Оттепель

Идущий пятый год подряд беспрецедентный террор, развязанный режимом против народа, плюс внешнеполитический кризис, вызванный предельно авантюристической политикой, вынуждает задаться вполне практическим вопросом: как долго режим сможет удерживать такое положение вещей? Иначе говоря: когда он будет вынужден снижать уровень насилия как внешнего, так и внутреннего?

У этого вопроса есть и другая сторона: а что, если режим не может отказаться от террора? Что тогда? И если это так, то какова критическая черта по времени, за которой стабильность переохлажденного насилием общества уже невозможно будет поддерживать террором со стороны государства?

Это всё один и тот же вопрос, смысл которого заключается в определении черты, за которой устойчивость режима перестанет носить сколь-либо стационарный характер. Если Кремль сумеет начать снижать уровень насилия до достижения этой черты — у него есть шанс через тот или иной вариант «оттепели» перевести общество в релаксивное состояние, дать ему как минимум передышку после пяти лет беспрерывного тяжелейшего стресса. То, что сегодня этот стресс перешел в латентное состояние, люди притерпелись к нему, как к хронической боли, не отменяет того, что он на самом деле существует и давит на коллективное бессознательное. Если же Кремль не сумеет (не сможет, не захочет) завершать террор до достижения этой критической черты — система необратимо войдет в нестационарное состояние, в котором любой толчок может запустить процесс ее краха.

Где находится эта черта? Как ее можно определить?

Очевидно, что в ситуации военного кризиса эту черту можно определить как предел способности режима поддерживать боеспособность армии на текущем уровне. При этом такой предел неизбежно будет синхронизирован с готовностью общества или хотя бы его части поддерживать СВО своим собственным деятельным участием. Лучше всего это можно будет определить по возможности государства пополнять армию новым личным составом взамен выбывающего.

Нынешняя модель комплектования армии никак не вписывается ни в традицию, ни в логику, ни в возможности государства, но другие модели (добровольческая или мобилизационная) вообще не работают. Ни в России, ни в СССР, ни даже в древней Руси наемная армия за деньги никогда не существовала, однако нынешняя модель вынужденная, и уже видно, что предел её исчерпаемости близок. Регионы поднимают «цену» заключения контракта, и, скорее всего, не в последний раз. Причина на поверхности — заканчиваются люди, готовые за деньги идти воевать. Более того — их уже сейчас недостаточно, так как ротация личного состава и демобилизация части его по выслуге не предусмотрена. Причина как раз в том и заключается, что заменять выбывающих такая модель комплектования еще «вытягивает», но не более того.

Можно предположить с относительной долей уверенности, что примерно до середины следующего года через новые повышения выплат еще будет удаваться поддерживать этот баланс, однако далее восполнять убыль личного состава таким образом уже не удастся — желающих воевать даже за очень большие деньги станет критически мало. С этого момента возможности российской армии начнут быстро убывать, что вынужденно поставит перед режимом тот самый вопрос: как прекращать СВО?

Очевидно, что перемирие или даже какой-никакой мир нужно успеть заключить до наступления этого момента. Пока он не наступил, требования Кремля для заключения такого мира выдвинуты максимальные, но при приближении к этому дедлайну и риторика, и планка неизбежно начнёт снижаться. Деваться особо будет просто некуда.

Дотянет ли Киев до этого дедлайна — вопрос отдельный. Возможно, да, а может — и нет. Там свои процессы деградационного свойства, и тоже связанные с критическими проблемами комплектования ВСУ. Плюс эта зима для Украины будет близкой к катастрофе, поэтому возможен неконтролируемый массовый исход населения просто в силу попытки биологического выживания. Скорее всего, расчет Кремля как раз на это, предельно негуманно, но вполне рационально.

В любом случае критическая черта для России достаточно близка, но самое важное начнется потом.

Что будет делать режим, вынужденно свернувший террор — это вопрос вопросов. Настолько серьезный, что проще будет развязать новый конфликт или создать новый внутренний кризис, чем закончить нынешний. Проблема понятна: сворачивание террора выдвинет на первый план задачу формулирования нового проекта развития. А вот его-то нет и не предвидится.

Без проекта социальная активность социума оказывается в состоянии безвекторности. Террор как раз и прикрывает крах всех предыдущих проектов и моделей развития, канализируя социальную активность в страх перед репрессиями. Как только этот пресс будет снят, сжатая пружина начнет разжиматься, и если не предъявить направление, в котором она должна будет канализировать активность масс, они сами начнут создавать эти направления. А так как негативное всегда проще позитивного, то прекращение террора приведет к резкому усилению брожения и протестных настроений. Какое-то время уйдет на релаксацию, все-таки пять лет тяжелейшего стресса (а к тому моменту, возможно, что и все шесть лет) — это не шутка. Китайцы после трех лет ковидного террора приходили в себя примерно год. Но отдых закончится, и встанет вопрос — а что это было? И во имя чего? И неотвеченный властью вопрос будет вызывать ответы от самого общества, которое, будем откровенны, восприняло и ковид, и СВО далеко без восторга и понимания. И не только общество, но и сама управляющая каста - достаточно вспомнить тот самый Совбез, на котором Путин каждого персонально вынудил дать свое согласие на на начало СВО.

Поэтому вероятность «оттепели» сегодня не видится такой уж стопроцентной. Власть может пойти на новый кризис просто потому, что к мирной жизни она уже неспособна. Вернувшийся с войны солдат далеко не всегда может вписаться в мирную жизнь, а тут целое государство пять лет ведет беспощадную войну с народом, у него самого ПТСР давно в полный рост.

В любом случае осталось не слишком много — год от силы. Далее начнутся процессы, которые не поддаются контролю, социальная система перейдет в нестационарное состояние. Его сложно верифицировать, и, как правило, о его наступлении узнают по факту обрушения. Квази-стационарные состояния внешне выглядят обманчиво-привычно, но принципиально отличаются от «нормальных». А если учесть, что власть вообще плохо знает и понимает страну, которой управляет, то она может просто не заметить этот переход в качественно иное состояние.

Одно можно сказать с очень большой долей уверенности: переход от нынешнего состояния к чему-то совершенно иному неизбежен. Нельзя бесконечно держать систему в закритичном состоянии. Как бы вы ни напрягали мышцу, даже тренированную, физиология процесса ее напряжения такова, что по достижению в мышце предельного содержания вырабатывающейся при сокращении молочной кислоты мышца перестанет поддерживать свое сокращение и расслабится, даже если вы будете на остатках волевого усилия пытаться ее держать. С социальной системой всё то же самое. Закономерности, конечно, иные, но сущностно — никаких отклонений.