ПОРА ВЗРОСЛЕТЬ И ТРЕЗВЕТЬ! (часть 2)

Дмитрий Щигельский и Алексей Кунгуров продолжают анализировать возможные сценарии развития политического кризиса в Беларуси. Начало здесь.

КУНГУРОВ: - На ваш взгляд гражданское общество Беларуси потенциально способно воспринять и реализовать стратегию борьбы, в основе которой лежит пассивный экономический протест – забастовка, потребительский и финансовый бойкот?

ЩИГЕЛЬСКИЙ: - Давайте не будем обобщать, уплывая в абстракции. Нет никакого единого гражданского общества Беларуси. Существуют разные слои: «невероятные», старая оппозиция, независимые профсоюзы (а они в стране есть) – это разные игроки, они не едины в своих интересах, у них разное миропонимание, между ними существует взаимное недоверие, даже местами отторжение.

Среди актива эмигрантских оппозиционных центров мало людей с опытом реальной политической борьбы, зато много чиновников и представителей бизнеса, которые пытаются переносить на политику привычные им бюрократические и корпоративные методы управления. Это привело к тому, например, что к подготовке общенациональной стачки Тихановская вообще не привлекла реально существующие независимые профсоюзы, многие из которых имеют 20-летнюю историю. В итоге никто забастовку не готовил, ее просто объявили. Стоит ли удивляться, что она не началась. Стачка – это же не дворовый флешмоб!

Что вообще эти «мирнопротестующие» господа со светлыми лицами знают о забастовках, кто им мог о них рассказать? В Беларуси есть еще недобитые независимые профсоюзы. Они маргинализированы, не имеют массовой членской базы, но они есть, и обладают, пусть по большей части отрицательным, но все же практическим опыт. Почему ни один их представитель не вошел в Координационный совет? Им этот КС, наверное, не очень нужен, это не их тарелка, как говорится. Но если вильнюсско-варшавская оппозиция пыталась пугать Лукашенко забастовкой, то это они должны были привлечь опытных людей хотя бы в качестве консультантов.

Забастовка – это сложный комплекс мероприятий – организационных, пропагандистских, логистических, силовых. Давайте смотреть правде в лицо: стачку удавалось запустить только там, где стачкомы нейтрализовали угрозу со стороны штрейкбрехеров. А как это можно сделать? Главный, подчас единственный аргумент в этом споре – силовой. Да и «колеблющихся товарищей» заставляет примкнуть к забастовке иногда лишь страх получить колотушкой по черепушке.

Почему американские профсоюзы дружили с мафией? В начале XX века, когда пролетариат в США активно боролся за свои права, нужны были «специально обученные люди», которые умеют профессионально бить или даже убивать. Сами профсоюзы боевых структур не имели, поэтому привлекали на субподряд «братву».

Вот и представьте, какую забастовку могут организовать «невероятные» девочки и мальчики, всю свою трудовую жизнь проведшие в офисах с кондиционерами и кофе-машинами? Да еще с установкой на действия в рамках законодательства. Хочу напомнить, что в УК предусмотрена статья, карающая тюремным сроком за принуждение к забастовке. Объясните, как можно организовать забастовку без принуждения в ней участвовать?

Специфика именно Беларуси – наличие больших складских запасов готовой продукции. Таким образом предприятия становятся более устойчивыми к забастовочному шантажу, многие вполне способны выдержать простой в течении пары месяцев, не срывая поставки контрагентам. Поэтому, если вы хотите своей стачкой добиться именно экономического, а не морального и информационного эффекта, стоит озаботиться вопросом блокирования отгрузки готовой продукции со складов предприятия. Для этого необходимо создать рабочие дружины, что будут пресекать вывоз, либо, опять же, дружить с мафией, которая станет жечь грузовики. В идеале нужны полноценные боевые отряды.

То есть мы снова возвращаемся к вопросу кинетической силы, которую необходимо приложить, чтобы забастовка, как ненасильственный в основе своей метод политической борьбы, смог стать хоть сколько-нибудь эффективной.

Если заглянуть в анналы истории, мы найдем немало примеров, когда стачка имела политический значимый эффект. Но из этого не следует, что подобный опыт может быть успешно воспроизведен в Беларуси. Стачечное движение может сыграть свою роль в свержении режима. Но говорить об этом мы можем сейчас в той же тональности, что о роли марсиан в революции. Вот если вдруг прилетят марсиане и помогут прогнать диктатора – это хорошо. Если вдруг в стране случатся забастовки, то это сработает против власти.

Но сами они точно не случатся, а выстраиванием низовой инфраструктуры экономического сопротивления никто не занимается – это долго, сложно, опасно. Куда веселее жать кнопки в голосовалках – правда же? Нет низовых структур – не может возникнуть и координирующих органов на общенациональном уровне, невозможна та самая солидарность между предприятиям, совместная организация по блокированию, например, железнодорожных перевозок.

Что там еще было в списке – финансовый бойкот? В ноябре ситуация с валютными депозитами стабилизировалась, они начали расти после того, как Нацбанк поднял ставки. Учитывая, что за два первых месяца года рублевые депозиты в белбанках выросли более чем на 450 миллионов (спасибо щедрым ставкам до 18%!), говорить о том, что белорусы не доверяют свои деньги диктатору, не приходится.

Но даже если допустить, что финансовая система рухнет и произойдет шоковая девальвация образца 2011 года, никаких катастрофических политических последствий для режима это иметь не будет. Возможно, это повысит протестные настроения, но не протестную активность (это разных вещи). Я не столько прогнозирую, сколько описываю ситуацию, уже имевшую место. Фальсификация итогов президентских выборов в декабре 2010 года спровоцировало Площадь, а крах национальной валюты в следующем году – только так называемые молчаливые протесты, проходившие в формате флешмобов.

Вообще популярный тезис о том, что экономические трудности добьют диктаторский режим Лукашенко – это наивная мечта людей, мало разбирающихся как в экономике, так и в диктаторских режимах. Вот в демократических странах – там да, сколь-нибудь чувствительный экономический кризис тут же перерастает в политическую турбулентность. Но в диктатурах это так не работает! Вы можете голодать и топить в квартире «буржуйку» мебелью, пытаясь согреться, но деньги на содержание ОМОНа у Лукашенко будут всегда.

Что касается бойкота товаров и услуг, производимых госпредприятиями, под лозунгом «Лишим диктатуру денег!», то это иначе как глупостью не назовешь. Каким-то отдельным фирмам потребительский бойкот способен нанести ущерб, государству в целом – нет. В Беларуси основа фискальной системы – косвенное налогообложение. Государство получает доход от налогов и акцизов, «вшитых» в цену товара, а вовсе не от прибыли госпредприятий, которые, порой эту прибыль не видят годами. Нанести ущерб государству можно путем радикального снижения потребления. Можно даже заморить себя голодом назло государству? Небезызвестный профессор Шарп в числе методов ненасильственного протеста упоминал ритуальное самоубийство и голодовку. Метод есть, но его эффективность вызывает сомнения.

Остается резюмировать: экономический протест, как стратегия, направленная на достижение краха режима, не сработает. Ухудшить положение режима – да, сможет, но точно его не убьет.

КУНГУРОВ: - Возразить тут трудно. Могу лишь дополнить. Жизнеспособность диктатур, их устойчивость к экономическим потрясениям, способность существовать в условиях разрухи, недооценивали не только оппозиционеры. Западные союзники по антигитлеровской коалиции допустили стратегический просчет, желая «выбомбить» Германию из войны. Начиная с 1943 г. они практиковали ковровое уничтожение жилых кварталов городов рейха. Не потому, что являлись кровавыми маньяками, а потому, что пытались мыслить слишком рационально, полагая, что население, лишенное крыши над головой, голодающее, мерзнущее, существующее в постоянном страхе погибнуть, перестанет поддерживать войну. Солдаты на фронте так же окажутся деморализованы новостями из тыла, их боевой дух упадет, и Германия, исчерпав возможности сопротивления, запросит мира. Британия и США таким образом победят, даже не жертвуя жизнями своих солдат на континенте.

Все эти расчеты полетели к черту. Германию пришлось побеждать силой, а не демонстрацией силы. Гитлер предпочел сдохнуть, но не допустил самой мысли о признании поражения. Население, живя в подвалах руинированных городов, продолжало упорно работать на разбомбленных заводах, а солдаты на фронте сражались с остервенением. Поэтому попытки оценивать устойчивость диктатур с точки зрения рациональных критериев абсолютно непродуктивны. Помните, как все ржали над Лукашенко, бегающего с автоматом в компании Коленьки? Сам он относился к этому очень серьезно. Для него нет той цены сохранения власти, которую он бы счел неприемлемой. В этом свете трудно представить, какие экономические трудности должны постигнуть Беларусь, чтоб угробить политический режим.

Относительно эффективности западных санкций мы уже говорили ранее. Беларусь есть это классическое петрогосударство, то есть диктатура, экономический базис которой – присвоении сырьевой ренты. В таких государствах существует как бы две экономики – одна экономика ренты, питающая непосредственно господствующий класс, вторая экономика –внутренняя, социальная, то есть экономика, занимающаяся производством добавленной стоимости. Она не столь маржинальна, как сырьевой сектор, но худо-бедно кормит именно население. И санкции, что в РФ, что в Беларуси, бьют прежде всего по ней.

Санкции, которые деликатно обошли «Белнефтехим», «Гродно Азот», «Беларуськалий», но обрушились на предприятия ВПК, потребителем продукции которых является, в основном, Россия – как они в принципе могут повредить режиму Лукашенко? У меня одна версия: западные «друзья» таким образом пытаются вытеснить или хотя бы подорвать позиции белорусских машиностроителей на азиатско-африканских рынках. Если их вынудят оттуда уйти (гипотетически), это ударит, прежде всего, по постлукашенковской Беларуси, потому что уйти-то с рынка можно, а вот вернуться на него будет крайне тяжело, для этого оттуда придется кого-то убрать.

Возвращаясь к перспективам белорусской революции, остается констатировать, что методом исключения мы подошли к нашей последней надежде – инструментарию массового гражданского неповиновения, как методу ненасильственного протеста, на который можно сделать главную ставку в борьбе с диктатурой. Гражданское неповиновение лежало в основе украинского майданного движения в 2014 году. В 2020-м в Кыргызстане протестующие после украденных выборов немного поиграли «в правовом поле» до вечера, даже тапочки снимали, вставая на скамейки, а ночью перешли к нелегальным способам борьбы и к утру обрушили режим Жээнбекова. Погиб всего один повстанец. Это успешные примеры стратегий гражданского неповиновения.

Сейчас на наших глазах разворачивается эпичная битва движения CDM (эта аббревиатура обозначает по-английски движение гражданского неповиновения) с военной хунтой в Мьянме. Вы можете хотя бы умозрительно оценить, насколько базовый сценарий CDM применим и реалистичен для Беларуси?

ЩИГЕЛЬСКИЙ: - Моя главная претензия к вождям «невероятных» в том, что они дурят массам голову. Людям, пусть они совершенно инфантильны, нужно говорить правду, а не культивировать завышенные ожидания. Светлые вожди протеста просто эксплуатируют массовый инфантилизм населения, поддерживая в нем веру, что сложную проблему можно решить простым способом. Это как если врач станет убеждать больного, что рак можно победить, принимая пищевые добавки.

Беда в том, что народ охотно заглатывает эти пустышки и категорически не желает воспринимать реальность, занимаясь совершенно бессмысленными флешмобами с нажиманием кнопочек в смартфоне за переговоры с режимом. И пока сотни тысяч инфантилов верят в активно навязываемые им иллюзии, серьезно вести разговор о таком формате борьбы почти не с кем. Максимум вам напишут в комментариях «Окей, ребята, идите с голыми руками на ОМОН, а мы в окошко поглядим, как вас будут размазывать по асфальту».

Пока в массовом сознании господствует химерическая идея «мирного протеста», общество не находит в себе сил трезво взглянуть на реальность и осознать, что борьба требует жертв, что кинетическое усилие к режиму Лукашенко должно быть основой революционных практик.

Так что на ваш вопрос могу ответить коротко: стратегия гражданского неповиновения в Беларуси применима, но в настоящий момент нереалистична. Я невеликий специалист по Мьянме, но помню, что их романтический букетно-флешмобный этап борьбы за демократию имел место еще в период моей юности (1988 год) и закончился банальной кровавой бойней, учиненной военными. Это стало эффективным лекарством от «невероятных» заблуждений. С тех пор гражданское общество в этой стране проделало большой путь, создав и эффективные инструменты самоорганизации, и действенный политический субъект, который даже пришел к власти в 2015 г., но не смог ее удержать.

Поэтому, когда в феврале военная хунта «обнулила» 80% голосов избирателей, отданных за демократов, население не стало водить хороводы и устраивать флешмобы в интернете, а приступило к массированному сопротивлению хунте. Эти граждане уже не испытывают никаких иллюзий, поэтому даже сотни убитых не способствуют затуханию массовых уличных протестов, забастовок, осуществляемых в рамках общенациональной стратегии CDM.

Задача сегодняшнего дня – это повышение политической грамотности той части населения, которую принято называть гражданским обществом – тех, кто вовлечен в политическую активность, кто не удовлетворен ситуацией. К сожалению, действенная стратегия борьбы с режимом Лукашенко (действенная – от слова «действие») возможна только тогда, когда белорусское общество выйдет на качественно иной уровень солидарности.

Для того, чтобы сюжет массового гражданского неповиновения воплотился в реальность, нужно долго и упорно работать. Стоит последовать бессмертному ленинскому мему – «Учиться, учиться и учиться!». Учиться надлежит всем – и рядовым активистам, и вождям. Если последние продолжат демонстрировать свою необучаемость, значит снизу должны быть выдвинуты новые лидеры.

Не люблю выражаться абстрактно, но у народа должен возникнуть запрос на понимание ситуации. Неизбежный крах завышенных ожиданий на скорую победу будет этому способствовать. Как этот запрос возникнет – окажутся востребованы те идеи и носители идей, которые сегодня являются маргинальными и отторгаются «невероятной» массой. По мере вызревания революционной ситуации общество будет взрослеть, действовать более осмысленно и результативно.

Мы с вами можем способствовать социальному взрослению людей и тем самым приблизить момент обретения Беларусью и свободы, и подлинной независимости. Сегодня я смотрю в будущее более оптимистично, чем еще год назад.

Надеюсь на продолжение этого разговора на более детальном уровне.