Patria Mobilia, или Cлово о безотцовщине

На сером сентябрьском небе только и разговоров, что о мобилизации. Авиабилеты в один конец раскуплены, вагоны с призывниками заполнены, почтальоны разносят по домам холодные государственные поцелуи. Студент Имярек, когда-то десантник и патриот, сиротливо ищет глазами, кому бы ещё сообщить о личной, глубоко выстраданной утрате доверия к президенту, случившейся ровно 21 сентября. И сообщает мне: «Я раньше поддерживал власть, сейчас разочарован». Трусость ищет сочувствия. Оказывается, всякие успехи и неудачи государства — это не телевизионное шоу, за которым ты наблюдаешь как болельщик. Оказывается, ты подневольный раб. Но раб со Своим Мнением. 

Латинское слово mobilis, то есть «подвижный», очевидным образом указывает сегодня на государство как на силу, способную воздействовать на тварный мир извне и понуждать его к движению. Задаваясь вопросом о том, что есть движение и в чём его источник, Аристотель, как известно, пришёл к идее вечного перводвигателя, находящегося за пределами мира. Однако человечество давно освободило культуру от метафизики и стало довольствоваться эрзацем божественного — государём. Подобно тому как авторы неоплатонической и средневековой философии развивали идеи об иерархии, исходящей от Блага, окружённого небесами, планетами, звёздами и ангельскими чинами, люди Нового Времени расширяли систему государственного аппарата: механика будущего гарантировала надёжное ниспослание сигнала от государя до самых низов. Суверен постепенно растворялся в парламентах, кабинетах, судах, министерствах, ведомствах, комиссиях, военкоматах, полицейских участках. Имя им — легион. А ведь ангельских чинов — всего лишь девять. 

Так как в современном мышлении нет ничего, кроме этой уродливой архитектуры, человеку предоставлена только видимость выбора: поддерживать государство или сменить его на другое. Совсем неважно, с каким именно порядком вы соединитесь: можно чувствовать себя частью целого, экстатически радуясь успехам контрнаступления светлой, божественно чистой расы хоспод, можно болеть «за наших», наследников великих побед над печенегами и фрицами. Так как ни один из этих мобилизующих механизмов, заставляющих тела двигаться, не связан с трансцендентным, а напротив — замещает его, выбор человека не имеет никакого значения, он случаен и зависит от исключительно внешних, стихийных обстоятельств. Когда вы сперва поддерживали власть, а с появлением повестки на горизонте нашли себя разочарованными; когда вы сначала высмеивали слабохарактерного президента из этих, а потом с ваших уст полились томно-ироничные вздохи «Да, мой фюрер!» — вы не выбирали ровном счётом ничего. Но вы, конечно, имеете право на Своё Мнение. 

Государство мобилизует самое низменное в человеке — его изменчивые аффекты. Маленькие ирредентисты любят цитировать слова Лимонова образца 1992 года, когда вождь красно-коричневых уведомил общественность о грядущих конфликтах с Украиной. Однако почему-то пропускают ключевые слова этой речи мимо ушей: «Национализм — это эмоции, непрерывная эскалация эмоций». Любой классический философ, да и попросту любой приличный человек, отталкиваясь от этого пассажа, заключил бы, что нации — это что-то очень плохое, если они склоняют человека к животной жизни, помещая толпу и аффект в центр политической жизни. Современное национальное государство и его глашатаи, мобилизуя, казалось бы, безобидные эмоции, сеют смерть и разложение.

Для того, чтобы прийти в движение, человеку действительно требуется импульс извне. Будет это дыхание Господа над Адамом, просьба родителей, желание возлюбленной или повестка в военкомат — выбирать нам. Родина, если она в действительности есть, мобилизует людей через стремление защитить друг друга, через ясное понимание справедливых целей. В противном случае, ей требуется монополия на насилие и жестокие механизмы принуждения. Одно из самых благородных человеческих желаний — желание служить Отечеству — было прекрасно тем, что являлось лишь элементом мироустройства и одной из вех жизненного пути человека. Отчизна была обозримым срединным пространством между домом и космосом, и все три части этого сложного единства должны были стремиться существовать в согласии друг с другом, воплощая на разных уровнях пульсацию единого принципа жизни, равняющейся на Благо. Дом создан мной, город живёт нами, объединёнными в вопросах права, а мир сотворён любящим и благим Господом Богом — это формула космоса, учреждённого отцами. Республика — это политическое единство Patres Familias, правящих своими домами и управляющих городом под покровительством Отца небесного. Поэтому патриотизм как феномен безусловно важен, однако патриотом чего является современный человек в ситуации, когда фигура Pater принципиально отсутствует? В одних случаях отец отечества — временный и приёмный, в других — узурпатор и тиран. Господа либералы и националисты, вам какого нанять папеньку, подемократичнее или подеспотичнее? 

Культура Отечества требует высокой и развитой культуры отцовства. Культура Родины требует высокой и развитой культуры материнства. О количестве абортов и долгов по алиментам более или менее осведомлены, я полагаю, все «патриоты». Pater, отправляющий одних сыновей на бессмысленную смерть, других — в тюрьму, является тем же самым человеком, который годами указывал на демографический кризис и осуществлял выплаты за рождение новых человеков. Патриотизм в стране, в которой царствует безотцовщина, учреждающая и позволяющая убийство сыновей, есть самый гадкий и лживый оксюморон. Реальным телом Левиафана становится братская могила.

Безродностью и пародией на благородство отмечена вся риторика националистов за последние полгода. При каждом «позорном» обмене военнопленными патриот не в состоянии обрадоваться, что его сводные братья по отцу вернулись домой — обычные ребята не представляют для него никакой серьёзной ценности. Грубый солдафон, рычащий примитивный речевые обороты перед зеками, в коллективной галлюцинации монархистов становится чуть ли не князем, выступающим перед дружиной. Убогие видеоклипы вагнеровцев, в которых музыкальные произведения насыщены такими невероятно глубокими и душевными тропами, как например «Uno, dos, tres, я достану свинорез», объявлены гениальными хитами, под которые воинство совершит славные подвиги. А интеллектуалы доверительно делятся с нами тем, что после объявления мобилизации дышать им стало так же легко, как после исповеди — это особенный, конечно, сорт людей, в сознании которых божественное не вытеснилось секулярным, а сплющилось в одну бездарную пародию как на религию, так и на гражданскую добродетель. Всё это — не отечество, а Иродиада, и Patria Mobilia — этот двигатель отечественного производства — скоро заглохнет. 

Я буду рада за каждого отца и мать, защитивших, укрывших и отстоявших своих сыновей, сбежавших с ними в Египет от Ирода. Что нам делать, друзья? Я не знаю. Космос сегодня — холодный и пустой, его не разглядеть за ширмами наших уродливых проекций. Города — оккупированы. Значит мы создадим и сохраним свои семьи — последнее место, где ещё может обитать отец. Достойный пример сегодня показывают женщины и мужчины Дагестана, выходящие на стихийные митинги: для них семейные связи всё ещё остаются реальным основанием жизни. Это не пораженческая политика, а возвращение домой. Pater Familias — не только последний камень в руинах, но и самый прочный материал для того, чтобы строить города, церкви и площади.