Парень нюхает трусы бабы а она возбуждается от увиденного
Парень нюхает трусы бабы а она возбуждается от увиденного
Дистанционное обучение начинающих русскоязычных писателей и поэтов — россиян и эмигрантов. Пока не поздно, пока жива "старая гвардия" литературных редакторов, приходите учиться в Школу писательского и поэтического мастерства Лихачева. Научим вас писать нормальные романы, рассказы, пьесы, биографии, мемуары, стихи, поэмы и всё остальное. И отучим писать чепуху. Пишущий не умрёт никогда. Наш адрес: book-writing@yandex.ru
Присоединиться к ещё 26 подписчикам
Уже есть учётная запись WordPress.com? Войдите в систему.
E-mail (обязательно)
Имя (обязательно)
Сайт
Товарищ Бодряшкин за работой: вживается в образ принца Тамбукаке
Как-то в начале ноября, воскресным утречком, завтракаю себе тихо-мирно препышной лепёшечкой с пылу с жару — их я из покупного в кулинарии дрожжевого теста сам с удовольствием пеку на старой-престарой чугунной сковородке. Обжигая пальцы, отрываю с краешка кусочек и сначала макаю в холодную сметанку, а потом в блюдечко с репейным мёдом от бабы Усанихи — и в рот. Сущее блаженство! Запиваю горяченьким чайком с лимоном, и в прикуску, серебряной ложечкой черпаю любимое варенье из терносливы без косточек, с вазочки японского фарфора — её мне Маруся от сердца подарила. А накануне вечером в интернете я разместил новую свою бодрящую статью о стремительно растущей востребованности высшего начальства в современном и грядущем мире вообще, и в России — особливо. Ан — всего за одну бурно-выходную ночь! — появились нездоровая критика и ссылки: значит, проняло! Кликаю по откликам, стараясь сетевым насельникам внимать поаккуратней одним глазом, а другим следить — кабы липким варением на скатерть не ляпснуть или чай на клаву ноутбука не пролить. Сижу, отзывы на свой бодризм читаю: «Автор опуса — ярый сподвижник общих мест в псевдопатриотической риторике российского начальства, архаичный апологет показушного официоза — новый «друг народа», одним словом…»; «А если ваш бодризм прочту до конца, получу подарок?»; «Уважаемый товарищ Бодряшкин! Дайте карту местности, где вы всё это видели или предполагаете найти»; «Прям новьё от властного пиара: уже поются дифирамбы не родившемуся ещё начальству! Обидно: прочёл трижды — и никуда не делось!»; «Кота Леопольда — в советники президента! Товарища Бодряшкина — в новые политруки! Товарищ, похоже, и в армии неусыпно сражался на идеологических фронтах: чувствуется почерк замполита»; «Подскажите, святой отец или как вас там, а когда издадут молитвенник во здравие нового начальства?»; «Уважаемый товарищ Бодряшкин, пишет вам учитель русской литературы из города Забытов. Мёртвые из могил российской истории над простыми людьми имеют власть не меньшую, нежели живые начальники с трибун. Русскому народу мёртвые герои куда понятней живых начальников и, традиционно, люди «слышат» образы мёртвых яснее. Российская история — главная для нас юрисдикция. Должно быть так: если своими действиями портишь современную историю Родины — ты мне не начальник, и слушаться тебя не буду — послушаюсь мёртвых»; «Явился новый претендент на сценическую роль Луки — утешителя народа. Страна, как при Максиме Горьком, опять лежит «на дне», а премьер-майор Бодряшкин, пиша в стиле Апулея, называет сам себя «товарищем» и как Лука-утешитель вещает: я и спекулянтов в начальстве уважаю, по мне ― ни одна блоха не плоха»…
В России истина уныла, и первые отклики на свежую мысль и благое намеренье — то всегда в автора плевки и эмоциональный вздор от пресловутых гоголевских дураков. Достойные противники сначала подготовят контратаку, а врежут позже и, как правило, исподтишка. Только не думайте, благонамеренный читатель мой, что на свои новации я от честнóй публики жду одобрения или, тем паче, толики восторгов. У нас страна бестолковых ругателей: даже не всегда родного футболиста хвалят, когда гол забил. Вот, бывало, наш автор выдаст что-нибудь «не то» — и его ругают без исключенья все; а случись ему придумать как раз «то, что надо» — и ругают всё те же дураки, да ещё узкий круг противников, а большинство хранит панихидное молчанье, будто им «то, что надо» и не нужно вовсе. И тогда бедняга-автор неизбежно задаёт себе вопрос: а зачем было мне голову ломать, придумывать для них всё «то, что надо»? Лучше бы лишний раз на рыбалку с пацанами съездил да пивка попил. Новатора не доводи! Его дóлжно бодрить, если уж не привыкли поощрять. Представляю, чего написали бы эти интернетные насельники, размести я в сети заветный свой опус — о месте нового начальства в мирном преобразовании смердящего империализма в свежий коммунизм!
Нет, уж лучше зайду в интернет за новостями… «В госпитале врачи нас успокоили: главный судья, пострадавший от футбольных фанатов на вчерашнем матче, лежит в палатах номер шесть, восемь и двенадцать, состояние стабильное»; «Тут-то архиерей-реформатор и заявил: «Хватит уже нам экономить на огарках! Пора открыть сеть церковных ломбардов «Бог дал — Бог взял»»»; «…и на вопрос корреспондента: «Почему на испытании новой ракеты её ядерный заряд оценен от двадцати до ста пятидесяти килотонн, нельзя ли указать точнее?», генерал с офицерской прямотой ответил: «По техническим документам, мощность ракеты — двадцать, а она как рванёт!»»; «Теперь заживём! Вчера, на одной из птицефабрик Башкирии, заходя вместе с птичницами в курятник, облачённый как все в бахилы премьер-министр России сурово пригрозил, — предположительно, своим отраслевым министрам: «Пора бы им там, в Москве, заняться насущными делами! Ни часа без недогоняющей модернизации!»»; «Передаём заклинания Председателя правления Пенсионного фонда Российской Федерации: «Мрите, мрите, мрите…»»; «Вчера, в городе Пустозёмске прошёл «марш несупротивных». Действо на центральной улице города поначалу выглядело как неумелая симуляция шабаша ведьм: почти весь шум от колонны производился не живыми глотками, но розданными техническими средствами, а отдельные дикие выкрики участников — в основном, весьма унылого вида безработных, нанятых с почасовой оплатой, — звучали настолько неестественно, что прохожие пустозёмцы в страхе шарахались и разбегались. Нанятым людям хотелось одного: поскорее отработать свой номер и свалить. В конечном же счёте серьёзное плановое предвыборное действо партии недогоняющей власти приобрело неуправляемый характер. Мероприятие оказалось, по сути, сорванным анархистами и примкнувшими к ним после халявного пива студентами. Анархисты — из одного только озорства! — легко убедили ряды несупротивных манифестантов побросать заранее подготовленные властями транспаранты с умеренно лояльными лозунгами, типа: «НЕТ бесплатному образованию для бедняков!», ««Супротивный», от сумы и тюрьмы не зарекайся!», «Коррупция — верный страж социальной справедливости!», ««Супротивный» имеет только одну привилегию — хранить гробовое молчание!», и иже подобными. Взамен по всему маршруту движения колонны анархисты расставили коробки с импортным пивом и ящики с вечно незрелыми, но уже гнилыми помидорами импортных сортов, и с тухлыми яйцами от безответных кур-несушек местной птицефабрики. Организаторы марша и улыбчивая милиция оказались этой акцией застигнуты врасплох и не успели сообразить, какие меры следует категорически принять. Марш планировалось закончить митингом на городской площади, куда выходят окна мэрии, городской думы, четырёх банков, двух ресторанов, ЗАГСа и какой-то чудовищного размера ультрасовременной постройки — невиданной, как всегда, архитектуры и неведомого, как заведено, предназначения. Здесь митингующие безработные должны были горячо поблагодарить начальство за свой незаслуженный отдых, выслушать правильные напутствия и согласиться со всем, чтó затевает местное недогоняющее начальство. Ан, не тут-то было! Анархисты, по ходу марша, уговорили несупротивных считать тухлые помидоры и яйца «ответными подарками», коими следовало бы наградить недоступные для прямого общения власти за все те добрые дела, какие они натворили за последние годы в отношении своего народа. А импозантные, как всегда, юные анархистки личным примером убедили сермяжные массы несупротивных пустозёмцев совершить обряд целования с начальством, бесцеремонно намекая на «большие рты» у представителей городской власти. Всё бы ничего, только по вине невыспавшейся секретарши, ещё утром в мэрии печатавшей список выступающих, первым на трибуну вылез отнюдь не мэр Пустозёмска, господин Жироша, а известная своими шумными скандалами некогда балерина, а ныне депутат Госдумы от недогоняющих, Девушка-Мурзилка. Её, всю из себя манящую, «дежурную по приветам» от высшей законодательной власти, частенько посылают из Москвы на места для передачи завлекательных приветов. Девушке-Мурзилке и достались от развеселившихся пустозёмцев все поцелуи в «большой рот», а на долю начальства выпали одни «подарки», и мэру Жироше не оставалось ничего иного, как приказать улыбчивой милиции разогнать этот шабаш»; «…с тайной вечери главарей опричников из ГОП «Недогоняющие». На закрытом заседании, прошедшем в лесной сауне под евродеревенькой Куршавель, неоопричники обсуждали квартальные квоты на «гуманную» изоляцию протестующих российских граждан в количестве…»; «…и я говорю: они глупее нас. Прошлой зимой к нам, в деревню Бездна, занесло автобус с иностранцами из Европы. Ну сфотографировали они рухнувший коровник, полюбопытствовали, конечно же, на прорубь — по речному льду ни разу в жизни даже, оказывается, не ходили, плавающих красавцев-окуней под ногами не видали, ну покатались на санках с горки, затем в правлении колхоза, с морозца, угостились водочкой, закусили огурчиками, запили рассолом, подпели нам, как могли, и захотели, конечно, по нужде. В Европе-то, говорят, хозяева в свой туалет гостя в жизни не пригласят. А я: заходи на моё подворье — хотя бы и все зараз! И что б вы думали: этим хвалёным европейцам мне, простому крестьянину, долго-предолго объяснять пришлось, что та деревянная будочка в углу двора с вырезанным сердечком на двери — и есть туалет…»; «Где наши друзья ― армия и флот? Почему они не защищают русский народ от чуждой российской конституции?»; «В стане недогоняющих очередное поветрие: желающий быть приставленным к должности меняет фамилию на удостоверяющую его партийную принадлежность. Начало положил некто Симон Вольфович Гримберг. С чистой совестью и без малейшего подозрения в антисемитизме, молодому Гримбергу можно и должно отказать во всех замечательных качествах, кроме пронырливости. Едва оказавшись мелким функционером партии власти, он сменил свою аполитичную фамилию на Недогоямберг, и вскоре получил сытную должность в руководстве ГОП «Недогоняющие». Вслед за ним в стане недогоняющих тут же отродились Янедогоняйка, Недогнаткин, Недогоняйло, Недогоняйтов, Янедогонидзе, Янедогонецкий… Говорят, партийный фамилий уже не хватает, и к сочинению новых привлечены филологи»; «На вчерашней презентации самостреляющих пулемётов на полигоне Министерства обороны известная светская львица, девица Клунева, вновь заявила о недостаточности строевой и боевой подготовки российской армии. «Почему в этой стране устав строевой службы требует выдерживать в строю дистанцию восемьдесят сантиметров, и восемьдесят один сантиметр — рассматривает уже как дезертирство, а семьдесят девять — как склонность к гомосексуализму?», «Почему в этой стране так популярны армейские кубики-рубики — одноцветные и сплошные?», «Почему в этой стране «Расстегай!» — это не мясо и не рыба, а военная команда?», «Почему в этой стране за отмазку от армии деньги в военкоматах берут не по уставу?», «Почему в этой стране армия в ядерный век не бережёт мгновения и очень долго болтает: «Никак нет!» вместо односложного «Нет!», «Так точно!» вместо простого «Да!»?»»
На последний риторический вопрос девицы Клуневой я уж было собрался авторитетно, как сам-офицер, ответить, и тут звонит Патрон: вызывает в контору немедля — без вещей. Приказывает в трубку: бросаю тебя на сельское хозяйство, завтра едешь в Скукожильский район, с чиновником областной администрации, руководителем Минсельхозпрода Фугасом Понарошку…
Еду в контору за ЦУ, невольно думаю про него. Министр Понарошку «чиновник особых поручений». Так в царской России официально называлась эта должность, а сейчас властная вертикаль размыта и называй государева слугу как хочешь, ну хоть «федеральным инспектором», хоть «смотрящим». Недоброжелатели из-за углов шепчут: есть даже целые губернаторы, коих поставил Кремль «смотреть» за сохранностью и преумножением столичных частных денег в регионах. Впрочем, на то внутренние враги мать-природой и заведены, дабы мутить в государстве воду, бросая камни в чистый поток народного доверия к своему верховному начальству. Как же вредно, что у нас издавна чиновник в общественном сознании ассоциируется со взяточничеством и крючкотворством! Вся великая русская культура создала лишь единичные и, увы, незапоминающиеся в народе образы справедливых администраторов и беспристрастных судей! К примеру, на всю русскую живописную культуру, один только Илья-наш-Репин удосужился написать фундаментальное полотно «Государственный совет». И это-то в стране Советов!? Всё у наших творцов в героях ходят дураки, мошенники, убийцы, неудачники, обиженные, маленькие люди, пьяницы, лентяи… Это я ещё политиков и проституток опускаю! В лучшем случае находим в героях полководцев, полицейских и спортсменов, а вот администраторов-героев нет совсем! Я, как носитель исторического сознания русского народа, заявляю: это чудовищный перекос в умах деятелей отечественной культуры! Они, когда творят, верно, пребывают в неге лично своего мироощущенья, зачастую весьма поверхностного и перекошенного в застольях и постелях, а в печальном итоге мы сегодня не знаем имён титулярных и надворных советников, имён поручиков и премьер-майоров, кои каждый год по казённой надобности брели из своих департаментов к берегам Ледовитого и Тихого океанов, спали под снегом в лютый мороз, питались собирательством, охотой, рыбалкой, и умирали молодыми от истощения, хворей, ран… Обидно за своих неназванных героев! Какой-нибудь имперский агрессор-англичанин прокатился на кораблике в тёплую страну, обобрал тамошних аборигенов, и, по возвращению на родной дождливый островишко, строчил четыре тома мемуаров о своём колониальном героизме. А русские чиновники особых поручений студентами учились впроголодь, обретая на чердаках и в коморках среди чужих людей, а потом на раз-два создали и укрепили империю самую большую, после монгольской. Сами же сгинули из мировой истории чисто по-русски — безымянно, и ныне, в архивных формулярах, находим о них лишь редкие сухие посмертные записи на полях: «Исполнял разные поручения начальства». Утверждаю: образ русского чиновника страшно искажён писаками, внешними врагами, диссидентами, «пятой колонной» и всяким дурачьём. Одного Салтыкова-нашего-Щедрина прочесть — упадёшь во мрак отчаяния! «…чиновнику тоже пить-есть надо, ну, и место давали так, чтоб прокормиться было чем…» — это разве позволительно русскому писателю и царскому губернатору государеву службу так извращать? Я не сатирик, не мельчу о взятках ― они не делают погоды в строительстве государства и развитии страны. По Салтыкову же чиновники орудовали, «покуда на голубчике… лягушечьего пуха не останется». О взяточниках сатирик писал много и с подробной назойливостью — к вящей радости тогдашним Козюлькам. А о правильном служаке, кой, выполняя приказ начальства, «из песка верёвку совьёт, да ею же кого следует и удавит» — упомянул лишь однажды и то вскользь. И нынешний наш недолго мудрствующий труженик клавиатуры традиционно выпячивает одни лишь оплошности да недостатки, и смакует выдуманные самим анекдоты, а на дóлжное исправление службы и, случись, даже героизм чиновника у него, вишь ли, «читателя нет». На себя бы, «совесть эпохи», взглянул со стороны! Представил бы на минутку, чтó о тебе мог поведать добропорядочный чиновник, если б смог оторвать часок-другой от неусыпной своей службы. Сегодня мы пожинаем гигантские ресурсные плоды их безмерных трудов и сонма положенных животов, но лёгкие умы опять во след врагам бредут: «Чиновники у нас никудышные». В америках-европах героев-чиновников давно уж нет: как сам бывал — не видел ни одного. А у нас только не ленись: свищи, ищи — в любом городе обязательно хоть парочку найдёшь!
О Фугасе Понарошку писали самозабвенно и воодушевлённо, как о герое-любовнике голубых кровей: так манил пишущую братию наш особопорученец. Вырос Понарошку в хорошей семье, что сохранило ему здоровье, добродушное отношение к миру и вообще. Когда началась свистопляска с перекройкой, в поисках лучшей доли он сменил пять столичных партий. Просился и в шестую, да уже не взяли. Понарошку не чтил Второй капитализм, но пользоваться доступными плодами системы насобачился он лихо. В этом смысле, чиновник Понарошку — странный человек: сам не бедный, но всегда презирал тех, кто слишком кичится своим богатством, и ненавидел олигархов и столичное начальство. Во избежание скуки, Пон своим административным и финансовым ресурсом исподтишка поддерживал коммунистов и русских патриотов националистического толка. В тёмно-углистых коридорах власти устоялось мнение: Понарошку не брезглив, может лизать откровенные места у вышестоящих, но не у всех, и без всякого самозабвенья и самоуничижения, а при засаде — легко и далеко «пошлёт» любого. Вы, благонадёжный читатель мой, помните, конечно: когда на первой зорьке перекройки стая реформаторов налетела и по большевистской метóде разрушила до основанья систему управления большой страной, а затем оказалось, что выстроить новую систему не способна, тогда спешно принялись сажать в правительство России тех, на кого анонимка с мест не успела в Кремль прийти. Вот Понарошку, скрепя сердце, и смог самовыдвинуться от Непроймёнской стороны и подставиться на видную должность в какое-то новое министерство, где быстро зарекомендовал себя безупречным исполнителем высоких воль, обжился связями, и даже диссертацию протянутой рукой накатал и защитил… Только с волями у реформаторов царила затяжная чехарда, и в кой-то миг, дабы не стать очередным отпущения козлом, Пон вовремя улизнул обратно — самозадвинулся «на укрепление региональных кадров». В родной Непроймёнской сторонке Фугас Понарошку поставил себя «человеком с Москвы», и кем только ни перебывал: даже успел послужить главой администрации в трёх районах. Но сущностная его должность оставалась неизменной — чиновник особых поручений! Ибо функция важнее личности: функцию начальника ничем не заменить, а личность начальника можно сменить легко.
В таких, как Пон, начальников тычут пальцем и мечут колкие намёки буквально все: интеллигенты, коммунисты, либералы, патриоты, «независимые» иностранцы, заумные и дураки, козлы и овцы, ослы и попугаи. Это я ещё «пятую колонну» опускаю! Все они о Поне публично вопиют: тёмная лошадка, непонятно кто!.. Ну не понимаешь — чего с оценкой лезть? Если и тёмная лошадка, так ведь истёртая её шея вдета в удушливый хомут общих дел, и тащит она за собой далеко не одну тяжеловесную поклажу от начальства. У нас, простой читатель мой, обстоятельства сплошь и рядом случаются «особые», неурегулированные ещё правовыми нормами и даже понятиями, ибо законодательство и обычаи традиционно отстают от бьющей отовсюду неправедной жизни, а значит, должны существовать и «особые» чиновники, разруливающие их для общей пользы. Ответственнейшая служба — как у разведчика в тылу врага! Вот, светлейший князь Меньщиков, кем только ни числился у Петра: военачальник, строитель, собутыльник, поставщик царского двора, сенатор, губернатор, и даже, по случаю, палач. Это я ещё сводничество опускаю! Но по тогдашней бьющей жизни, по функции начальника, все понимали: Данилыч у царя — ближайший чиновник особых поручений.
К чести Пона, когда он вернулся из столицы в Непроймёнскую сторонку и окунулся в сравнительно здоровый административный коллектив, то быстро обжился, разговелся, обложился верными и сильными д
Женщина дрочит своему мужу
Секс с молодой студенткой высокого приятеля
Порно с Carla White