют шизофрении своим существованием роман “Круть” оказывается смыслообразующим для Левого Пути. Ну да ладно, закажем справку HEV по ходу пьесы, пока перетечем к основному повествованию. Избегая прямого пересказа сюжета, поговорим о примечательных аспекатх романа в контексте Пелевина вообще и серии в частности, о его самостоятельной ценности, а картина… Пускай складывается сама. 

3.

Персонаж Пелевина

Некоторые идеи Пелевина в последних работах достигают не просто развития, а финальной формы. Существует Пелевинская женщина, Пелевинские сто страниц, но главное – существует Пелевинский главный герой. Он обладает определенным набором характеристик и определенным паттерном поведения внутри текста, по которым его можно легко отделить от любого другого. Мы, конечно, говорим о большой форме. Пелевинский гг обычно представляет из себя пустой сосуд, наполняемый идеями из сосуда учителя или сосудов учителей. Огромная часть повествования проходит в его мыслях, внутри. Он не является актором или движущей силой, обычно он просто плывёт внутри обстоятельств и куда-то выплывает, но оказывается, что реальным актором было что-то ещё, или кто-то ещё, часто присутствует заговор, важным элементом которого главный герой становится. Герой как-бы полый, и через него свет нашего взора просто падает на реальность внутри текста. Легендарные Вавилен Татарский и Рама, или даже Саловат КГБТ – как раз такие участники чужой игры, о которой читатель до конца не в курсе. Петька тоже не главный актор, а пассажир в лодке сна. Вместо действий у них есть внутренняя дискуссия, поиск, т.н. рефлексия. Они такие, какие есть, потому что… Им должен встретиться учитель или учителя. Василий Иванович и Барон Роберт Николаус Максимилиан фон Унгерн-Штернберг у Петьки, Морковин, Гиреев, а особенно его мухоморы, Ханин и затем Азадовский, дух Че Гевары у Татарского, череда разнообразных вампиров у Рамы, Сасаки-сан у Саловата, при том, что Сасаки-сан является прослойкой между историей Саловата и ещё одного ученика с учителем. Учитель открывает герою либо просто правду о том, как оно всё на самом деле, либо подводит к одному из буддистских тейков и метафизических открытий. Ради последнего акта передачи знаний всё и написано. Учитель главного героя часто – духовный наставник. Ещё. Как выглядит Пелевинский герой? Как Епифанцев, Табаков или английский актёр Тоби Кебелл? Тут, конечно, да, есть на что опереться. Но на самом деле скорее как размытый силуэт. В этом и многом другом Маркус является действительно финальной формой Пелевинского гг. Как и все остальные в мире Трансгуманизма он выглядит как… мозг в банке. Здесь мы подходим к интересному и не самому попсовому исполнению попсового фокуса с матрицей, хотя мне периодически и хочется начать кричать о том, что все эти игры с ирреальностью подходят для серии Рика и Морти. Кстати, серию собрались экранизировать в виде сериала, посмотрим, что получится. Учитывая, что вышло даже из относительно приземленного Ампира Ви, и беря во внимание то, что сделали, скажем, с Библиотекарем Елизарова… Симуляция в Трансгуманизме многоуровневая. Читатель знает, что она существует, есть некое измерение, где эфемерно витают чувствования баночников, при этом оно может быть у каждого своё, может объединяться с кем-то, внутри одного уровня можно перейти на другой, а в нём ещё на один. Баночник никогда не может доверять своему опыту, его ему создаёт компания. Другие баночники могут быть действительно отражениями действий живого мозга, а могут быть нейросетевым конструктом. В общем-то симуляция для них остаётся единственной реальностью, поэтому нет смысла проводить границы, реально там всё, вопрос в достоверности скорее, в честности корпорации. Существует, конечно, некий нулевой таер, реальная реальная жизнь, и баночники получают о ней сведения и даже могут заглянуть с помощью органов чувств людей, давших им тело в аренду. Но могут ли баночники быть уверены в том, действительно ли это настоящий нулевой таер, и существует ли он на самом деле? Ответ, думаю, понятен. Поэтому Маркус, как и подобает Пелевинскому персонажу, никак не выглядит. Являясь агентом баночных спецслужб, агентом, действователем, то есть буквально, он никогда не проявляет свою волю, а либо чётко следует приказам, либо лишается собственной личности, становясь временно новой субличностью на базе его мозга, либо наблюдает. Его мозгу может быть сколько угодно лет, и, что интересно, нам ничего не известно о его жизни до переезда в банку, на самый верх, то есть на самый низ, под Лондон. А ведь часто у Пелевинского персонажа события, ставшие метафорическими пророчествами к событиям книг, происходят в детстве именно. Но это уже не обязательная черта. Единственная персональная черта Маркуса – его мозг принадлежал русскому. На самом деле этого действительно уже достаточно, чтобы выделять его из массы. У Маркуса нет личности, он функция, и, конечно, он встречает одного духовного наставника за другим, все они прогоняют ему базу, а главный его духовный наставник – Ломас, начальник и, конечно, бывший епископ. Причём именно в A Sinistra Ломас становится его духовником буквально, а Маркус становится функцией окончательно – просто последовательно следует указаниям древней колдовской книги. Пелевинский персонаж – глаза и уши, а этот герой – глаза и уши корпорации. К Маркусу мы вернёмся в самом конце.

4.

Идеи

Рано или поздно в романе Пелевина начинается момент ПРОГОНОВ. В контексте Левого Пути это слово особенно уместно. Одним из плотнейших текстов Виктора Олеговича в плане навала базы всегда был В Ампир. Все конечно помнят эту цитату:

«...А единственная перспектива у продвинутого парня в этой стране - работать клоуном у пидарасов.

- Мне кажется, есть и другие варианты.

- Есть. Кто не хочет работать клоуном у пидарасов, будет работать пидарасом у клоунов. За тот же самый мелкий прайс.»

 Возможно, на эту цитату действует эффект Манделы, потому что я всегда помнил её чуть иначе. Но она обладает большим культовым статусом и почему-то очень нравится нашим настоящим клоунам у пидорасов.

«Я раб золотого тельца и рад

Купить всё, что хочет мой брат

Что я клоун у пидорасов, а не наоборот, рад»

ЛСП, Деньги не проблема

«Вчера кумир, завтра — пыль

Сегодня ты, завтра — тебя

[Аутро]

— Мне кажется, есть и другие варианты

— Есть. Кто не хочет работать клоуном у пидорасов будет работать пидорасом у клоунов. Но это тот же самый мелкий прайс»

Букер, Быть Артистом

Продался, растолстел и стал другим

Клоун при пидорасах, кривляка как Мистер Бин

Слава КПСС, КУЛЬТУРА G

И в целом Пелевин своей афористичностью силён. Афоризмы его часто написаны в сниженном стиле, и для кого-то это может быть анэстетично, но на мой вкус — норм. Но вот в A Sinistra афористичные тейки становятся этим:

Ну и черт бы с ним, но человечество настолько доверчиво, что поверило, будто сыр с крысами на раскатанном тесте — это вкусно, полезно и стильно (опытные маркетологи знают, что последняя бирка заставит уязвленного пролетария купить даже пирог с говном).

Или так

Или программа попросту эмулировала священную веру всякой либеральной хабалки, что moral high ground — это те шестнадцать аршин, где она харчуется в настоящий момент.

Ощущаются афористичные высказывания теперь уныло-кринжовыми. Они всё те же, и стиль их всё тот же, и ощущаются они уже очень и очень постными. В предыдущем своём эссе я говорил о том, что Лимонов пишет одну книгу. Но одна книга Лимонова изменяется с ним, растёт и старится, пидорковатый соракалетний подросток седеет, начинает бурчать и философствовать. Книга остаётся комфортной, а не надоедает. Тут — те самые прогоны, переосмысление, или даже просто перефраз старых идей, об уме А и уме Б, или моего любимого, о человеке-замочной скважине и ещё, например, витраже, сквозь который проходит свет, в A Sinistra возвращаются, вполне ожидаемо. На этот раз старые песни о главном преподнесены через призму Ветрогенезиса, Крути и сгенерериванной нейронкой религии, созданной крутилой в законе и “нашим” олигархом-эмигрантом в Лондоне.

— Мысли, переживания, чувства - возникают и проходят. Поделать с этим ничего нельзя. Жизнь и есть их поток. Когда они летят сквозь ум и исчезают, словно облака, проблемы нет. Но мы, люди, стали при этих облаках криминальными банкирами.

— Это как?

— Мы не впускаем божью любовь и справедливость в сердце. Мы принимаем ее по описи и прикидываем, как лучше прокрутить в чужих умах через мошеннические схемы. И я в данном случае не про общественность, которая с этого подлога только и живет, а вообще про все, что с нами творится. Каждую мыслишку, каждое переживание кладем под проценты, плодим максимальное количество деривативов, а то, что выпадает в осадок, выводим за внешний контур.

Ещё

Не ты крутишь педали. Это Бог тебя крутит. Смотрит на тебя и думает — вот этот, интерес-но, поймет?

Тут, кстати, хотелось бы обратиться к специалистам по буддистской теологии и спросить, почему Бог вообще может быть заинтересован в том, чтобы человек нашёл своё т.н. просветление? Вообще Пелевин, мне кажется, сам загоняет себя в противоречия, пытаясь каждый раз всё новое и новое эзотерическое учение, как, к примеру, Элевсинские мистерии, или Алхимию и Чернокнижничество, как в A Sinistra, скрестить со своей позицией. Да и даже когда пытается пропустить через неё христианскую мысль.

— Но я отличаюсь от мыслей, — сказал я. — Хотя бы тем, что я их помню, а они меня нет.

— Это не ты их помнишь. Просто одна из мыслей всегда о прошлых мыслях. А ты — их наслоение. Они как фон, а ты — силуэт из темных пятен... Где темнее, там и ты, потому что где темно, там страшно, а где страшно, там твоя конура.

— Да, - ответил я. - Есть нюансы, но примерно так.

— Вот и со мной то же было. Только Господь во мне будто лампу зажег. Увидел я, короче, как ум по темнице скачет, и все жердочки, по которым он прыгает, высветились. Одного укола любви хватило.

Какие-то отголоски былого стиля сохраняются, например, в тексте есть неплохая притча про NPC в старом стиле автора.

— Знаете, — сказал он наконец, — когда наши клиенты употребляют выражение «non-playing charachter», я все время вспоминаю старую притчу. Буквально еще карбоновую. Сидит человек и размышляет: а вдруг я тоже NРС? Постепенно его охватывает ужас — и, чтобы успокоиться, он начинает рассуждать логически. Так, думает он, у меня те же самые мнения по поводу происходящего на планете, что у богатых поп-звезд. Я полностью разделяю моральные ценности, спущенные человечеству красноволосыми активистками и транснациональной финансовой элитой. Я слово в слово повторяю то, что мне впаривают легавые медиа, контролируемые олигархами и спецслужбами. Живые реальные люди ведут себя именно так. Значит, я настоящий...

Мне всё-таки кажется, что нон плейабл, хотя сути дела не меняет. Это всё равно хоть и неплохо сформулировано, но очень банально. У меня нет ностальгии по раннему Пелевину, потому что я буквально слишком зумер, поэтому я трезво оцениваю разницу в периодах творчества. Раньше было лучше. Если там, где-то в королевстве Тайланд действительно есть живое существо, которое до сих пор является Виктором Олеговичем Пелевиным, я бы хотел, чтобы он остановился на пару лет и написал сборник рассказов. Недавно смотрел в МХТ спектакль по Омон Ра и думал: жаль, что больше он так не писал.

5.

Сюжет

Термин постмодернизм и вместе с ним постмодерн всегда и всеми используется не так и невпопад. Поэтому нормальным людям эти термины нравиться не могут. Однако мне нравится их использование в качестве названий для вех в истории культуры, где премодерн был твердо и чётко до нового времени, модерн – до первой мировой, а постмодерн существует до сих пор, и всё более уверенно. При такой демаркации спорить о постмодерновости чего-то становится сложно. Например, кино это искусство постмодерна почти всегда, до 14 года было снято предельно мало фильмов по сравнению с последующим океаном, видеоигры – всегда постмодерноевые. Больше всего меня коробит с видео, в которых разделяют эпохи развития мемов, нарекая одну из них эпохой мемов постмодернистских. Есть ощущение, что эту чушь с постиронией расфорсил Антихайп в качестве троллинга, а мы теперь с этим живём. Но ведь определенно есть произведения, которые действительно больше других используют приёмы переосмысления, отсылки, цитаты, и прочие приёмы, которые для нас ассоциированы с постмодерном, хоть такие произведения существовали всегда. Например, пьеса “Розенкранц и Гольденстерн мертвы” явно ощущается постмодернистской игрой, она переосмысляет Шекспира, а вот “Фауст”, переосмысляющий образ из легенд и ранее написанных о Фаусте произведений, постмодернистским не кажется. Мне кажется, правильным будет считать, что для эпохи модерна характерны произведения модернистские, для постмодерна – постмодернистские, но постмодернистское произведение могло быть написано до эпохи постмодерна, если оно использует значительное количество постмодернистских приёмов. Такое возможно, но это создаёт путаницу. Можно разделить термины постмодерн и постмодернизм, это поможет разделить произведения постмодерна на модернистские и постмодернистские. Однако это не решает вопрос с переосмысляющими текстами в эпоху до постмодерна. Нужен новый терминологический аппарат. Но это уже не тема для видео-эссе. Вполне в духе постмодернизма весь роман — переосмысление, буквализация, разворот строчек из песни.

And as we wind on down the road,

Our shadows taller than our soul

There walks a lady we all know

Who shines white light and wants to show

How everything still turns to gold

And if you listen very hard

The tune will come to you at last

When all are one, and one is all...

Led Zeppelin, “Stairway to Heaven”

И это весь сюжет романа. Спойлер-алерт. Маркус вернулся из ветроколонии, его память снова пострадала, а точнее, была “защищена”, Ломас отправляет его на иммерсивный аттракцион, имитирующий постижение Левого Пути – варианта духовного пути, на котором люди пользуются колдовством, а просветление может стать побочным продуктом стремления к власти (во всех мирских проявлениях)

Справка HEV: “Другими словами, на пути правой руки духовные и магические силы — например, способность к чудотворству — являются побочным эффектом поиска истины. На пути левой руки, наоборот, истина может быть найдена в качестве довеска к оккультным силам. Что, конечно, крайне унизительно для истины. Путь правой руки — торная дорога к высшему вместе со всем миром, без всяких шорткатов. Путь левой руки — это попытка попасть в рай прямо в калошах с помощью трюков и черной магии...”

Цель расследования Маркуса – установить, каким образом после посещения этого аттракциона исчезают не просто личности людей, посетивших его, а и их тела, то есть живые мозги в банках. Симуляция закрыта от посторонних глаз, поэтому даже отделу внутренних расследований приходится отправить туда агента под прикрытием, Маркус становится Веронским чернокнижником Марко в Италии средних веков. Его с Ломасом связь осуществляется по рекламному каналу, Марко просит совета у духа-покровителя, в это время Маркус проскальзывает в выделенное окно и общается с Ломасом, потом Маркус исчезает, становясь Марко, который получает инструкцию в качестве фантомного воспоминания, из-за схожести отношений Маркуса и Ломаса с отношениями Маркуса и Ломаса, но уже духа. Далее углубляться не будем, лучше посмотрим построчно.

And as we wind on down the road,

Our shadows taller than our soul

Маркус петляет дорогой чернокнижничества, тяжко грешит, идёт по левому пути, тени заслоняют его душу.

There walks a lady we all know

Who shines white light and wants to show

Луна, леди, сияющая белым светом, или же Богиня Селена освещает жизнь Марко духовными откровениями, а Лоренцо де ле Луна помогает Марко превращать всё в золото эффективней буквально. Под светом Луны Марко становится мощным и почти всесильным алхимиком.

And if you listen very hard

The tune will come to you at last

When all are one, and one is all...

Он действительно слушает внимательно, постигает откровение о том, что власть и материя больше не могут сделать его счастливым, потому что на пути к ним он потерял душу, на пике алхимического могущества, после создания гомункула он желает божьей любви и отправляется туда, где все есть один, а один есть все. И в этот момент последние две строки проявляются и буквально. Объяснение Левого и Правого Путей Ломасом из начала тоже реализуются. Марко шёл Левым путём и пришёл к истине как к побочному продукту обретения власти. Будда в тексте впервые упоминается на 12 странице. Также, внимательный читатель заметит, Марко действительно убил Луну соседством… Дёмдальш. Получилось дойти до конца Пути у Марко благодаря созданной нейросетью для заключённых религии Крути, с которой благодаря епископу Ломасу ознакамливался во сне и во время эпилептических приступов. Мозг Маркуса исчез. По всей видимости с другими клиентами бутика A Sinistra происходило тоже самое. Но как они получали своё просветление, без помощи Баночной Службы Безопасности и корпоративных нейросетей? Дело в том, что нейросеть бутика могла, и в тексте это прямо указывается, подделывать встречи Марко и Ломаса с самого начала. То есть Маркус, попавший в Верону, мог быть один с самого начала. Становится понятно, почему так рифмуются своды нейрорелигии с жизнью Марко внутри симуляции.

Я отвечал за алхимическую (по Соросу!) перегонку украденного и парковку вырученных средств. В сущности, кормило меня людоедство (теперь, btw, это официально признано на всех уровнях).

Алхимия финансов в том и состоит, что людей превращают в золото. Я утешал себя тем, что это общий бизнес хозяев нашего мира, и не видел здесь моральных проблем. Я был хорошим менеджером и относился к своим занятиям с иронией.

Одновременно с этим, всё это может быть симуляцией опыта Гольденштерна, проживающего жизнь за жизнью внутри симуляции для того, чтобы майнящиеся страдания человеческого мозга кормили Вампиров. Сложно держать это в памяти. Это отсылает к первой книге серии. Любой опыт в трансгуманизм инк иллюзорен, но, за неимением другого, реален.

6.

Постмета

В этой серии Пелевин часто обращается к Шекспиру, Розенкранц и Гильденстерн, и всё прочее. Тут тоже обращается, в наличии полрублёвое переосмысление Ромео и Джульетты. В симуляции у них чуть другие имена и подправленный в соответствии с нормами политкорректности возраст. Марко принимает образ Ромео, чтобы переспать с Джульеттой и получить трофей за секс с девственницей, об этом его просит его алхимический гримуар.

Юлия Капулетти была уже в возрасте. Ей исполнилось восемнадцать - по меркам нашего города не первая молодость, но с грехом пополам можно было признать ее юной.

После совершенного действия переосмысляется и концовка истории.

Юлия не подвела. Она заперла дверь изнутри, напоила Ромуальдо вином, куда подмешала мышьяк, а потом, отдавшись ему напоследок, закололась кинжалом на его глазах. Бедняга, наверное, даже не понял, почему его встречают такой энергичной пантомимой.

По ходу пьесы упоминается еще и Венецианский мавр, уже прям вообще полрублево.

Вторую золотую ногу я потратил на подкуп церковных властей и оплату мавров-душителей из банды Отелло. Корыстные инквизиторы получили золото, душители обслужили инквизиторов бескорыстных (в мире бывают и такие). Убийц никто не видел.

Причём Пелевин ещё и сам раскрывает свою и без того слабую постмодерновую игру, отчего становится совсем печально.

— Как дела, не спрашиваю, — флегматично сказал адмирал. — Вязнем в пучине зла все глубже и глубже.

— Ей уже восемнадцать, — ответил я нервно.

— Это сеть подняла возраст, чтобы избежать двусмысленностей. Шекспировская Джульетта была куда моложе.

— Не знал, — сказал я. — Видимо, Шекспир жил в крайне травматичную эпоху. Я имею в виду, для юных девственниц.

— …Вот хотя бы герцог Эскал, которого вы так смачно отправили на тот свет — думаете, это реальная фигура?

Я пожал плечами.

— Это герой «Ромео и Джульетты». Шекспир вставил его в пьесу, потому что не имел понятия о государственном устройстве Италии. В настоящей Вероне того времени не было суверена. Верона была частью Венецианской республики. Городом управляла Венеция.

Ага, “Шекспир”. Да, да, “Пелевин”. Хотя ладно, не будем, Булгаков этот вопрос давно закрыл.

Потом – новый виток переосмысления. Маркус кое-что узнаёт и кое-что понимает. Как после нам становится ясно – неверно.

Марко, принявший облик Ромуальдо, объясняется в любви Эскалу, принявшему облик Юлии — и оба чернокнижника думают, что срывают цвет чужой юности... Какая ирония, однако. Совершенно в духе нашего изолгавшегося века.

Виток последний:

Эскал знал — на свидание пришел не Ромуальдо, а некто, принявший его облик. Он думал, что это великий Лоренцо делла Лýна... Вот, значит, какие девочки нравились герцогу — зря я принял его нежность на свой счет. Или фальшивая Юлия так дрожала и извивалась, чтобы похитить как можно больше семени?

7.

Опавшие Листья

В каждой статье про роман Пелевина на Википедии есть ахуенное мнение Галины Юзефович. Ей всё нравится. А вот, например, о “Библиотекаре” нашего базовичка Михаила Елизарова Галина Юзефович написала: «Творчество молодого харьковско-немецко-московского литератора едва ли способно стать объектом искренней народной любви или хотя бы массового интереса. Вялый сюжет, вымученный, немузыкальный стиль и, главное, ощущение катастрофической вторичности по отношению к прозе Владимира Сорокина дополняется в случае „Библиотекаря“ ещё и полнейшей идеологической невнятицей». Это – небольшой спойлер к следующему видео.

Пелевин любит прикидываться представителем самого свежего поколения, сейчас он использует актуальный вокабуляр, персонажи триггерятся, любые утверждения об обратном являются хайпом, и так далее, но вот миллениальский кринж в тексте тоже присутствует:

…великий учитель Запада, приходивший на смену Христу, вообще не проявил интереса к истине — а только совершенствовал свои оккультные способности для корпоративных разборок.

— Вы про Антихриста? — спросил я.

— Про Гарри Поттера, — ответил Ломас. — Мир пал слишком низко, чтобы заслужить Антихриста.

Я не выдержал и заказал справку HEV. Через долю секунды я знал про Гарри Поттера все.

— Вы хотите сказать, Антихрист — это метафора Гарри Поттера? Или Гарри Поттер - метафора Антихриста?

— Зачем вы так. Гарри Поттер - трогательная детская сказка, где отражается проблематика взрослых. Можно сказать, аллегория левого пути, упрощенная для массового потребления. Сейчас это не релевантно. Забудьте.

— Сотрите мне память, — пошутил я.

Что ещё есть в тексте? Внезапное появление Ветроколонии, от которого мне хотелось выйти из тела, вырвать лицо и аннигилироваться от кринжа, разнообразные отсылки к прошлым текстам, такие как эти:

— Бутик?

— Я разве не сказал? Наше подразделение. Нечто вроде «Юрасика», «Базилио» или «ROMA-3», но для самых изощренных клиентов. Он так и называется — «Левый Путь». Вернее, «Налево».

“Я, наверно, популярный гладиатор в лунном цирке.”

Ну, ещё много раз Виктор Олегович намекает, что те или иные сюжетные решения были созданы нейросетью. Они иногда неплохо справляются. Поиграйте в DungeonAI. Может быть тут дело в том, что лучший способ спрятать – оставить на самом видном месте?

8.

О Концовке

Главное, что можно прочесть в романе, это то, что для Бога нашего нет никакой разницы между реальностью и симуляцией. Душа, появившаяся в теле homo sapiens в момент формирования этого тела, образования зиготы, ничем не отличается от души, появившейся в симуляции, рожденной из программного кода. Нам кажется, что это не так исключительно из-за того, что религия отсылает нас всё время назад в историю. Историю церкви, историю Иисуса Христа, историю еврейского народа. Кажется, что Бог если и был, то тогда. В средние века, на заре нашей эры или далеко до её начала. Нам кажется, что эстетика мира технологий просто не метчится с эстетикой нашей веры. Однако для Бога всё обстоит иначе. Время для него не линейно, оно есть для него всё сразу. Времена его вочеловечивания и времена, когда все влиятельные люди мира переехали в тончайшую компьютерную симуляцию для него равнозначны, одновременны. Даже не так, ведь времени для него в этом смысле нет. Они просто равнозначны. И если Богом эта реальность уже помыслена вся целиком, почему нам кажется, что им не помысленно и это? Конечно, чернокнижник Марко, рожденный путём навивания Маркусу ложной памяти и ложной действительности (хотя для любого мозга в банке любая симуляция на самом деле равнозначна ложна или равнозначно истинна), имеет такие же свойства души, как и биологические хомо, он вполне себе Человек. Мозг Маркуса вообще-то исчез, а Марко остался, переехал на другой биологический носитель, на мозг безымянного заключённого Ветроколонии имени Кая и Герды. И Марко пошёл по лестнице в небо и, кажется, вернулся к Богу. Мы знаем его последние слова, последние мысли. Жизнь Марко в симуляции псевдоВероны оказывается такой же ценной, как живая человеческая жизнь на земле, его духовный путь и искупление такие же настоящие. Но мне жаль Маркуса, героя-пустоту, агента баночного бюро внутренних расследований. Ему так часто стирали память, что можно сказать, что он уже умирал бесчисленное и неизвестное нам число раз. Вместе с ним память стирали будто и мне, ведь я почти забыл, что мощнейшая нейросеть Порфирий, созданная для ведения расследований и написания об этом закрученных романов, отправила себя в секунду вечности, оставив в симуляции Рима своего сетевого клона – Маркуса Зоргенфрея, хранившего тайну о Таинствах Элевсина. Эту страшную тайну Маркус забыл, отправившись сначала в Ветроколонию в романе “Круть”, а потом в бутик Левый Путь. Маркус… Порфирий походя раскрыл два вселенски важных дела, написал два экзистенциальных детектива, и… Кажется, обрёл душу и отправился в секунду вечности, как и хотел. Может быть, серия заслужила того, чтобы поговорить о ней подробно?

Русские писатели походят на языческих богов. Они живы, пока мы в них верим. Они составляют пантеон. Каждому возведен храм, вокруг каждого — культ, каждого мы почитаем и каждому возносим дары. Каждый из них нам покровительствует. И хотя роман A Sinistra меня тронул, я всё равно уже давно не верю в Пелевина. Когда в языческого бога перестают верить – он исчезает. Однако Пелевин продолжает каждый год выпускать по роману.