Печальная история одной из тружениц науки. (А. А. Лей).

Заимствуем из газеты «Южный Край» следующую печальную историю, которая показывает, что среди женщин встречаются такие богато одаренные натуры, силы которых были б далеко нелишни в научной области, и которая вместе с тем свидетельствует, как эти силы гибнут при самом расцвете своем от неблагоприятных жизненных условий, с которым приходится бороться девушке, избравшей научный путь.

Эта история насколько печальна, настолько и поучительна:

14 (26) ноября 1878 года в стенах старой Сорбонны происходило событие небывалое в Париже: молодая русская девушка, Александра Андреевна Лей, держала экзамен на степень Licencie-es-sciences mathematiques (степень средняя между кандидатом и магистром) и выдержала его с большим успехом. Из 36 кандидатов, явившихся на экзамен, межу которыми были лучшие воспитанники политехнической школы, только 13 были удостоены вышеозначенной степени и в числе их была Александра Андреевна. Со времени Sophie Germain, женщины-математика начала нынешнего века, это была первая женщина, удостоившаяся этой степени. Все газеты говорили об этом необыкновенном событии.

14 (26) ноября 1880, ровно через два года, день в день, час в час, по улице Данфер Рошро печально шла похоронная процессия, направляясь к кладбищу Монруж. То друзья, профессора Сорбонны, товарищи и учащиеся в Париже русские женщины и англичанки провожали на вечный покой эту самую Александру Андреевну.

Она скоропостижно скончалась за три дня до этого, среди экзаменов на другую академическую степень: Licencie-es-sciences lhysiques, из которых труднейшую часть она выдержала блестящим образом, и нет никакого сомнения, что и эту степень она получила бы с не меньшим успехом, чем предыдущую, если бы неожиданная смерть не отняла её у друзей, лишив нашу родину одной из лучшей её женщин, а науку – труженицы, подававшей очень большие надежды на блестящее будущее. В Париже эта трагическая смерть произвела много шуму, особенно в университетском мире.

Для русского общества, с

Столь нуждающегося в просвещении, потеря образованной женщины – большая утрата. Потеря же такой женщины, как Александра Андреевна, единственной в своем роде, несомненно гораздо более чувствительна.

Мы думаем, что читателю, особенно читательницам, интересно будет знать кто была Александра Андреевна, при каких она условиях жила, развивалась, работала, и что привело её к такой преждевременной кончине.

Александра Андреевна Лей родилась в Петербурге 30-го января 1854 г. отец её, очень известный в то время врач, дал своей дочери прекрасное воспитание. С раннего детства маленькая Саша стала проявлять большой ум и необыкновенные способности, так что уже тогда отец её, имевший очень просвещенные взгляды на женское образование, прочил ее в медики. Девяти лет она поступила в очень известный в свое время в Петербурге аристократический пансион.

В пансионе вели преподавание самые лучшие учителя столицы, и Александра Андреевна, еще ребенком, поражала их своими быстрыми успехами и своими необыкновенными способностями, как она впоследствии поражала ими парижских профессоров Сорбонны.

У нее уже тогда проявлялись редкие способности к математике. Но в пансионе преподавали главным образом языки и ее любовь к наукам не могла быть удовлетворена.

После шестилетнего пребывания в пансионе она вышла первой ученицей, прекрасно владея иностранными языками. Еще в бытность её в пансионе отец её, до того времени очень богатый человек, сразу потерял большую часть своего состояния, и Александре Андреевне нужно было подумать о том, что в близком будущем её придется работать на личное свое содержание.

Вскоре по выходе из пансиона она выдержала так называемый университетский экзамен на домашнюю учительницу, выбрав все предметы главными.

На этом не остановилась Александра Андреевна. Ей было 16 лет, когда она увидела, что то образование, которое ей дали в пансионе, недостаточно; она поняла какого рода просвещение нужно женщине, чтобы стать полезным членом в нашем обществе, и она стала искать его везде, где могла найти.

Это было то время 0 конце шестидесятых годов – когда в русском обществе впервые окрепло сознание необходимости высшего образования для женщин, когда в Петербурге рядом с существовавшими уже педагогическими курсами стали основывать другие высшие женские курсы: Владимирские, Аларчинские и др.

Александра Андреевна поступила на педагогические курсы, слушала курс по обоим отделениям и одновременно посещала все существовавшие в Петербурге вечерние лекции и везде занималась с большим успехом. Из всех предметов, которые читались на этих курсах, она с особенной любовью слушала математику. Она уже тогда задумала изучить высшую математику с тем, чтобы впоследствии ей и посвятить себя. Осуществить это желание на родине она не видела возможности и стала мечтать о поездке в какой-нибудь зарубежный университет.

Но для поступления в университет ей нужна была иная подготовка, чем та, какую ей могли дать в то время даже педагогические курсы. Ей пришлось начать с этой подготовки и она немедленно принялась за дело, еще находясь на курсах.

Благодаря содействию одного своего друга, она скоро прошла гимназический курс математики и физики и, думая, что для поступления в университет ей необходимы будут древние языки, она решила и их изучить, и приступила к ним немедленно по выходе из педагогических курсов в 1873 году, которые она окончила первой ученицей.

Работала она в это время неимоверно много. Чтобы содержать себя она ежедневно отдавала 4 часа времени на уроки. Все же остальное время она занималась, посвящая сну всего 4 часа в сутки. Только её необыкновенно здоровый организм мог выдержать подобный труд.

За то этот труд увенчан был полным успехом: в год с лишнем она настолько успела в латинском языке, что свободно читала Ювенала – одного из трудных классических авторов. В конце 1874 года, в жизни Александры Андреевны случилось одно событие, которому суждено было повлечь за собой очень гибельные последствия.

Какой-то господин очень даровитый и очень образованный (фамилию его Александра Андреевна тщательно скрывала от всех её близких знакомых) в неё влюбился. Александра Андреевна, мечтавшая только о науке, отнеслась к любви этого господина с полным равнодушием; вследствие чего он несколько раз при ней покушался на свою жизнь, а затем через некоторое время уехал в провинцию и там лишил себя жизни. Это событие и все его последствия сильно поколебали здоровье Александры Андреевны. Её нервная система была до того потрясена, что её угрожала очень опасная душевная болезнь и избегала её только благодаря одному специалисту, которому удалось остановить развитие зла. Но её нервы остались навсегда через чур впечатлительными.

Не успела Александра Андреевна вполне оправиться от болезни, как снова принялась за работу, а в августе 1875 года она приехала в Париже с целью поступить в Сорбонну на физико-математический факультет.

Но для слушания лекций в Сорбонне ей пришлось еще самой изучить часть высшей математики: во Франции во всех почти лицеях существует два класса «classes des mathematioques speciales», где в течение двух лет читают аналитическую геометрию и часть высшей алгебры. Эти классы посещают только молодые люди, готовящиеся в Ecole Polytechnique, Ecole Normale Superieyre и в Сорбонну, и уже по получении ими степени бакалавра наук – по нашему гимназического аттестата. Профессора в Сорбонне и в Ecole-Polytechnique, предполагая в своих слушателях известную подготовку, сообразно с нею и ведут свое преподавание. В лицеи (соответствуют нашим гимназиям) женщины не допускаются.

Александра Андреевна сама прошла эти «mathematiques speciales», как называют здесь курс математики, который проходят в выше упомянутых двух классах, и в начале 1876 -77 академического года она стала слушать в Сорбонне лекции по математике.

На математическом факультете это была единственная женщина.

Французы, несмотря на свое политическое развитие, имеют обыкновенно очень отсталые (сказал б реакционные) взгляды на женщину вообще и на женское образование в особенности. Немудрено поэтому, что Сорбонские преподаватели и студенты математики отнеслись сначала скептически к нашей молодой соотечественнице. Но вскоре начались практические занятия по высшей математике, и Александра Андреевна своим серьёзным отношением к занятиям и своими знаниями сразу уничтожила этот скептицизм и сумела заменить его полным сочувствием и уважением к себе.

Два года она пробыла на математическом отделении[1] и все время провела в усиленном труде.

Нельзя сказать, чтобы личная жизнь учащихся в Париже русских женщин, в какие бы хорошие материальные условия они ни были поставлены, была особенно завидна. Личной жизни, собственно говоря, нет вовсе. Все они оторваны и от русского, и от французского общества. Французские нравы таковы, что молодая девушка, живущая одна, почти никогда не может быть принята во французском обществе. Французская семья – среда замкнутая, куда иностранцу доступ затруднителен.

Учащиеся в Париже (и вообще заграницей) совершенно изолированы среди своих товарищей студентов, вследствие крайней странности взглядов, существующих во французской молодежи на женщину. Большинство французов положительно не допускают, чтобы женщина могла помышлять о высшем образовании. Следствием подобного взгляда, является, например, то, что в медицинской школе до сих пор женщина не может войти в аудиторию раньше профессора без того, чтобы не вызвать со стороны слушателей аплодисментов, криков и всякого неприличного шума, а между тем уже больше 15-ти лет, как в медицинскую школу допущены женщины. Понятно после этого, что учащимся женщинам приходится быть очень осторожными в своих отношениях к студентам. Можно даже сказать, что для женщин студенты как бы не существуют, отношения между теми и другими нет никаких. Остается искать знакомства между своими сотоварищами женщинами; но во-первых, их здесь сравнительно мало. Во-вторых, и тут редко устанавливаются такие отношения, при которых была бы возможно какая-нибудь личная жизнь.

Подобное уединение женщин, подобная оторванность от всякой жизни непременно кладет свою печать на самих женщин, они все слишком сосредоточены на своих занятиях, часто очень односторонни.

Александра Андреевна была едва ли не единственная в Париже учащаяся, которая, благодаря своему такту, своему серьезному отношению к занятиям, своим успехам и своим личным достоинствам, сумела поставить себя высоко во мнении всех ее окружающих так, что её профессора и сотоварищи выказывали ей самое глубокое и самое непритворное почтение.

Это уважение к ней проявилось особенно, когда она в ноябре 1878 г. блистательно выдержала экзамен на Licincie по чистой математике. Мы сами имели удовольствие присутствовать на этом экзамене (во Франции все экзамены производятся публично). Помним, какая царствовала тишина в амфитеатре, когда председатель экзаменационной комиссии, профессор небесной механики Puiseur произнес: «Mademoiselle Ley».

Все присутствующие посмотрели на девушку, скромно направляющуюся к столу, за которым сидят экзаменаторы. Она очень смущена; едва произносит первые слова; но мало по малу она приободряется и с твердостью отвечает на все вопросы. Председатель отечески ей улыбается. Он сам ее экзаменует по астрономии, после чего он с той же отеческой улыбкой, ее благодарит.

Она, смущенная, выходит из залы.

По окончании курса математического отделения факультета, Александра Андреевна поступила на физическое отделение. Но тут явилось затруднение.

Директор физической лаборатории профессор Desains до тех пор решительно отказывался допускать женщин в свою лабораторию. Все попытки упросить его – а этих попыток было несколько со стороны наших же соотечественниц – до тех пор были тщетны.

Но за Александру Андреевну стал хлопотать секретарь факультета – добрый старик, всегда готовый помочь учащимся, особенно иностранцам. Старик Desainc решительно отказывался пустить её в лабораторию в те часы, когда там занимаются студенты, и только во внимание к её успехам в математике и её степени Licencie согласился разрешить ей доступ в лабораторию на время вакаций между первым и вторым семестром.

Пришлось удовольствоваться этим.

Но дело приняло совершенно другой оборот, когда наступили эти вакации и когда Александра Андреевна успела несколько раз побывать в лаборатории.

Её знания, её ум, её скромные манеры расположили к ней старика; он первый раз в жизни видел такую способную и такую образованную женщину. По окончании вакации он сам назначил ей 2 дня в неделю, когда она могла свободно приходить в лабораторию. В эти дни сам Desains, в течении 4-х часов, лично руководил её занятиями. Никогда никому студенту он не оказывал такого внимания, как нашей соотечественнице. В последствий же семестр (уже нынешним летом) её разрешено было заниматься в лаборатории, когда ей было угодно, без всякого стеснения, исключая только утренние часы, когда в лаборатории занимаются студенты, и старик Desains относился к ней совершенно по отечески.

Не меньшим вниманием со стороны директора и товарищей она пользовалась и в химической лаборатории.

В последние два года она была в Сорбонне известностью. Все показывали ей уважение. Все её профессора и все её товарищи почтительно ее приветствовали при встрече. В парижском университете еще не было примера, чтобы учащаяся девушка пользовалась таким всеобщим вниманием и уважением на физическом отделение Александра Андреевна пробыла также два года. Эти два года, как и первые два прошли для неё в не менее усиленном труде. Она все время работала и очень редко позволяла себе развлечение. Жила она, как и все учащиеся в Париже женщины, оторванной от родины, о которой она постоянно думала. Её любимой мечтой было высшее образование для женщин. Ему она намеревалась посвятить себя, занимаясь одновременно и чистой наукой, для которой у нее были редкая подготовка и редкие способности. Она с жадностью следила за всеми слухами об открытии у нас женского университета, где она думала найти приложение своим занятиям. И она была бы несомненно замечательной преподавательницей, ибо при всех её способностях, при всех её занятиях, у неё был большой педагогический талант. При редкой светлости ума она обладала замечательной ясностью изложения – качеством, необходимым для хорошего педагога.

Не суждено было сбыться надеждам, которые возлагали на нашу соотечественницу все знавшие ее. В июле нынешнего года она должна была держать экзамены на степень Licencie-es-science physique. Она была готова к экзамену, и вдруг недели за три у нее на пальцах явилась очень странная болезнь: поверхностная и симметричная гангрена – болезнь редкая и почти неизвестная. Она сильно расстроила Александру Андреевну. Боль в пальцах её мешала спать, а отсутствие сна сильно расстроило её нервы, которые и без того были крайне впечатлительны. Пальцы мешали ей писать, и она должна была отказаться от экзаменов в июле. Профессору Десену, относившемуся к нашей землячке с самым теплым отеческим вниманием и её друзьям удалось ее успокоить и решено было, что она отложит экзамены до ноября, а на лето поедет в деревню, близ Парижа. Так она и сделала. Болезнь пальцев продолжалась около месяца и за месяца она отдохнула, а затем она снова принялась за работу. Е экзаменам она была готова. Ей оставалось только кое что перечитать и, наконец 19 (7) ноября она явилась на первый письменный экзамен по физике.

Экзамен на Licencies-es-science physique обнимает три предмета с их подразделениями: физику, химию и минералогию, и распадается на три отдела: письменные экзамены, практически и устные. Письменные имеют решающий характер. Только выдержавшие письменные экзамены допускаются к следующим испытаниям. И обыкновенно из тех экзаменующихся только меньшая часть, часто только треть удовлетворительно выдерживает письменные экзамены; и почти все, удовлетворившие требованиям письменного испытания, с успехом выдерживают практические и устные экзамены. Исключения довольно редки, хотя и бывают.

На экзамене были заданы два вопроса, из которых Александра Андреевна начала свое сочинение с более серьезного.

Но едва она стала писать, как заметила, что её пальцы не слушаются – она могла писать только очень медленно, да и то не больше двух часов. Для неё это была страшная неожиданность: её показалось, что у неё начинается паралич рук (нам неизвестно, каким образом дошел до неё слух о возможности такой печальной перспективы; а дошел он до неё еще во время болезни пальцев и июле). Эта неожиданность страшно подействовала на нее. Она лишилась сна.

На другой день, на письменном экзамене из химии повторилось тоже самое. Она еще более убедилась, что она пальцами не владеет и вызванное уже накануе первое расстройство еще более усилилось и дошло до крайних пределов. Напрасно одна её подруга старалась всячески успокоить ее – она и следующую ночь не спала, несмотря на принятые меры. Ей показалось, что все ее надежды на будущее, которое еще за два дня до того так её улыбалось, сразу рухнули, что все ее планы, все намерения- одни только неосуществимые мечты. В такой мучительной пытке она провела целый день 9 (21) ноября. И тут-то гибельное действие одиночества, о котором мы говорили выше, проявилось во всей своей силе. Случилось так, что в этот день она осталась совершенно одна в своей комнате: из её близких – кого не было в Париже, кто по какой-то фатальной случайности к ней в этот день не зашел, а кто не навестил её из опасений помешать ей готовиться к следующим устным экзаменам. Некому было ее поддержать. А пытка, питаемая бессонницей, все росла.

В понедельник 10 (22) ноября, в 8 час. утра, в одной из зал старой Сорбонны секретарь физико-математического факультета читал список лиц, с успехом выдержавших письменные испытания и допущенных к следующим экзаменам. Между ними было и имя нашей соотечественницы. Но её самой в зале не было. Её уже не было в живых. Она скончалась за два или три часа перед тем. Она не выдержала нравственной муки и покончила с собой.

Через 4 дня ее хоронили. Её бывшие профессора и товарищи пожелали почтить её память и проводили ее до могилы. За гробом шла вся русская колония латинского квартала. Г. Антонович произнес на могиле очень прочувственное слово.

Несколько дней тому назад мне пришлось быть в одном обществе, которое посещается некоторыми здешними знаменитостями ученого мира. Тут были три светила науки и несколько молодых профессоров Сорбонны. Речь зашла о нашей соотечественнице.

- Знаете вы результат вскрытия, спросил меня один из бывших её учителе, - у нее нашли редкий человеческий мозг: он на двести с чем-то грамм тяжелее большого женского мозга и вообще очень редкий мозг по объему и по весу.

- Знаю я это; он весил 1,480 граммов, ровно столько же, сколько мозг Брока (недавно умершего знаменитого антрополога). Обыкновенно вес женского мозга варьируется между 1,210 и 1,230 гр. – Тем более грустно, что такой человек погиб так рано; ведь столько она могла сделать.

- А что за причина этого странного самоубийства? Спросил меня другой её учитель; ведь не может быть, чтобы она сомневалась в успешном результате экзаменов, как говорили газеты. Мы все ее хорошо знали, видели, как она работала; она всегда так отличалась, так владела предметами, что если бы она и ничего не написала на письменном экзамене, то и тогда бы ее пропустили – мы знали, что у неё пальцы болели – а она написала очень хорошие сочинения.

Экзамен тут не причем. Объяснить вполне причину не берусь, но она, вероятно, в условиях, в которых живут здесь наши учащиеся женщины. Они отчуждены от всякого общества и вся их жизнь сосредоточивается на достижении заранее поставленной цели, вследствие чего они часто односторонни. Я, конечно, говорю о лучших из учащихся, между которыми Mademoiselle Ley занимала чуть ли не первое место. Мы не можем себе представить сколько нужно энергии, сколько нужно силы воли, чтобы молодая девушка, одна, пустилась за границу, оставляя родину, оставляя семью, друзей. Все это она приносит в жертву своей цели – приобрести знания. За то они и относятся к этой почти с фанатизмом. Mademoiselle Ley более других страдала этим фанатизмом. Вне поставленной цели для нее ничего не существовало, только для нее она и жила. И вдруг в один несчастный день ей показалось, что надежды на достижение цели рухнули, - она тут же решила, что её жить более лишнее и покончила с собой. Лучше бы, конечно, нашим женщинам заниматься дома и не ездить заграницу. И жили бы они в лучших, нормальных, условиях и сил меньше бы потратили. Но к сожалению наши университеты для них закрыты.

А вопрос этот очень важен. Сколько теперь гибнет молодых сил только из-за того, например, что существует одна всего медицинская школа для женщин? Одни не выдерживают петербургского климата, другие принуждены оставить школу по иным причинам. А имей женщины доступ в медицинские факультеты, как во Франции, все эти силы сохранились бы. Тот же самое можно сказать о высших курсах, которые теперь в большой моде. Средства, ищущие на содержание курсов, могли бы с пользой быть употреблены на пособие нуждающимся слушательницам – а их кажется, не мало.

Пусть же наша интеллигенция подумает над этим вопросом и пустить над ним поработает. Она может его решить в самом благоприятном смысле. Стоит только захотеть.

За способными и талантливыми женщинами дело не станет. Александра Андреевна была одна из выдающихся образцов. Такие образцы везде редки. Но у нас они уже встречаются.

[1] В Париже физико-математический факультет (Facuite des Sciencecs) разделяется на три (а не на два) отделения: математических, физических и естественных наук. Каждое отделение раздает степени независимо от других двух.