ПРОКЛЯТЫЙ РУССКИЙ ПУТЬ

Начало здесь. То, какие ресурсы удается аккумулировать обществу, определяет и его дальнейший генезис. Объяснить то, почему русское государство развивалось именно таким замысловатым «особым» путем будет совсем несложно, проведя анализ имеющихся в его распоряжении ресурсов. А там, глядишь, докопаемся и до базового противоречия, не дающего русским преодолеть проклятие тяглового (мобилизационного) государства, к которому они скатываются раз за разом уже шестое столетие.

Московское царство, от которого ведет свою историю современная Россия, стало складываться при Иване III в виде мобилизационного (тяглового государства) и достигло своего апогея при Иване IV (Грозном). Первоначальный смысл мобилизации сводился к концентрации усилий для взятия под контроль всего Волжско-Балтийского торгового пути и консолидации в царских руках доходов от транзитной торговли (прежде всего – шелком), торговли пушниной, солью и т. д. Очевидная в таких случаях схема, когда земледелец производят прибавочный продукт, который изымается и используется на государственные нужды, например, на содержание армии, не работал. Причину я описывал выше – низкая урожайность при оседлом земледелии (сам-3 против сам-6-8 в Европе).

К тому же в отличие от торговых сборов администрирование налогообложения с крестьян было крайне затруднено вплоть до ее полной невозможности. С торговлей все предельно просто: торги происходили непродолжительное время в строго определенных местах. Самой крупной считалась Моложская ярмарка (выше современного Ярославля в устье реки Молога), только за счет пошлин с купцов дававшая казне 180 пудов серебра. Производство и сегодня гораздо сложнее в плане налогообложения, нежели торговля, а 500 лет назад задача осложнялась тем, что товарное агропроизводство было крайне неразвито, преобладало натуральное хозяйство. Например, что делать, если случился неурожай? Не соберет мытарь кесареву долю – ему секир-башка сделают. Если же он возьмет свое силой – крестьянин умрет от голода, что приведет, как говорится, к сужению налогооблагаемой базы. Случится урожай хороший – много «прилипнет к рукам» сборщиков податей.

Поэтому концепция тягла стала буквально прорывной: вместо того, чтобы изымать прибавочный продукт и кормить профессиональное войско, в Московии утвердился иной подход: пускай крестьянин сам себя кормит, а налог платит непосредственно своим трудом – строит дороги и крепости, воюет, исполняет ямскую, дровяную повинность и т. д. Благо, длинная зима давала для этого достаточно свободного времени. Разумеется, объектом налогообложения был не каждый отдельный обыватель или двор, а сельская или посадская (городская) община, связанная круговой порукой.

Даже стрельцы, профессиональные силовики в XV-XVII веках, исполнявшие полицейские и охранные функции, несшие стражу у границ, а во время войны составлявшие пехотные полки огневого боя, содержали себя преимущественно сами. В мирное время они помимо службы «вахтовым методом» занимались ремеслами, хлебопашеством, мелкой торговлей, обеспечивая таким образом себя пропитанием и экипировкой. Таково было их тягло. Хотя стрелецкий побор на крестьян все равно существовал, это вовсе не значит, что подати шли непосредственно на содержание стрелецкого войска. Царю-батюшке виднее, куды деньгу казенную девать.

Взятое под государственный контроль казачество продолжало существовать по тому же принципу: казакам даровались земли (которые и так их были) и привилегии, но для войны они обязаны были выставлять оговоренное число экипированных бойцов. Кстати, аракчеевская система военных поселений 1817-1857 гг. – попытка воссоздать тягловую систему уже в XIX столетии: мол, хлопотно империи содержать миллионную армию (военные траты были главной расходной статьей казны вплоть до конца минувшего века), так пускай солдатики хотя бы в мирное время сами себя содержат.

Конечно, посошная рать в плане боевой эффективности оставляла желать лучшего, но эффект массы создавала. Войны Московии преимущественно были успешными, особенно в восточном направлении – Казанское и Астраханское ханства пали, поволжские племена присягнули царю, платили дань (преимущественно пушниной) и несли определенные тягловые повинности. Там, где тягловую систему внедрить было невозможно, установилась система ясачная, то есть натуральная подать с покоренных племен Поволжья, Урала, Сибири. Взымался ясак преимущественно мехами, но в отдельных случаях и скотом. Взымание ясака – главный стимул для освоения русскими Сибири и Америки.

Кстати, для тех, кто не понимает разницы между данью и налогом, разъясняю: налоги расходуются в том числе в интересах налогоплательщиков (как их понимает власть, разумеется), в то время как ясак – чистый отъем без каких-либо обязательств государства по отношению к данникам. Поэтому фигуральное выражение «русские 300 лет грабили Сибирь» с формальной точки зрения будет верным. Освоение Сибири – процесс параллельный, во многом стихийный и государство к нему усилий практически не прикладывало.

Параллельно с формированием тягловой системы присвоения труда государством начала складываться и поместная. Служилых людей Иван III стал «помещать» на землю, давай в пользование имение с приписанными к нему тягловыми людишками – так начало формироваться помещичье землевладение, со временем вытеснившее вотчинное, когда имение принадлежало феодалу по праву рождения. Помещик, профессиональный воин или чиновник, получал землю с людишками лишь в пользование на время службы, в награду за службу и как источник финансирования службы. При этом дворянин прикреплялся к службе точно так же, как крестьянин прикреплялся к земле (номинальным собственником земли был царь).

Это принципиальным образом отличало русскую феодальную знать от европейской, встроенной в систему вассалитета, но являвшейся собственником своего феода. В Московии, а следом и в Российской империи вплоть до реформ Петра III дворянство фактически было таким же крепостным сословием, как и холопы. С той лишь разницей, что не имеющий собственности крестьянин должен был помещику и царю свой труд, а не имеющий собственности дворянин – свою службу и жизнь.

Именно разница в системе присвоения труда определила расхождение между европейским и русским путями развития. С момента, когда основным источником существования русского царства (Московии) становится земельная рента взамен утраченной торговой ренты (напомню, что с развитием трансокеанской торговли Волжско-Балтийский торговый путь утрачивает свое стратегическое значение) государство сталкивается с колоссальной проблемой – крайне низкой продуктивностью экономики. Проистекала она из-за суровых природно-климатических условий, следствием чего стала более чем вдвое низкая урожайность против европейской. Этим была продиктована экстенсивная модель развития общества и тягловая форма организации государства, которое могло существовать исключительно в форме гиперцентрализованного военного лагеря с жесткой иерархией.

Вот истинные причины, породившие проклятый «русский путь», а вовсе не ресурсное богатство, как утверждает Анатолий Несмиян в статье «Базовые противоречия». Торговое государство обладает большей системной сложностью, нежели архаичное тягловое государство, поскольку регулятором общественных отношений в первом случае выступает свободный обмен, во втором – институционализированное насилие. Это порождает и ключевое (базовое) российское противоречие, а именно ПРОТИРЕЧИЕ МЕЖДУ СТАБИЛЬНОСТЬЮ И РАЗВИТИЕМ. Можно выразите его и как противоречие между насилием и развитием.

Мобилизационный принцип концентрации ресурсов тяглового государства эффективен и целесообразен исключительно для ведения войн. Экстенсивная стратегия развития Московии строилась на том, что основным ресурсом государства являлись население, впряженное в тягло и управляемое бичом насилия. Служилое сословие, являющееся инструментом насилия, само находилось в перманентно мобилизованном, то есть несвободном состоянии.

Мобилизационная модель управления является устойчивой только в состоянии стабильности, стремящейся к полной неизменности. Но это категорически противоречит интересам развития, базирующемся на частной инициативе и творческим усилиям общества. И если для поддержания внутреннего контроля достаточно той самой стабильности, достигаемой полицейским насилием и церковью, легитимизирующей существующий порядок, то как быть с внешней конкуренцией?

Западное общество накапливает системную сложность, эволюционирует, общественные отношения усложняются, что подстегивает интенсивный рост экономики, науки, технологий. В результате накапливается критический разрыв в уровне развития между Европой и Россией, вследствие которого последняя становится… Нет, вовсе не объектом завоевания, ибо завоевывать эти гиблые земли никому не интересно, но объектом грабежа, если утрировать. Таким же объектом грабежа для русских выступали сибирские племена. Казаки ведь не захватывали их земли, не устанавливали своих порядков и даже на крещении язычников не особо настаивали. Просто раз в год собирали ясак, а дальше крутитесь, как хотите.

Запад (торговая цивилизация, пафосно выражаясь) практиковал более сложные формы присвоения туземного труда. Очень эффективный инструмент – неэквивалентный (неравноценный) обмен, суть которого сводится к тому, что купцы покупают колониальные товары по цене, близкой к себестоимости, перевозят и продают втридорога. Хочешь перевозить и продавать сам? Да ради бога, кто ж тебе запретит! Торговля – вещь добровольная. Строй порты, склады, корабли – и торгуй со всем миром, устанавливая ту цену, которую считаешь справедливой.

Вот только кораблестроение – это концентрация предельных технологий. Тут мало наличия сырья (с корабельным лесом, пенькой и железом как раз проблем на Руси не было) и мозолистых рук. Нужны еще, инженеры, мануфактурное производство парусины, инфраструктура по подготовке кадров (морских офицеров), умеющих пользоваться сложным навигационным оборудованием, читать и чертить карты. Для защиты корабля нужны пушки, а это высокотехнологическая металлургия. Чтоб стрелять из пушек, потребен порох (химическая промышленность)… Список необходимого можно продолжать еще долго.

Однако стабильность – враг развития, поэтому русское общество быстро накапливало отставание, становилось слабым. А слабых не только при необходимости бьют на поле боя, но и нещадно доят. Например, Muscovy Company (Московская компания) – английское торговое предприятие обладало с 1555 г. монополией на торговлю Северным морским путем (через Архангельск) и получило от царя массу льгот и привилегий, включая право беспошлинной оптовой торговли, возможность строить торговые дворы в некоторых русских городах, заводить канатные мануфактуры, набирать работных людей, расплачиваться английской монетой и многое другое.

Целью англичан было наладить торговлю по Волжско-Северодвинскому пути, прямой доступ к которому они получили, с Персией и Китаем. Однако замысел не удался. Персия к тому времени стала получать европейские товары через Турцию, а развитие трансокеанской торговли положило конец караванной торговле с Китаем, о чем представитель Московской компании узнал, добравшись до Бухары. Это обстоятельство сильно охладило интерес к Московии, но торговля приносила прибыль, и свою монополию англичане энергично отстаивали. Конец британским торговым привилегиям положил только в 1698 г. Петр I, одержимый идеей сделать Россию морской державой.

Пример Московской компании показывает формат отношения между метрополией и периферийной страной, которую не завоевывают, не присоединяют, не облагают данью, но выдаивают через неравноправные торговые отношения. Неравноправными они являлись не потому, что были навязаны силой оружия, а по причине отсталости Московии, не способной развиваться вровень с передовыми державами того времени.

Таким образом преодоление разрыва в уровне развития становится жизненно важным для России, поскольку несет угрозу ее существованию, как субъекту, в том числе благодаря образованию класса компрадорской буржуазии, ориентированной на обслуживание иностранных интересов. Уникальность российского пути в том, что для преодоления своей отсталости власть не отказывается от тягловой матрицы, а наоборот, совершает сверхусилие мобилизационного рывка именно для того, чтобы оставить ее неизменной. (Продолжение следует)