Падение Грёнера и Брюнинга
Белый шум
Разумеется, для генерала фон Шлейхера вопросы военной политики стояли на первом плане. При этом он, вероятно, полагал, что встретит в людях, которые следовали за знаменами Хитлера как при нынешнем руководстве, так и при реорганизации этой партии, более боевых союзников, чем в социал-демократии. Военный пыл, который поддерживался союзом имперского флага в социал-демократических рядах, Шлейхер либо не замечал, либо не принимал всерьёз. Во всяком случае после запрета штурмовых отрядов он поспешил выразить своё соболезнование представителям Хитлера и то же высказал президенту.
В этот момент в помощь национал-социалистам в более чем достаточной мере пришла германская юстиция. Верховный прокурор не нашёл в опубликованных Зеверингом документах ничего преступного и отказался возбудить против национал-социалистов преследование за государственную измену. Поэтому президент, подписавши декрет о роспуске штурмовых отрядов, почувствовал себя поставленным в неловкое положение. Он написал нелюбезное письмо Грёнеру и дал ему понять, что необходимо распустить также союз имперского флага. Когда у Грёнера, больного человека с прерывающимся голосом, хватило мужества под неистовые крики национал-социалистов в райхстаге отклонить это требование, — сцена эта несколько напоминает историю с Бюловым и Вильгельмом в деле «Дэйли телеграф»{123}, — Шлейхер воткнул ему нож в спину. После речи Грёнера он подошёл к своему начальнику и заявил ему в известной степени от имени армии, что его дальнейшее пребывание в качестве министра райхсвера недопустимо и что он должен подать в отставку. Грёнер был поражён словно ударом молнии. Он любил Шлейхера как «приёмного сына» и самым бескорыстным образом собирался открыть широкую дорогу талантам своего протеже. После своего назначения министром иностранных дел в октябре 1931 г. он собирался добровольно уступить Шлейхеру министерство райхсвера, с тем чтобы предоставить поле деятельности честолюбию этого способного человека. Его измены он не ожидал.
Покинутый Хинденбургом и фон Шлейхером, Грёнер должен был оставить пост министра райхсвера. При такой ситуации кабинету Брюнинга морально наносился смертельный удар. Старый президент в то время находился в своём имении в Нейдеке в Восточной Пруссии, где ему прожужжали уши жалобами на Брюнинга. Планы канцлера, желавшего поделить на участки часть обанкротившихся ост-эльбских поместий и заселить их крестьянами, были представлены президенту как «аграрный большевизм». Престарелый господин понял из всего этого лишь одно слово «большевизм». Министр труда Штегервальд, бывший рабочий, затем вождь христианских профсоюзов, в прошлом политический опекун Брюнинга, а теперь его министр, особенно упорно защищал эти планы и даже лично занялся вопросами расселения крестьян. У старого фельдмаршала возникли подозрения.
Брюнинг решил вывести интригу на чистую воду. Он хотел обратиться непосредственно к президенту с вопросом, пользуется ли он ещё его доверием, и рассчитывал, что у Хинденбурга не хватит духа ответить «нет». Но он не знал седого фельдмаршала так же хорошо, как знал его генерал Грёнер, который собственными глазами видел, как фельдмаршал с невозмутимостью бревна расставался с Людендорфом, с Вильгельмом II, со своими избирателями 1925 г. и с Германом Мюллером. «На что вы, безусловно, можете положиться, — сказал Грёнер, — это на неверность старого господина».
Когда Хинденбург вернулся из Нейдека, Брюнинг поставил вопрос о доверии. Это произошло во время их двухдневных переговоров. Они продолжались в первый раз один час, во второй раз четверть часа, ибо престарелый господин не в состоянии был долго разговаривать. На записочках большими буквами он записал свои вопросы, которые затем зачитал. «У вас в кабинете, как передают, министры носятся с большевистскими планами?» — был один из вопросов. Брюнинг попытался объясниться, но старого господина трудно было отвлечь от его записочек. На другой день он дал понять, что Брюнингу лучше отказаться от канцлерского поста и остаться в кабинете, подобно Штреземану, министром иностранных тел. Брюнинг однако отклонил это предложение. Со словами «и у меня есть своё доброе имя и своя честь» от оставил комнату. 30 мая 1932 г. после двухлетнего пребывания на своём посту пал этот «лучший со времени Бисмарка» канцлер под напором национал-социализма, недовольства генерала фон Шлейхера и происков ост-эльбских юнкеров.