Падение клана Шэ (18+, романтика, броманс, сянься, драма, юмор, эпик) ГЛАВА 4 (часть 1)
Боль.
Боль — лучшее оружие. Но Фэнбао так привык к ней, что позабыл о её силе.
Триста лет боль росла в нëм, словно любимое дитя: вися на железных крюках, пронзавших его плоть, он заставил огонь течь по жилам. Тонкие, едва заметные струйки пламени, чтобы Белый яд не заметил.
Когда-то Фэнбао гордился своей живучестью: небеса покарали его, но не смогли сломить, а битвы бок о бок с Цин-эром лишь закалили непокорный дух.
Он часто вспоминал одну и ту же картину: армия степняков, которая по всем предсказаниям, по здравому смыслу должна была стереть с лица земли пограничную крепость, втоптать армию Ся в красную пыль, дрогнула в конце концов и повернула обратно в степи. И глядя с крепостной стены, усеянной трупами, как вражеская конница скачет навстречу багровому солнцу, они с Цин-эром, усталые, окровавленные, обернулись друг к другу.
В летописях рассказано, какую речь величественно произнëс император, какие награды повелел раздать. На деле же в тот миг было не до речей: они с Фэнбао скакали неистово, как сумасшедшие, и орали друг другу в лицо: "Мы бессмертные! МЫ БЕССМЕРТНЫЕ!"
Бессмертные…
Если бы они знали тогда, какое проклятие на себя навлекли.
Но привыкнуть можно ко всему. Даже к бессмертию, в котором есть лишь пламя, выжигающее изнутри, и привкус пепла на языке.
Он почти ушëл. Стал горьким, серым и невесомым, готовым рассыпаться в любой момент. Но тут объявился глупый мальчишка.
Фэнбао и сам не помнил, как это произошло, но в какой-то миг они стали едины. Живая, отзывчивая плоть, влага желчи, сила ци в дыхании и семени, вкус слюны… юное жаркое сердце, безостановочно стремящее горячую кровь… о, как заразительно было это желание жить!
Он словно опять обнял Цин-эра. И этого было достаточно.
Но что в итоге? Мальчишка оказался глупым как баоцзы, Белый яд разгуливал на свободе, а царство Ся давно пало. Западная Шу! Фэнбао и не слышал никогда таких названий!
Он последовал за так называемым принцем не потому что согласен был на унизительное служение, и даже не потому что хотел мести. Ему нужно было время подумать, убежище, — какая разница, в Ся или Шу?
Он долго сидел под деревом, прислушиваясь к шороху трав и дыханию спящего принца, пытаясь собрать в уме головоломку. Нельзя было доверять рассказам Белого яда, но оказалось, что он не лгал.
Когда лжец говорит правду, она бьëт больнее чем привычная ложь.
«Где ты, Цин-эр?» — мысленно позвал он в безмолвное небо. — « Это была твоя гробница. Может быть и твоё тело всё ещё там? Цин-эр… я обещал всегда быть с тобой, но нарушил обещание. И не помню, почему. Верно, боль стёрла мне память...»
Последнее, что он помнил, прежде чем боль затмила рассудок, — как подносит чай усталому Цин-эру, как садится у его ног.
« Я так устал, Фэнбао…»
— Мы ведь хотели уехать вместе… неужели ты решил со всем покончить? Нет, Цзян Сюэцин… ты не мог так со мной поступить… — прошептал Фэнбао.
Звёзды молчали в ответ.
Ему надоело печалиться. Он подошëл к принцу и присел на корточки, разглядывая . На мгновение показалось, что видит Цин-эра, и в сердце мелькнула безумная надежда: вдруг тот переродился…
Но нет, то был всего лишь ответ пламени. Он не Цин-эр... хотя глаза сверкают так же, если его раздразнить. И густые брови он хмурит похоже.
И всë же в нëм нет той свободы, что была у Цин-эра. Честь и гордость не освобождают глупого баоцзы, а сковывают. Бедный мальчишка… Фэнбао уже видал таких. Они либо становились мерзавцами, либо погибали глупо и трагически.
Цин-эр был сильнее, он был как скала… но и он пал.
О, добродетель, которую вечно втаптывают в грязь! Что смогло бы этого мальчишку сделать исключением? Какое чудо?
« Я это чудо» , — подумал Фэнбао, касаясь загорелой щеки. — « Я помогу ему выжить и сохранить чистоту. Глупый баоцзы…»
***
Он забыл, как многолюдны человеческие города. Все эти мясные чучела кишат, толпятся на узких улицах, кудахчут, пахнут всем сразу, так, что не разберёшь… не имей он договорённости с малышом Юанем, повернулся бы и пошёл обратно в простор долин.
Глядя на молодую человеческую поросль, которая за триста лет успела смениться три раза, он чувствовал себя древним стариком, хотя тело не только не утратило гибкость, а наоборот, стало легче, моложе... и начало требовать чего-то неясного. Фэнбао настолько забыл какого это, ходить в человеческом обличье, что теперь, прислушиваясь к себе, не мог понять, чего же хочет.
И заключил, что даже просто хотеть — уже неплохо!
— И что же мы делаем в этом муравейнике, малыш Юань? Может быть подожжём его ради веселья? — спросил он.
— Нет! Веди себя пристойно, демон! Мы здесь для того чтобы купить еды и лошадей. И спросить дорогу до земель клана Шэ.
— Клан Шэ?
Он знал это имя, оно тоской отзывалось внутри. Неужто те самые Шэ, что воевали бок о бок с Цин-эром: искусные алхимики и кузнецы, бесстрашные воины? Если за триста лет они не канули в забвение, значит и вправду были хороши.
— Да, я должен вернуть им Зеркало Глубин, — Цзиньюань указал на зеркало, которое нёс за спиной, завернув в плащ. — Лунная Орхидея приходила за ним, и... возможно, это её последняя воля. Ещё я должен вернуть им флейту учителя. Сам я не умею не то что управлять звуком, даже просто играть, люди из Цзянху найдут ей лучшее применение.
— Как и зеркалу, должно быть? Плохо же ты заботишься о своëм королевстве, раз готов отдавать такие сокровища в чужие руки!
Малыш Юань нахмурился.
— Это не чужие руки. Это руки владельцев. И хватит об этом. Я ведь позволил тебе забрать твой кнут.
Внимательный мальчишка, такому палец в рот не клади, хоть он и прост на вид.
— Как скажете, благородный господин! А что если и дудку ты отдашь мне? Хотя бы поиграть. Когда-то я был хорош, император любил слушать меня.
— Нет. — Малыш Юань нахмурился, прижал руку к груди, где за пазухой покоилась флейта.
— Почему? Боишься, что моя игра тебя заморочит?
— Нет, потому что ты нечистое создание, а мой учитель был хорошим человеком, благородным... я уверен, он достиг бы святости, если б не погиб.
Фэнбао снисходительно вздохнул.
— И все-то у тебя хорошие люди! Ну да такому красавцу позволительно быть глуповатым.
— Ах ты…
Не дослушав, Фэнбао перепрыгнул через вонючую лужу и подошёл к торговцу лошадьми, лениво отгонявшую мух от «товара».
— Что скажешь, малыш Юань? Такие клячи нам, пожалуй, не нужны! — громко произнёс он. Торговец встрепенулся.
— Какие же это клячи! Молодые, здоровые лошадки, господин, покорные и выносливые! Взгляните, как лоснятся на солнышке! А какие у них зубы, вы только гляньте! Словно жемчуг!
Фэнбао скривил рот, словно увидел чахлых одров, хотя на самом деле лошадник не лгал, — даже самый намётанный глаз не смог бы найти в этих благородных животных изъяна.
— Хуань Фэнбао, ты, кажется, ничего не понимаешь в лощадях. — Глупый баоцзы достал связку монет. — Эти правда хороши, я возьму их за любую цену.
Фэнбао закатил глаза. О, этот несчастный! Кто его воспитывал, может феи на одинокой горе? Будь он совсем юнцом, впервые вышедшим за дворцовые ворота, это было бы простительно, но презрение к голоду, усталости и прочим неудобствам выдавали в нём бывалого воина. Видно тот самый Бань, которого он звал сквозь сон, играл роль разума при этой страстной душе.
— Чем же они хороши? Присмотрись, этот прохиндей натёр их корой коричного дерева, чтобы лоснились!
— Не понимаю, зачем ты возводишь напраслину на людей? — глупый баоцзы покачал головой, и чуть ли не насильно всучил лошаднику деньги. — Вот. Здесь должно хватить, я забираю обеих. И простите моего друга, он долго жил в горах и неотёсан.
Тут пришёл черёд Фэнбао воскликнуть: «Ах ты…», но он сдержался.
Лошадник, вне себя от радости, прижал монеты к груди, и, беспрестанно кланяясь, не только подарил малышу Юаню сбрую (не лучшего качества) для обеих лошадей, но ещё и указал на «лучший постоялый двор в округе». Фэнбао готов был поспорить, что этот постоялый двор держит какой-нибудь его родственник.
— Видишь, как замечательно всё получается, если подходить к людям с добром? — спросил глупый баоцзы, сияя от удовольствия. — Разве был бы он так внимателен после твоих оскорблений?
«Этот сопляк ещё будет меня учить!» — возмущённо подумал Фэнбао.
— Ты подошёл к нему с деньгами вдвое большими, чем стоят эти лошади, — ответил он. — За такую щедрость ты мог бы его ногами избить и сверху помочиться, а он всё равно рассыпался бы в благодарностях. Послушай ты меня, сохранил бы деньги!
Малыш Юань беспечно рассмеялся.
— Деньги! Но я в них нужды совсем не испытываю, так зачем беспокоиться о таких мелочах?
Фэнбао ушам своим не поверил. Да как он мог подумать, что этот дурачок хоть чем-то похож на Сюэцина?! Тот, хоть и вырос в довольстве, достаточно насмотрелся на тяготы бедняков, чтобы знать цену деньгам.
— Неужто когда ты станешь императором своей Западной Шу, так же будешь разбазаривать казну?!
Малыш Юань снова рассмеялся... и Фэнбао невольно заслушался. Дурачок не дурачок, но смех у него был как весенняя капель. Словно мир вокруг и вправду становился веселее и ярче.
— Что ты, Хуань Фэнбао. Никогда мне не стать императором. — Он посерьёзнел, но глаза всё ещё улыбались. — Неужто ты думаешь, я не понимаю? Мне не достаёт хитрости и утончённости для того чтобы пресекать интриги и разбираться в крючкотворстве. При дворе мне скучно, в дворцовых покоях тесно... это всё для моего старшего брата, умного и способного. Тебе бы он понравился больше. Как и многим.
Он отвернулся, и впервые Фэнбао почувствовал нечто... стыд? Может этот баоцзы не так уж глуп, как ему показалось на первый взгляд. Не может быть совсем уж дураком тот, кто сознаёт свою глупость.
— И всё же, ты наивен, — не удержался он. — И вояка, наверное, плохой. Командовать войском и побеждать может только хитрый полководец!
— Это совсем другое. Война — такая же затея как облавные шашки, главное научиться играть. Но... — Он помрачнел, вспоминая, видно, свою неудачу в горах. — Не всегда получается выигрывать. Давай не будем об этом сейчас! Мы в мирном селении, люди здесь славные и работящие. Если к ним обратиться с добром, они добром и ответят, и никакие хитрости не нужны!
— Ещё скажи, что тут полон город праведников! — Фэнбао краем глаза заметил какое-то движение в подворотне и остановился. — Смотри-ка, вон там твои славные и работящие люди точно грабят кого-то.
Поистине это был удачный день для веселья! Малыш Юань сразу посуровел и, сунув ему поводья, побежал в подворотню. Фэнбао остался наблюдать.
Со своего наблюдательного поста он видел, что нападавших пятеро, и сейчас они как раз пытаются содрать нарядные вышитые одежды с пухлощёкого юнца, толкая его друг к другу как тряпичный мяч.
С этими малыш Юань не стал, к счастью, разговаривать: всё же различал, к кому стоит подходить с добром, а к кому бесполезно.
Фэнбао залюбовался его движениями: кто бы ни учил этого мальчишку, он и вправду зря времени не терял. Малыш Юань мог дать фору многим бойцам Цзянху, которых во времена Фэнбао называли героями. Он был как шаровая молния: метался между врагами, раздавая удары направо и налево, лёгкий и неуязвимый, одной точной атакой опрокидывающий противника на землю. На пятерых разбойников пришлось не больше пяти ударов, и вот уж они повержены, а он, сама предупредительность, помогает юнцу встать и отряхнуться.
— Они ещё долго не встанут, нужно сообщить в ямынь, — сказал он, когда подвёл спасённого к Фэнбао. — Но прежде... как вас зовут, дорогой друг?
Юнец поспешно поклонился.
— Чоу Цзиньлю, господин. Благодарю... благодарю, что спасли меня от гибели! Не знаю, чем смогу теперь отплатить вам!
Он был даже не побит, просто напуган. Миловидный, явно богатенький... какой-нибудь купеческий сынок, впервые высунувший нос из своей шёлковой норки по поручению отца.
Фэнбао почувствовал, как рот наполняется слюной, а телу становится жарко. Голод... и ещё что-то. Как же у людей называлось то, второе... съесть бы этого пухлого кролика целиком, но кажется такое вовсе не принято. Что же с ним тогда делать?
— Они бы тебя не убили, господин Чоу, — сказал он небрежно. — Просто погулял бы раздетый по улицам. Но где же твои слуги?
Юнец спохватился и поклонился ему тоже.
— Простите, господин…
— Хуань Фэнбао.
— Господин Хуань Фэнбао, я был ужасно беспечен! Я отпустил слугу, чтобы... — Он покраснел. — Чтобы почувствовать себя самостоятельным мужчиной. Скоро моя свадьба, а я всю жизнь провёл под присмотром и ни разу не отлучался за ворота родного дома в одиночку.
Фэнбао едва не рассмеялся в голос. Невероятно! Нашёлся баоцзы, который оказался ещё более глуп и наивен! Кажется, триста лет назад таких дурачков ещё не делали, а теперь они повсюду!
Этот баоцзы, впрочем, не был одинок: слуга уже бежал к нему, поняв, видно, что если с господином что-то случится, то его первого выпорют.
— Наконец-то я вас нашёл! — воскликнул слуга. — Разве можно вот так теряться, хозяин?
Тут уж даже малыш Юань едва не рассмеялся, а Чоу Цзиньлю и вовсе раскраснелся как мэйхуа.
— Замолчи! Мы сейчас же отправимся в ямынь. Если бы не этот господин... простите, я не спросил вашего драгоценного имени и где вы остановились.
— Меня зовут У Цзиньюань, и мы собираемся на постоялый двор «Горное сокровище».
Юнец просиял.
— «Горное сокровище»! Тогда позвольте я угощу вас ужином, ведь и мы остановились там же! Разрешите откланяться!
Фэнбао вздохнул, провожая его взглядом. Столько жизни в этом персиковом бутоне, что все напасти ему нипочём! Просто отряхнулся и побежал дальше.
***
Лошадник не солгал, «Горное сокровище» и вправду оказалось чистым, уютным местом (не из дешёвых, конечно), куда допускалась только приличная публика.
Сидя в светлой комнате, у окна с видом на далёкие отроги в снежных шапках, малыш Юань пригубил вино, и улыбнулся, довольный.
— Может быть те, в переулке, и отбросы, но разве не встретили мы хорошего человека?
Фэнбао как раз принюхивался к блюдам на столе, поэтому медлил с ответом. Запахи смутно напоминали ему о чём-то. Вот эти кусочки мяса малыш Юань назвал курицей. А это белое — корнями лотоса. Но что из этого вкусно? Фэнбао помнил, что когда-то ему нравились баоцзы со свининой, истекающие золотым соком если их надкусить. Но не помнил ни вкуса ни запаха. А вино? О, они с Цин-эром славно напивались когда-то, в компании верных друзей! Как же их звали...
— Хуань Фэнбао? Почему ты не ешь? Тебе не нравится?
Он усмехнулся.
— Я так давно этого не делал... опасаюсь, что любая еда на языке будет как пепел.
Малыш Юань решительно придвинул ему рис, отваренный в чае.
— Начни с этого. Не такой тонкий, изысканный вкус, как получается у придворного повара, но он не оскорбит твой язык.
Хуань Фэнбао подхватил палочками немного риса, отправил в рот…
И тысячи фейерверков взорвались в его голове.
Еда! Вот за что он обожал человеческий мир! Белый рис настолько прост и изыскан, что подходит к любому блюду: белоснежный как пустота, основа всего! А куриное мясо, сперва томлёное в вине, а потом зажаренное до золотистой корочки? Оно будто тает во рту, но какое блаженство и насыщение! А волокнистый корень лотоса, не слишком мягкий, не слишком жёсткий, дающий челюстям поработать...
Лапша нежится в бульоне среди овощей и кусочков свинины, пузырьки золотистого жира вокруг, как звёзды, как драконья чешуя…
— Ф... Фэнбао? Еда никуда не убежит, зачем так спешить? Лучше выпей вина, не то подавишься…
О, вино! Как он мог забыть про вино?! Жгучее, но с нежным фруктовым ароматом! Они родичи с этим вином, в них обоих огонь и головокружение от яростного веселья!
— Не из кувшина же... Фэнбао!
— Тебе вроде как всё равно, на что тратить деньги? Так вели нести ещё!
Малыш Юань, ошарашенный, подчинился. Ведь Фэнбао уничтожил и его долю тоже, как пламя, пожирающее всё на своём пути.
— Что ж... это справедливо, ты ведь триста лет ничего не ел... —только и сказал он.
***
Наконец, после третьей перемены блюд, Фэнбао решил, что достаточно сыт и пьян. Им овладела приятная истома, но чего-то не хватало... тело требовало чего-то ещё. Может быть музыки? Или разговоров? Он смутно помнил что-то связанное с актёрами и девицами. И почему-то на ум снова пришёл юнец из переулка. Как там его звали... Чоу…
— Значит думаешь, что этот крольчонок Чоу Цзиньлю — хороший человек?
— Да, выглядит он так, будто мухи не обидит.
— Ха, да разве это значит, что он хорош? Как по мне, так он просто тряпка!
Малыш Юань недовольно покачал головой.
— Лишь потому что никто не учил его драться? Да, он выглядит изнеженным, но в мире всякие люди нужны: и те кто держит оружие, и те, кто ходит за плугом, и те, кто читает книги и слагает стихи.
Фэнбао был в благодушном настроении и не хотел вступать в слишком уж жаркий спор.
— На умника он тоже не похож. А впрочем, когда он явится, я готов его испытать.
Малыш Юань нахмурил густые брови, не понимая.
— Испытать?
Фэнбао подался вперёд, усмехаясь. Вот чего ему не хватало! Развлечения!
— Каков должен быть хороший человек? Он чтит родителей и своего государя, он не проводит дни в праздности, не читает безнравственных книг, душой и телом чист, ближним не делает зла и не распутничает, верно?
Малыш Юань задумался.
— Пожалуй... в общем верно.
— Тогда давай поспорим, что этим вечером я разоблачу твоего «хорошего человека» Чоу Цзиньлю. Мало того что он не удержится от порока: он полюбит порок как розовый чистенький поросёночек любит грязь. Ну как?
— Я не буду с тобой спорить! Чужая жизнь не игрушка!
— Ну, а я всё равно это сделаю.
— Не вздумай! Я запрещаю!
Фэнбао прищурился.
— Чего ты так боишься, малыш Юань? Если ты веришь в то, что мир населён хорошими людьми, и этот мальчишка один из них, так почему не доверяешь ему? Если его сердце и вправду чистое и стойкое, он просто победит меня, и все мои усилия пойдут прахом. Или... не может быть, ты на самом деле лжёшь и мне и себе?
— Делай что хочешь, —малыш Юань, кажется, ни на шутку рассердился. — Я верю в него. Но защищу его от тебя, если понадобится.
С этим он вышел, и к лучшему. Фэнбао как раз понял, что тело командует ему сладко вздремнуть...
***
Чоу Цзиньлю может и был тюфяком, но слово своë сдержал, и явился под вечер рассказать о своих приключениях в ямыне, да не один, а с подавальщиками, тащившими подносы снеди.
Истории о крючкотворстве Фэнбао мало интересовали, все его мысли занимала солëная речная рыба, нарезанная тончайшими, прозрачными ломтиками, шëлковая, тающая на языке…
Но и о юнце Чоу нельзя было забывать, поэтому одной рукой он закидывал в рот лакомые кусочки, а другой подливал ему вина в чарку.
Как же люди соблазняют друг друга… он отвык от этого за триста лет… да что греха таить, с тех пор как Цин-эр освободил его, не больше двух вëсен он распутничал. Потом же… никто ему стал не нужен.
Так как же завлекают кроликов, которых не собираются есть с рисом?
Прежде всего он сделал вид, что внимательно слушает, и даже поддакивал в нужных местах, с удовольствием замечая, что у малыша Юаня это получается хуже, а потому и юнец Чоу на него обращает меньше внимания.
Затем — осторожно перевел разговор на него самого, пусть разливается соловьëм. Фэнбао надеялся, что хоть в чëм-то юнец покажет себя с плохой стороны и разонравится малышу Юаню, но нет: из восторженных рассказов о жизни купеческой семьи выходило, что и впрямь этот оболтус за всю жизнь мухи не обидел, не умел обманывать, исправно соблюдал все буддистские ритуалы. Просто чудо!
— Вы говорили, что скоро женитесь. А что же ваша невеста? Ровня вам по положению? — спросил малыш Юань, и Фэнбао едва не дал ему оплеуху. Каков хитрец, вспомнил про невесту! И правда на поле боя ведëт себя иначе!
Чоу покраснел как девица, опустил глаза, и стал ещë милее.
— Я лишь раз еë видел, но с тех пор ношу еë образ в своëм сердце, и… и держу себя в чистоте для неë. Ведь как я могу прикоснуться к такой скромной, красивой девушке, зная, что сам запятнан? Друзья смеются надо мной: они большие любители певичек, даже едва не заманили меня обманом в весенний дом.
— И что же, выбрались вы из этой ловушки? — спросил Фэнбао, соображая, как обернуть это себе во благо. Крольчонок рассказывал о том, как блюдëт чистоту, а сам наверняка извëлся, мечтая о том, как уляжется с красавицей. Если бы удалось разжечь это пламя…
— Да, я смог, и долго потом не разговаривал с ними. Вы, благородные господа, опытнее меня! Рассудите, правильно я поступил?
— Да, вы поступили правильно. Я и сам давно принял решение не растрачивать себя попусту, ваше решение похвально, я выпью за него. — Малыш Юань поднял чарку.
Фэнбао, скрежетнул зубами. Что за прохиндей!
— А вот я считаю, что вы многое упустили, — пошëл он в атаку. — И я говорю не об удовольствиях, нет! Посудите сами: девица невинная и нежная, она ждëт, что еë муж будет опытен, подарит ей счастье как настоящий мужчина. А что получит? Мальчишку, который не знает, как подступиться к женщине. Не в обиду вам будет сказано.
— Но… мне рассказывали…
А теперь он слишком смутился. Как бы не потерять его… впрочем, Фэнбао заметил, что и малыш Юань задумался. Наверное его это тоже волновало.
— Знания ценны, но что они без опыта? Конечно, я вас не уговариваю. Возможно, вы будете счастливы со своей женой, вместе открывая новые наслаждения. Но есть и другая опасность: женщина может пристраститься к этому не меньше, чем мужчина. — Фэнбао понизил голос, став смертельно серьëзным. — И знаете, что произойдёт тогда?
Глаза кролика Чоу округлились.
— Нет…
— Ваши жизненные силы иссякнут в этой борьбе! — провозгласил Фэнбао. — Если, конечно, вы не научитесь укрощать женское начало и сдерживать свою ян.
— Вы… так рассудительны, друг Хуань! — восхитился мальчишка. — Наверное вы сами счастливо женаты?
Это было неожиданно больно, словно удар под дых. Несколько мгновений понадобилось Фэнбао, чтобы снова начать дышать.
— Я… когда-то нашëл человека, которому принёс клятву верности. — Он не мог лгать о таком, язык не поворачивался. — Мы пообещали друг другу никогда не разлучаться. Но… ничто не длится вечно.
Он не сразу заметил, что повисло молчание, что оба юнца смотрят на него с беспокойством… Ха, видели бы они свои глупые лица!
— Ну да что об этом говорить! Нет пира, который не кончается! — Давайте лучше пить и веселиться! Позовëм певичек! Малыш Юань, сходи-ка!
Крольчонок тут же вскочил.
— Позвольте… позвольте я пойду…
Фэнбао удержал его за запястье, погладив мимоходом тонкую кожу с внутренней стороны.
— Ну что вы, с вас угощение, с нас музыка! Верно, малыш Юань?
О, какой сердитый взгляд баоцзы на него бросил, уходя! Понял ведь, что проигрывает. Хотя Фэнбао знал, что до победы ещë далеко.
Взгляд крольчонка, меж тем, стал жалостливым, глаза заблестели от вина. Он придвинулся ближе, чтобы от сочувствия поухаживать, и сам не заметил, что лезет тигру прямо в пасть.
— Братец Хуань… должно быть тебе тяжело одному, — проговорил он, чуть не плача.
— Разве же я один, когда в мире столько хороших людей? — Фэнбао взял чарку из его рук, будто невзначай погладил пальцы, взглянул на пухлые, розовые губки, облизнулся задумчиво. — А вот плотский жар бывает трудно утолить. Но я сдерживаюсь, не хожу в весëлые дома, они только навевают тоску об утраченном. Был бы я монахом! Научился бы гасить эти желания в зародыше.
Крольчонок тяжело вздохнул. Ах, как же сладко от него пахло! Проглотить бы его полностью!
— Я… я и сам порой очень от этого страдаю, — доверчиво поведал он.
Фэнбао едва не побежал запирать дверь на щеколду, опасаясь, что малыш Юань вернётся вдруг и всë испортит.
— Что же, у вас нет какого-нибудь верного слуги или знакомого актëра? — небрежно спросил он.
— Вы что… — Крольчонок смутился. — Как же можно…
Фэнбао снисходительно рассмеялся.
— Но ведь забавы между мужчинами не считаются! Они ни в какое сравнение не идут с настоящими удовольствиями, зато помогают умерить немного аппетит. Всë равно что жевать пустой рис, чтобы не умереть с голоду до главного блюда!
— И вы, значит… так делаете? Но я никогда…
Клюнула рыбка! Подсечь его, да вытащить!
Фэнбао положил руку на его колено, наклонился ближе.
— Младший братец, я бы никогда не позволил тебе умереть с голоду.
Крольчонок был так поражëн, что позволил заключить себя в объятия, но ещë сдерживался, готовый в любую минуту высвободиться.
— Старший братец может научить тебя кое-чему, — прошептал Фэнбао, обдавая жарким дыханием . — И все тревоги уйдут…
Юнец вроде бы пискнул что-то неразборчивое, но сдался: закрыл глаза, покорный, как жертва на заклание.
"Взаправду есть нельзя", — напомнил себе Фэнбао .
ГЛАВА 3 - Содержание - ГЛАВА 4 (часть 2)