ПОБЫЛ ШТРАФНИКОМ...Из воспоминаний Носиковского Шнеера Хаимовича.

...Как я вообще в штрафную роту попал, в марте 1943-го мы освободили посёлок. Увидели курятник, взяли оттуда несколько курей, свернули им шеи, ощипали и стали варить. А местные пошли и пожаловались на нас комбату. Комбат распорядился арестовать нас за мародерство.

В моем отделении было семь человек, кроме меня, все были бывшие шахтеры из Донбасса, так нас всех отдали под трибунал. Всем дали по 10 лет лагерей с заменой на три месяца штрафной роты, и всем отделением мы отправились «искупать вину кровью». С нами даже разговаривать не стали, никто не заступился, мол, мелочь, за что так строго наказывать. У меня уже была медаль «За боевые заслуги», старого образца, с колодкой на красной ленточке, так ее забрали перед отправкой в штрафную, а меня разжаловали из сержантов. Прибыли в штрафную роту, находящуюся на переформировке.

Я тогда многого не понимал, настроение мое было обычным, несчастным и загубленным я себя не ощущал. Через несколько дней, когда рота, приняв пополнение из уголовников, стала полнокровной, нас подвели к передовой и поставили задачу, атаковать высоту перед нами. Командовал нами офицер, про которого в роте ходил слух, что он сам бывший штрафник, бывший разжалованный майор, и был лишен звания Героя Советского Союза, полученного им на Финской войне, но так ли это было на самом деле? - иди знай.

Перед атакой этот бывший майор обратился к нам: «Братцы, только вперед, только вперед. У вас нет выбора!». Мне в штрафной роте выдали ручной пулемет Дегтярева с тремя дисками, а вторым номером я к себе взял бывшего зека, еврея из Чернигова по фамилии Лернер (он прибыл с уголовниками на пополнение, но в лагере сидел по «бытовой статье»). Атаку назначили на светлое время суток. Утром мы сосредоточились в километре от передовой, нас построили, привели под конвоем какого-то молодого парня.

Объявили, что он дезертир и изменник, и приговорен к расстрелу. Этот парень рыдал и выл, как белуга, но его прямо на наших глазах «шлепнули». Потом каждому из нас выдали по 250 грамм денатурата, причем, не из фляги наливали, а каждый получил в руки маленькую бутылочку-«мерзавчик», я такие только после войны во второй раз увидел. И мы пошли к высоте, по которой уже била наша артиллерия. Хоть и днем нас пустили в атаку, но с артподготовкой, а потом высоту стали утюжить наши ИЛ-2, и только когда улетел последний штурмовик, мы кинулись в атаку.

У подножья высоты был неширокий ров залитый водой, одним словом, «канава», возле него мы притормозили, и тут по нам начали остервенело бить с высоты из пулеметов, а потом подключилась немецкая артиллерия и минометы.

Мне трудно описать все детали этого боя, поскольку это был кромешный ад, в котором ничего не поймешь, мы знали только одно, надо прорваться на высоту, иначе всех сверху перебьют.

И когда до гребня высоты оставалось метров сорок, сверху на нас кинулись в контратаку, дико матерясь по-русски. Эту высоту, я думаю, держали именно «власовцы». Я еще до этого момента расстрелял все диски от пулемета, второго номера где-то «потерял» (его увидел живым уже после боя), а сам «дегтярь» покорежило пулей.

И тут на меня несется сверху с винтовкой с примкнутым штыком «власовец», на какие-то мгновения я просто оцепенел ...У меня был в руке только пистолет ТТ, который я взял у нашего убитого офицера. «Власовец» не смог с первого удара заколоть меня, я удачно увернулся, и штык только пропорол мою шинель и поцарапал грудь, и он, вместо того, чтобы сразу же нанести повторный удар и убить меня, вдруг застыл, видно растерялся, не мог понять, почему я не падаю, а я из пистолета «власовцу» точно засадил пулю в лоб.

Он упал замертво, я еще посмотрел на него, здоровый детина, заросшее щетиной лицо. Какие-то секунды стоял как «в тумане» над трупом, а потом словно очнулся, вокруг шла рукопашная, такая рубка...

Рукопашную мы выдержали, но с высоты оставшиеся немцы (или «власовцы») просто выкосили пулеметами всех штрафников, тех, кто еще находился на скатах. Мы так и не взяли эту высоту, каких-то тридцать метров не дошли... А потом по скатам стала снова бить артиллерия, и наша, и немецкая...

Живые стали в сумерках отползать к подножью, и собралось нас там всего восемь целых человек (те, кто вышел из боя без ранения)... Сколько из нашей роты получили ранения я не знаю, но думаю, что таких было много, так как сам видел, как раненых в темноте вытаскивали санитары . Остальные штрафники - убитые и заколотые остались навсегда на этой высоте...

Нас отвели в лес, но после такого боя мы были уже не люди, а какие-то озверевшие ... Мы орали друг на друга, еще долго не могли прийти в себя... Приехал старшина с полевой кухней, а кормить то некого!...Потом пришли два штабных офицера, выписали нам справки - «искупил вину», и сказали, что с этими документами мы можем вернуться в свои подразделения... Я вернулся в свой полк, находившийся в то время в двухстах километрах от Белгорода. Командир моей стрелковой роты, старший лейтенант Вербицкий, еще удивился, мол, как это я остался в живых в штрафной роте.